— Алиной ее зовут! — взвился олигарх. — И никакая она мне не любовница! У нас чисто деловые отношения! И никого я не убивал, конечно же…
— Не думаю, что следаки тебе поверят, — передразнил его князь. — Но лично я тебе верю, Миша. А ты мне — нет! Вот что значит аристократическое происхождение и величие духа! А вы, купчики, всегда всех подозреваете…
Жанна Хват уже совершенно взяла себя в руки и решительно произнесла:
— Клянусь, что найду убийцу, чего бы мне этого ни стоило! Потому что если это не мы, то…
Она уставилась на Ярослава. Князь и олигарх тоже взирали на него с нескрываемым ужасом. Даже Диля отшатнулась от него.
— Вы что, окончательно рехнулись? — спросил он, вдруг осознав, что говорит каким-то совершенно чужим голосом. — Я был все время у вас на виду!
— А вот и нет, — ввернула Жанна, — когда я вернулась с инструментами, то тебя не было! Ты вполне мог побывать наверху и убить Вику!
Чувствуя, что его сердце грохочет, как ветхий будильник, Ярослав заявил:
— Если уж на то пошло, и вы тоже могли, делая вид, что идете за инструментами, убить Вику!
— Ее в автомобиле не было… — сказала Жанна, а Ярослав заявил:
— Это по вашему утверждению ее там не было. А может, была, вы ее оглушили, затем перетащили наверх и убили? И сделали вид, что вернулись с чемоданчиком в холл. Вы отсутствовали подозрительно долго…
А затем, ткнув правой рукой в князя, а левой в олигарха, отчеканил:
— И любой из вас мог это сделать! Вы ведь тоже оба были вне поля зрения, во всяком случае, моего.
Степа и Миша переглянулись, но ничего не сказали.
— Или… — произнесла дрожащим голосом Диля, и все уставились на нее. — Или это сделал «Петрополис»! Точнее, проклятие номера сто восемьдесят четыре!
Неделю спустя— Отличный виски, — произнес седой, с пушистыми усами и военной выправкой мужчина в инвалидном кресле. Он поставил бокал на подлокотник кресла и взглянул на своего гостя, франтовато одетого субъекта со старомодным галстуком-бабочкой, и спросил:
— Но все же ты не для этого привез мне из Москвы такой раритет, чтобы мы вместе с тобой его распили, ведь так, Генрих?
Московский гость, известный столичный адвокат Генрих Максимович Светлый, вздохнул, картинно воздел к потолку руки и произнес:
— От тебя, Ромик, ничего не утаить!
Он смолк и внимательно посмотрел на человека в инвалидном кресле, Романа Романовича Лялько, некогда однокашника и единственного человека, которого адвокат Светлый, прожженный циник, мог бы назвать своим другом.
Много десятилетий назад их пути разошлись: Генрих остался в Москве и выбрал адвокатскую стезю, а Роман вернулся в родной Ленинград и начал работать в уголовном розыске. Теперь, по прошествии времени, Генрих превратился в одного из самых известных и высокооплачиваемых адвокатов по уголовным делам в стране, а Роман, оттрубив в уголовном розыске, заработал на оперативном задании инвалидность, вышел в отставку и основал детективное агентство в городе на Неве. С финансовой точки зрения Генрих, конечно же, обошел друга молодости, но в сфере семейных отношений фору дал, естественно, Роман.
Адвокат Светлый поставил свой бокал на полированный столик, осмотрелся и подошел к стене, на которой были вывешенные в ряд портреты. Хозяин терпеливо ждал, пока гость соберется с мыслями. Он подъехал к старому другу на инвалидном кресле и, с гордостью глядя на портреты, сказал:
— Мои достопочтенные предки! Все Лялько. Все Роман Романычи. Наше семейное имя!
Адвокат посмотрел на пустое место около стены и произнес:
— Для себя тоже место заготовил, Ромик?
Лялько усмехнулся в усы и ответил:
— Всему свое время. Вот призовут меня на суд, причем на последний, тогда наследники мой портрет здесь и повесят. Но не раньше!
Светлый хохотнул и завистливо подумал, что, несмотря на травму позвоночника, лишившую его способности передвигаться, Роман в свои годы был в отличной физической форме, а вот он сам… Генрих тяжело вздохнул, не понимая, как можно истязать себя всеми этими физическими упражнениями, если смысл жизни — делать, есть и пить то, что нравится! Впрочем, его собеседник придерживался иной позиции, это и объясняло, почему они, погодки, выглядели как дядя и племянник. И в роли престарелого дяди был Генрих Светлый, а подтянутым молодцеватым племянником — Роман Лялько…
— А вот и основоположник вашей династии, — Светлый подошел к первому портрету, изображавшему высокого, солидного мужчину со стрижкой бобриком и пышными бакенбардами. — Роман Романович…
Лялько, подкатывая к нему, пояснил:
— Петербургский Шерлок Холмс! Самый известный и проницательный из агентов Санкт-Петербургского уголовного розыска до революции. Его первое дело…
Светлый чуть скривился — еще в студенческие годы он на собственной шкуре убедился, что Лялько обожает говорить о своих предках, которые что при царях, что при Советской власти работали в уголовном розыске города на Неве.
— Послушай, а ведь это он всеми непонятными вещами в «Петрополисе» занимался? — спросил он, а Лялько, смолкнув, вперил в старого приятеля взгляд своих выпуклых темно-карих глаз и осторожно сказал:
— Да.
А потом, мгновением позднее, уточнил:
— Ты ведь поэтому и приехал, Генрих? Из-за этой мертвой девицы в «Петрополисе»? Чьи интересы представляешь — Михаила Прасагова или его светлости американского князя Стивена Захарьина-Кошкина?
Светлый закашлялся, а потом не без восхищения произнес:
— Шерлок Холмс — не только твой предок, но и ты сам! Допер в считаные мгновения, почему я тебя навестить вот решился…
— Это у нас семейное, — произнес без ложной скромности Лялько и, ловко развернув кресло, подъехал к столу. — Хочешь еще виски, Генрих?
Светлый не отказался бы, однако надо было все же держать себя в руках. Напиться он мог и позднее, в номере «Европы».
— Но как ты понял? — спросил он, а Лялько, плеснув виски в бокал, протянул его адвокату.
— Возьми! Вижу, что хочется! Ценю заботу обо мне, но одним виски ты не отделаешься, Генрих. Если это будет заказ, то по полной программе. Итак, «Петрополис»?
Осушив бокал одним глотком, столичный гость сказал:
— А тебя, смотрю, это не удивляет…
Лялько, склонив голову набок, заметил:
— Идею олигарха восстановить гостиницу я сразу счел сумасбродной. Если по-моему, так надо оставить все как есть. Второго «Петрополиса», даже если все отремонтировать, перестроить и отлакировать уже не получится. Попытка вернуть прошлое всегда обречена на провал. С таким же успехом можно отреставрировать египетские пирамиды, запустить туда толпы туристов и радоваться тому, как все красиво выглядит! Да, «Петрополис» умирает, но это естественный процесс. Смертны не только люди, но и здания, правда, у них этот процесс длился намного дольше, чем у нас, бренных созданий из плоти и крови…
Подъехав к столику, Роман налил виски и себе и чуть пригубил его, наслаждаясь первым глотком, как истинный гурман.
Светлый, наблюдая за Лялько, вдруг подумал, что эта тема отчего-то затронула тайные струны души его бывшего однокашника. Интересно, почему?..
Он отлично помнил все эти истории об ужасах питерской гостиницы, которыми потчевал друзей Роман, когда они были молодыми и полными энтузиазма. Поэтому, получив соответствующее задание от своего клиента, Михаила Георгиевича Прасагова, Генрих сразу же понял, к кому ему надо в Питере обратиться.
— Работаю я на Прасагова, — пояснил Светлый. — И именно он попросил меня… Попросил меня обратиться к тому человеку, который сможет провести быстрое и эффективное расследование и установить, что ж случилось.
— Еще? — Лялько кивнул на бутылку, но Светлый, закрыв глаза и поборов секундное искушение, произнес твердым голосом:
— Нет, благодарю, Ромик. Ты же понимаешь, что все те, кто занимается расследованием по делу службы, особой прыти не проявляют. И что они не допускают возможности… Возможностиальтернативной версии событий!
— За определенную мзду со стороны твоего клиента они готовы допустить любую версию развития событий, — усмехнулся Лялько. — И именно это и послужило одной из причин, почему я ушел с государевой службы на вольные хлеба. Ведь тебе и твоему клиенту нужна правда, не так ли? А не та версия, которую вам преподнесут далеко не самые рьяно работающие личности, понимающие, что же вы хотите услышать.
Светлый облегченно кивнул, радуясь, что объяснять ничего не надо, и заметил:
— Так оно и есть. Михаил Георгиевич не особо доверяет официальному расследованию. Тем более что…
Он замялся, а Лялько завершил его мысль:
— Тем более что мы имеем дело с отелем «Петрополис». И убийство произошло в номере сто восемьдесят четыре. Что же, наслышан, наслышан…
