Мы понеслись по радиальному коридору, но системы-то слежения работают – и за нами топот. Свернули и – опять. А коридоров тут бесчисленное множество, радиальные, кольцевые; за двумя следующими поворотами должен быть еще один шлюз во внешний отсек – это наш последний шанс. Мы применяем беспатронные боеприпасы – пули 5,45 мм с управляемой аэродинамикой, можно и по кругу стрелять, и за угол. И даже с эффектом телеприсутствия, как будто у тебя глаз на ее кончике.
Легко, впрочем, только на словах, большая часть кольцевого коридора А2 покрыта слизью и аэрозоль со слизневидной дисперсной фазой стопудово мешает обзору. Эта «фаза» в два счета залепит забрало. Похоже, до шлюза нам уж не добраться. Что-то оплетает ноги, туловище – я почти не могу двигаться, не вижу то, что меня стреноживает; опять наверное невидимые узы, прочные подлые живые ниточки, диаметром так в 200-300 нм, но в большом количестве. Из последних сил рублю их ножом с нанозубцами. А из аэрозоля можно сказать выныривает еще одна кодла трансформантов; теперь во всей своей красе, без маскировки – дюжина шипастых воронок – двигаются к нам не глядя, глаза-то плесенью покрыты, ориентируясь по вибрациям. Некоторые бегут по головам и плечам нижестоящих – то ли ловкие как циркачи, то ли их поддерживает что-то тонкое и потому невидимое, но крепкое. Кричу командиру, чтобы залег, а сам закатываю в гущу трансформированных европейцев «эфку», то есть гранату – мощный толчок, по скафандру град останков, забрало шлема замызгано жирной копотью.
Трансформанты окочурились, однако на нас катятся прямо по воздуху кольца шизонта, первого поколения наверное. Они будто бы из щелей в стенных панелях вылезают. Да еще появились извивающиеся, червеобразные твари, как бы с глазком и колпачком на головке – те самые обещанные спирохеты, то есть микрогаметы. Летят не летят, но возникают, где хотят. Название этой смерти мы знаем, и то хорошо. Получается, не зря нас Бойе просветил, умираем не абы как, а хорошо проинформированными. Впрочем, многое всё равно неясно, сколько их тут и что им служит опорой? Крыльев-то нет, никакой аэродинамики. Может, и в самом деле они используют для движения какое-то космическое тело, типа вейландовского левиафана. На взгляд, они втягиваются в точку, а потом хитро вытягиваются из точки, только она уже сместилась к нам поближе.
– Над нами вентиляционный люк, – кричит Трофимов, хотя у нас работает близкосвязь. Топографическое чутье у него будь здоров; понял командир, что мы неточно позиционируемся на схеме станции, словно кто-то помехи строит. Выстрелами он сбивает задвижки и потолочная панель падает вниз. За ней и в самом деле вентиляционный канал.
– Корнеев, ты первый, – он подсаживает меня.
Я в трубе, оборачиваюсь, а плазмодий уже обвил командира. Он хрипит: «Уходи, Корнеев». К нему подплывают эти самые грушевидные макрогаметы – их словно ветер несет; обнаружили мы их на свою голову, а ведь даже злодею Бойе они не попадались. Уже шлем Трофимова полностью залеплен, я луплю очередями по липкой плазмодиевой дряни, но без толку, вот и магазин опустел. Командир еле слышно произносит «уходи», надо исполнять приказ.
Когда я отполз метров на десять – бубухнуло и волна горячих газов влетела в трубу. Подорвал себя капитан Трофимов, «эфка» у него тоже была в разгрузке, вместе с этой дрянью рванул.
7. Окрестности Юпитера. Конец командировки
По дороге пришлось раз пять стрелять по как бы людям. Честно говоря, я пару раз не вполне был уверен, что передо мной действительно трансформант. Всё решалось за мгновение; их кожные покровы распахивались, открывая багровое зево, оттуда как рвота вылетал поток слизи, прошитой жесткими нитями. И тут же прыжок, они цеплялись чем-то невидимым, но клейким за подволоку – отчего получалось высоко и далеко. Успел попрыгунчика зацепить очередью, лепестковая пуля всё же их тормозит – жив, а не успел, он тебя оприходовал…
Вот наконец заветная дверь лаборатории № 7, довольно невзрачная на вид, за ней вполне могла располагаться кладовка с туалетной бумагой и моющими средствами.
– Постойте, господин Келин.
С противоположного конца коридора к нам направлялся немного шаркающей походкой Гриппенрайтер, мой начальник.
– Я вас искал, но со связью творится что-то ужасное. Теперь я могу с вами согласится, количество дефектов не укладывается в допустимые вероятности…
В этот момент я поднял свою винтовку и его мозги почти целиком оказались на переборке.
Не знаю как, но я ощутил, что внутри Гриппенрайтера, милого лысого толстячка, есть еще что-то или кто-то, от него как-будто исходит второй взгляд...
По счастью, не ошибся; у лежащего тела разошлась грудина и из грудной клетки пошла выдавливаться слизь, пронизанная нитями и разорванными кровеносными сосудами.
– Даже для меня это было неожиданностью, я тебя такой сноровке не учила, – похвалила Шайна. Глядя на мертвого Гриппенрайтера, она даже не поморщилась, настоящий биолог.
В лаборатории Шайна стала доставать пробы из сумки и колдовать со своими секвенаторами.
Вот самый главный из них, похож на посудомоечную машину «желтой» сборки.
– ДНК-чипы позволяют почти мгновенно распознать структуру образца, – похвастала Шайна. – Дорогая, кстати, штучка.
И включила центрифугу. Что ж, у каждого своя радость.
В этот момент я почувствовал... Без всякого нейроинтерфейса. То есть, я еще не успел подключиться, но уже почувствовал. И даже не то, что подвергалось анализу в «посудомоечной» машине. А то, что вокруг.
Поликарбоновую стену с ее плотно упакованными цепочками атомов углерода, решетку на полу с потоками электронов, омывающими кристаллические узлы, колечки ароматических соединений, источаемых мятой, что растет в облачке из аэрозоля под потолком. Я чувствовал себя в кристаллах и аморфных структурах – ощущал притяжения и отталкивания атомов, паутинки электромагнитных взаимодействий, вибрации химических и вандервальсовых связей. Я слышал музыку сфер – атомов, соединяющихся в молекулы, и молекул, сцепляющихся в вещества, и веществ, рождающих сознание.
Я протекал по углеродным нитям и медным проводам, меня подгонял электронный ветер, который сдувал вместе со мной гудящие от возбуждения ионы.
Я различал «на ощупь и цвет» соединения кремния и азота, крупинки дисперсного золота и редкоземельные наночастицы, даже строгую красоту фуллеренов и пульсирующую электронную гущу квантовых ям.
Я присутствовал и там, где вещи теряли реальность, а пространство создавалось ручейками организующего времени, которые просачивались сквозь мембрану вакуума – ту, что защищала наш плоский мир от Бездны, наполненной бушующей хрональной энергией.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
