— Зачем?
Леон неопределённо пожал плечами.
Он вернулся на Керзон-стрит и тут же стал рыться в разных справочниках и изучать карту Англии. Он пошёл спать последним и встал первым, так как его комната располагалась ближе всех к парадной двери.
Его разбудил сильный стук в дверь.
Шёл сильный дождь. Прильнув к окну, он с трудом узнал Медоуза. Накинув халат, Леон побежал открывать дверь.
— Помните, мы с вами вчера вечером говорили о Лезерите? — начал инспектор, войдя в приёмную.
Голос его был резок и официален. Взгляд был насторожен и строг.
— Припоминаю.
— Вы этой ночью не выходили ещё раз?
— Нет. А что?
Опять подозрительный взгляд.
— Лезерита убили сегодня ночью, в половине второго, а в комнате всё перевёрнуто вверх дном.
Леон посмотрел на инспектора долгим взглядом.
— Вы нашли убийцу?
— Ещё нет, но мы разыщем его. Дежурный полисмен видел, как кто-то спускался по водосточной трубе. Ясно, что он проник в комнату Лезерита через окно. Лезерит был найден на постели мёртвым. Он получил удар по голове отмычкой. Преступнику удалось скрыться, но на окне остались отпечатки трёх пальцев, а так как он, несомненно, уже имел с нами дело, то эти отпечатки равносильны фотографической карточке. Что вы скажете на это?
— Я в восторге! — воскликнул Леон.
Когда инспектор ушёл, он бросился будить своих друзей, чтобы поделиться новостью.
На этом неожиданности не закончились. Когда друзья сидели за утренним кофе, снова явился Медоуз. Он вошёл, скорее вбежал в комнату бледный, с блуждающим от волнения взглядом.
— Здесь кроется тайна, которая даже вам не под силу, друзья мои, — начал он. — Сегодняшний день вписал чёрную строку в историю Скотленд-Ярда и дактилоскопии как науки… Сведена на нет целая система…
— Что случилось? — нетерпеливо спросил Манфред.
— Рухнула система отпечатков пальцев, — заявил Медоуз. Пойккерт, почти боготворивший эту систему, уставился на него с явным недоумением.
— Мы нашли дубликат, — сказал инспектор. — Отпечатки пальцев, несомненно, принадлежат Майклу Ленсоллу, а между тем, что тоже несомненно, Майкл Ленсолл сейчас находится в Уилфордской тюрьме, отбывая десятилетнее наказание.
Что-то заставило Манфреда посмотреть на Гонзалеса. Лицо его излучало радость.
— Человек, певший в церкви, — произнёс он негромко. — Это лучшее из всех дел, какие мне довелось вести! Дорогой Медоуз, присядьте, закусите с нами! Нет, нет, обязательно присядьте! Я хочу кое-что узнать о Ленсолле. Могу я повидать его?
Медоуз взглянул на него с изумлением.
— Зачем это вам?.. Да, такого позора мы никогда ещё не переживали. Скажу вам больше: когда мы показала полисмену фотографический снимок Ленсолла, он признал в нём того самого человека, который спускался по водосточной трубе! Тогда я подумал, что Ленсолл удрал из тюрьмы. Так нет же! Сидит!
— Могу я увидеть Ленсолла?
Медоуз колебался.
— Если вам так этого хочется, то я не вижу препятствий. Вы ведь знакомы со смотрителем тюрьмы?
— О, разумеется!
Около полудня Гонзалес был уже на пути к Уилфордской тюрьме. Это была одна из небольших тюрем, предназначенных преимущественно для долгосрочных арестантов, ведущих себя сравнительно хорошо и умеющих переплетать или печатать книги. Таких «ремесленных» тюрем в Англии несколько: Медетонская — для книгопечатания, Шептон-Миллетская — для малярно-красильных работ и т.д.
Главный надзиратель сообщил Леону, что Уилфордскую тюрьму предполагают вскоре закрыть, а арестантов перевести в Медетонскую. Он говорил об этом с явным сожалением.
— Здесь у нас народу не много. Они не беспокоят нас, да им тоже неплохо здесь. Вот уже столько лет, как не было ни одного случая неповиновения. Ночью у нас дежурит только один смотритель, — сами можете судить, насколько они здесь смирны.
— Кто дежурил сегодня ночью? — спросил Леон. Не ожидавший такого вопроса надзиратель несколько удивился.
— Мистер Беннет, — ответил он, — между прочим, он утром захворал: прилив жёлчи. Я только сейчас навестил его. Мы с ним беседовали о том арестанте, которым вы интересуетесь…
— Могу я видеть начальника тюрьмы?
Надзиратель покачал головой.
— Он отправился в Дувр вместе с мисс Фолиен. Она едет на материк.
— Мисс Фолиен?
— Его дочь.
— Её зовут Гуэнда?
Надзиратель кивнул.
— Она обучалась врачебному искусству?
— Да, — ответил надзиратель, — она хороший врач. Ведь когда Майкл Ленсолл чуть было не умер от разрыва сердца, она спасла ему жизнь. Теперь он работает у начальника в доме.
Они стояли в главном тюремном зале. Леон окидывал взглядом длинную вереницу стальных балкончиков и маленьких дверей.
— Ночной смотритель, должно быть, сидит здесь? — спросил он, кладя руку на высокую кафедру, возле которой они стояли. — А эта дверь ведёт…
— В частные апартаменты начальника.
— И мисс Гуэнда, наверное, частенько входит через неё с чашкой кофе и бутербродом для ночного надзирателя, — прибавил он небрежно.
— В общем-то это было бы не по уставу, — ответил надзиратель уклончиво. — Так вы хотели повидать Ленсолла?
Леон покачал головой.
— Я передумал.
— Где же мог такой жулик, как Лезерит, петь в церкви в день Рождества Христова? — спросил Леон за ужином. — Только в одном месте — в тюрьме. Ясно, что в тюремной церкви в это время находились начальник тюрьмы и его дочь. Бедный Медоуз! При всей своей глубокой вере в дактилоскопию так провалиться из-за того, что выпущенный на волю арестант остался верным своему слову, а насильственно усыплённый надзиратель мирно спал на своей скамеечке в то время, как тюрьму охраняла хорошенькая Гуэнда Фолиен!
Глава 10.
Бразилианка
Полёт продолжался в густом тумане. Пассажиры изнемогали от духоты.
Когда Ла-Манш был уже позади, пилот снизился до высоты всего лишь в двести футов.
Вошёл лакей с известиями из моторного отделения.
— Густой туман — будем садиться в Лондоне. Автомобили отвезут вас в город, господа.
Манфред наклонился к даме, сидевшей перед ним.
— Ваше счастье, — произнёс он тихо.
Дама обернулась и недоумённо посмотрела на него.
Вскоре они весьма удачно приземлились. Спускаясь по лесенке, Манфред предложил руку очаровательной даме.
— Вы сказали…
— Я сказал, что для вас посадка в Лондоне — большое счастье, — сказал Манфред. — Ваше настоящее имя Кетлин Цилинг, хотя большинству людей вы известны под именем Клары Мэй. В Кройдоне вас уже ожидают два сыщика, чтобы допросить о судьбе жемчужного ожерелья, пропавшего в Лондоне три месяца тому назад…
— Благодарю вас, — ответила дама непринуждённо. — Эти сыщики мне знакомы: Эдмондс и Фенникер. Я им пошлю депешу… Вы тоже сыщик?
— Не совсем, — улыбнулся Манфред.
Она взглянула на него с интересом.
— Кто же вы? Для адвоката вы кажетесь слишком честным. Но кто бы вы ни были — благодарю вас!
— Если у вас возникнут какие-либо затруднения… — Он протянул ей визитную карточку, на которую она даже не взглянула. — Вы, пожалуй, удивлены моим участием. Дело в том, что год тому назад на Монмартре один из моих друзей неминуемо был бы убит бандой Фуре, если бы вы тогда не помогли ему.
Теперь уже она с интересом взглянула на визитную карточку и… переменилась в лице.
— Так вы тоже из этой шайки… Справедливых. Ваши люди буквально преследуют меня. Этот Леон…
— Гонзалес.
— Да. Так это он был тогда на Монмартре?..
— Где вы живёте в городе?
Она дала ему свой адрес. В этот момент подошёл таможенный чиновник, и разговор прервался.
В автобусе, отвозившем пассажиров в Лондон, её не оказалось.
Клара Мэй была известна Манфреду как крупная международная аферистка, и он знал, что Скотленд-Ярд будет бдительно наблюдать за ней.
Только подъезжая к Лондону, он пожалел о том, что не спросил её о Гарри Лексфильде, хотя он не был уверен, что они знакомы.
Когда Джорджу Манфреду и его товарищам ввиду войны было даровано помилование за преступления как свершённые ими, так и приписываемые им, власти взяли с них торжественное обещание, что они впредь будут свято соблюдать дух и букву закона. Справедливые ни разу не нарушили этого обещания. Только один раз пришлось Джорджу пожалеть о данном им слове, когда под его наблюдение попал Гарри Лексфильд…
Это был тридцатилетний высокий мужчина, красивый и элегантный. Женщины сходили по нём с ума. Весьма уважаемые люди приглашали его к себе в дом.
Первое знакомство Манфреда с Лексфильдом было совершенно случайным.
Однажды, возвращаясь домой поздним вечером, Манфред заметил на углу Корнер-стрит беседующую парочку. Мужчина говорил громко и резко, женщина — приглушённо и мягко. Джордж прошёл мимо, полагая, что здесь происходит одна из тех заурядных ссор, которых умные люди стараются избегать. Но звук оплеухи заставил его резко обернуться.
