- Простите, что я распорядился вас разбудить, - заговорил он. - Но, право же, я дольше ждать не мог.
- Помилуйте, я вам за это признателен, - сказал я. - Я заспался, этого со мной обыкновенно не бывает... Чашку чаю разрешите?..
- Нет, благодарю вас, чаю не хочу. Вот от рюмки коньяку не откажусь... Спасибо, достаточно. Ну-с, вы знаете, зачем я пришел?
- Я полагаю, что вас прислал ко мне Феликс, - ответил я. - Со вчерашнего дня произошло что-нибудь новое?
- Еще нет. Покамест нет, - пробормотал инженер, и глаза у него сделались опять стеклянными.
- В таком случае я в самом деле не догадываюсь,
- Боюсь, что я действительно напрасно пришел,-сказал он. Он сидел, наклонившись вперед, и смотрел в сторону совершенно бессмысленным взглядом. - Я вообразил себе, что вы сможете мне сказать, с кем говорили вы вчера вечером по телефону об Ойгене Бишофе, вы помните? Больше вы не думали о том, кто бы могла быть эта дама?
- Думал, - сказал я порывисто, и не успел еще договорить это слово, как меня осенило своего рода наитие, я внезапно пришел к заключению, показавшемуся мне необходимым и убедительным. - Я думал и пришел вот к какому выводу. Дама, с которою я говорил, может быть только актрисой. Я полагаю, что знаю ее по сцене, потому что с Ойгеном Бишофом у меня было мало общих знакомых. Но когда и в какой пьесе я видел ее, этого я, к сожалению, припомнить не мог.
- Благодарю вас, - выпалил инженер и устремил совершенно равнодушный взгляд на степной зеленый коврик.
- Думаю, что я еще вспомню ее фамилию, - продолжал я, помолчав, - мне нужно для этого известное время. Мне придется перебрать в памяти не слишком много имен, я за последнее время не очень часто бывал в театрах.
Инженер сидел против меня безучастно, подпирая голову рукою. Он все еще не говорил ни слова, и его молчание невыразимо тяготило меня.
- Если бы мы могли встретиться после обеда, - предложил я, - скажем, в пять часов - такой срок должны вы мне дать, - то я уверен, что до тех пор...
Он прервал мои слова движением руки.
- Нет, не трудитесь, - сказал он. И затем, протянув руку к бутылке с коньяком, принялся пить рюмку за рюмкой как помешанный.
- В пять часов дня, говорите вы? - продолжал он после седьмой рюмки. В пять часов дня я буду знать, с кем вы вчера говорили, в этом не приходится сомневаться, судя по тому, как обстоят дела.
- В самом деле? - воскликнул я с изумлением и недоверием. - Разве у вас есть какая-нибудь отправная точка? Откровенно говоря, я не могу себе представить, каким образом...
- Можете на меня положиться. Я знаю, что говорю,-пробормотал инженер и опрокинул восьмую рюмку, девятую и десятую; он, казалось, привык пить коньяк стаканами.
- Было бы, конечно, чрезвычайно важно узнать, кто эта дама, - сказал я. - Я думаю, нам придется расспросить кое о чем, прежде всего...
Он покачал головою.
- Я не думаю, что мы получим от нее какие-либо разъяснения, - сказал он и затем опять ушел в тупое молчание.
Прошло несколько минут. Мы молча сидели друг перед другом. В моей спальне Винцент, по своей привычке, вполголоса разговаривал сам с собою, по временам приостанавливался и насвистывал припев какой-то солдатской песни. Сквозь открытое окно глухо доносился уличный шум, от грохота катившегося мимо грузовика тихо дребезжали рюмки с коньяком и серебряный молочник... Я увидел на столе листок со вчерашними моими заметками и спрятал его.
Вдруг инженер встал. Несколько раз прошелся по комнате энергичными шагами. Перед моими чемоданами он остановился.
- Итак, это дело кончено, - сказал он совершенно другим тоном. Простите, что нарушил ваш сон. Это было совершенно излишне... Вы собираетесь уехать, как я вижу...
- Да, в Богемию. У меня есть маленькое поместье близ Хрудима... Не угодно ли еще рюмку коньяку?.. Мой поезд идет в семь часов вечера.
- Разрешите узнать, чем вызван ваш экстренный отъезд?
- Я еду охотиться на красного зверя.
- Вы думаете, дикие козы ваших лесов поведут себя очень несдержанно, если вы заставите себя ждать несколько дней?.. Шутки в сторону, барон, - не отложите ли вы свою поездку?
- Я, право, не понимаю, что должно меня от нее удержать.
- Не выходите сразу из себя, - сказал инженер и, подняв голову, посмотрел мне в лицо. - Позвольте мне разок поговорить с вами совершенно откровенно... Я был сегодня ночью в скаковом клубе... Я о вас беседовал с некоторыми вашими добрыми друзьями, вы были предметом довольно оживленных дебатов. Нет, вы не тот, каким показались мне вначале, не артист в душе, не эстет. Ваше имя упоминалось не иначе как в оригинальном тоне почтительной ненависти. Говорят, что при некоторых обстоятельствах вам доводилось обнаруживать известную, ну, скажем, широту взглядов в выборе средств. Кто-то назвал вас вчера великолепной бестией... Сидите, пожалуйста, спокойно! За что купил, за то и продаю, и никакого не имею намерения вас обидеть... Вы собираетесь уехать в свое имение стрелять диких коз. Ладно. Я понимаю. Но к чему это? В смерти Ойгена Бишофа вы не виновны, не можете быть виновны. Черт побери, если только половина того, что мне о вас рассказывали, правда, то я не понимаю, почему вы как раз в этом случае не бережете своей шкуры, почему вы покорно исполняете приказ моего друга Феликса...
- А я, господин инженер, не понимаю, какое это все... какое имеет отношение Феликс к моей маленькой экскурсии.
- Вы желаете в прятки со мной играть? - спросил инженер и посмотрел на меня серьезно и внимательно. - К чему? Не предавайтесь, пожалуйста, никаким иллюзиям: никто из ваших знакомых не преминет констатировать, что вы мастер стильных инсценировок, если даже в газетных сообщениях о несчастье, случившемся с вами на охоте, не будет особо подчеркнуто это ваше дарование.
Я несколько секунд соображал, прежде чем понял его мысль. Я встал, так как не имел охоты продолжать этот разговор. Инженер встал тоже. По блеску в его глазах, по пылавшим щекам, по размашистым движениям рук я видел, что алкоголь начинает на него действовать.
- Вмешиваться в чужие дела всегда невыгодно, - продолжал он возбужденным тоном. - Тем не менее я предлагаю вам отложить свой отъезд на два дня. Я не отрицаю, что вы находитесь в зависимом положении. Но что скажете вы, если я обещаю вам не позже чем в сорок восемь часов сообщить вам и Феликсу, кто был убийца Ойгена Бишофа!
Его слова не произвели на меня впечатления, я не отнесся к ним серьезно, я был уверен, что он расхвастался только под влиянием алкоголя. Его самоуверенный тон привел меня в раздражение, и я готовился дать ему резкий отпор. Но вдруг мне пришло на ум, что он, пожалуй, мог узнать какие-нибудь новые обстоятельства, какую-нибудь частность, ускользнувшую от моего внимания. Не знаю почему, но внезапно я проникся уверенностью, что он знает больше меня об этом деле. Мне показалось весьма вероятным, что он нашел в павильоне какие-то следы и сделал из них вывод относительно личности того незнакомого посетителя, которого он называл убийцей.
- Отпечатки пальцев? - спросил я. Он взглянул на меня с видом полного недоумения и не ответил.
- Не нашлись ли в павильоне отпечатки пальцев убийцы?
Он покачал головой.
- Нет, никаких там не нашлось отпечатков, - сказал он. - Знайте, что убийца вообще никогда не посещал виллы. Ойген Бишоф оставался все время один в павильоне.
- Но вчера вы говорили...
- Я ошибался. Никого у него не было. Дважды выстрелив из револьвера, он исполнял приказ, находился под давлением чужой воли - так рисуется мне сегодня это событие. Убийца не был у него ни в роковое мгновение, ни раньше, так как мне известно, что он многие годы не выходит из дому...
- Кто? - воскликнул я в изумлении.
- Убийца.
- Вы его знаете?
- Нет, не знаю. Но у меня есть основание предполагать, что он итальянец и почти не понимает по-немецки и что он, как я уже сказал, не выходил из своей квартиры много лет.
- Как вы это узнали?
- Урод, - продолжал инженер, не обращая внимания на мой вопрос, своего рода чудовище, человек необычайной тучности, вероятно патологической, и вследствие этого осужденный на полную неподвижность. Так выглядит убийца. И эта гнусная тварь оказывает совершенно необычайное притягательное воздействие по преимуществу на артистов, вот что замечательно. Один был художником, другой - актером - обратили вы на это внимание?
- Но как вы узнали, что убийца уродлив?
- Чудовищно безобразен. Человеческий выродок,-повторил инженер. - Как я это узнал? Вы меня, вероятно, теперь считаете невесть каким проницательным человеком. В действительности мне просто повезло немного в моих розысках.
Он приумолк и стал внимательно разглядывать резьбу кресла перед моим письменным столом.
- Стулья в стиле Бидермайера особенно ломки, не правда ли? - спросил он. - Тут у вас мебель Бидермайера. Чиппендейл? Вот именно. Доктор Левенфельд присутствовал при телефонном разговоре, который Ойген Бишоф вел из конторы придворных театров с какою-то дамой, быть может с тою, которая вчера вызывала его... Знаете вы доктора Левенфельда?
