Остановись перед тронным возвышением, Ельпенор поклонился и сказал:
— Приветствую тебя, любимец богов, хитроумный Одиссей. Благодарю, что ты соизволил меня принять, когда того не требуют мои служебные обязанности.
— Тебя зовут Ельпенор? — спросил властитель Итаки.
— Да, господин, — отвечал тот. — Такое имя дали мне, когда я родился.
Одиссей задумался, но в лице его не было печали.
— Это имя мне приятно. Был у меня когда-то товарищ, носивший такое же имя. Увы, он погиб от несчастного случая. И не сойди я с соизволения небес в Гадес и не встреть его у входа в подземное царство, никто бы и не узнал, что с ним произошло, мы не отыскали бы его тела и не могли бы почтить его погребеньем, а значит, он вовек не попал бы в царство теней. Лишь когда я счастливо вернулся на землю, мы смогли, сжегши найденные нами его останки, возвратить ему естественное право человека, дарованные богами всем покойникам.
— Прекрасная история, господин, — сказал Ельпенор. — А меня она особенно волнует, ибо я, хотя еще живой, но в известном смысле тоже стою у входа. Только войти я хотел бы не в обиталище теней.
— И куда же ты так спешишь?
— Предстать перед богом Гименеем. Вступить в брак.
Одиссей посмотрел на него внимательней.
— Твоя девушка такая же миловидная?
— Она во сто крат красивей. Она красивая и умная.
— А не слишком ли ты молод для уз супружества? Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— А ей?
— Она постарше.
— Ба, стало быть, она знает, что делает. Но чего же ты хочешь от меня?
— Моя избранница из твоей челяди, господин. И я тоже твой слуга.
— Вот и будете оба служить мне. Обратись к ключнице Евриклее, она справит вам свадьбу и назначит положенное приданое.
— Это невозможно, господин, — прошептал Ельпенор.
— Но ты же должен знать, что в мое отсутствие она будет здесь госпожой.
— Да, господин. Я это знаю.
— Ну и как?
Юноша поднял голову, голубые глаза его светились чистотой и невинностью.
— Моя избранница и есть Е ври клея. Поэтому мы оба решили, прежде чем ты уедешь, испросить у тебя согласия и благословения. В твоем дворце женихов не будет, господин.
Пожалуй, впервые в жизни Одиссей не знал, что ответить, но все же ответил, да еще так беспечно, будто уже давно приготовил ответ.
— Она будет тебе вместо матери?
Румянец стыда, а может, и возмущения выступил на лице юноши.
— Я мужчина, господин. А она женщина.
— Что она женщина, об этом я давно знаю.
— А меня как мужчину она тоже знает достаточно давно.
Одиссей крепко хлопнул себя по бедру своей широкой, короткопалой рукой.
— Расчудесная история! Да, поразительные дела могут твориться в семье!
— Я ее люблю, и она меня любит.
— Верю.
— Что за беда, что разница в возрасте? Я приношу в брак свою молодость и мужество, она — ум и прозорливость. Конечно, ты меня мало знаешь и лишь своим быстрым ногам и некоторым телесным достоинствам я обязан честью, что стал твоим гонцом и доставляю твои приказания. Но поверь, рядом с Евриклеей я буду заботиться о твоем имуществе как о своем собственном.
— Не далее как вчера я сказал, что, ежели Евриклея пожелает взять себе мужа, выбор предоставляется ей самой.
— Стало быть, ты согласен?
— Завтра начинаем погружать на корабль снаряжение и продовольствие.
— Я тебе понадоблюсь?
— Ежеминутно. Ты должен быть под рукой. Самое большее через три дня, если будет дуть попутный ветер, мы должны отправиться в плаванье. Чего же ты погрустнел? Вашу свадьбу справим накануне отплытия.
— О, Одиссей! Благодарность моя возрастает с каждым твоим словом. Велишь позвать Евриклею, чтобы и ей сообщить?
— Погоди. Да, я согласен. Но прежде ответь мне на один вопрос.
— Отвечу искренне на любой в меру своих сил.
— Так вот, скажи мне: ты, конечно, думал о том, что если пройдут годы и не вернусь ни я, ни мой сын Телемах, а знати и народу твоя власть будет угодна, то ты сможешь стать правителем Итаки, а твоя жена — правительницей?
— Да, господин. Я об этом думал. Но только со вчерашнего дня. Мы с Евриклеей любили друг друга, не зная, какими милостями ты ее осыплешь.
— По-твоему, она не знала?
Юноша на миг заколебался.
— Не знаю, — молвил он наконец.
Тут Одиссей подумал, что зелья, которыми Евриклея поила Евмея, возможно, имели двоякое действие: лечили так, чтобы побыстрее призвать смерть. Он хлопнул в ладоши, и на золотом пороге вмиг появился страж.
— Найди ключницу Евриклею, — громко и очень отчетливо произнес Одиссей, — и скажи ей, чтобы она как можно скорее явилась сюда.
— Бегу, господин, — крикнул в ответ страж.
Евриклея, видимо, была неподалеку, она явилась тотчас и, подойдя своим ровным, уверенным шагом к царскому трону, стала рядом с Ельпенором. Оба высокие, золотоволосые и голубоглазые, они казались родственниками — его молодость молодила ее, а ее зрелость как бы придавала силы и взрослости его юношескому облику.
— Большую новость сообщил мне твой избранник, Евриклея, — сказал Одиссей благодушно, но вполне царственным тоном.
— Она тебе неприятна? — спросила ключница.
Не дожидаясь ответа владыки, Ельпенор обратился к ней.
— Накануне отплытия, — сказал он звенящим от счастья голосом, — наш господин справит нам свадебное торжество. Это будет самый прекрасный день в моей жизни.
— Для меня он тоже будет прекрасным, — молвила Евриклея.
Тогда Одиссей:
— Я надеюсь, вы проживете еще много прекрасных дней.
И, обращаясь к Ельпенору:
— Ты знал, что твоя избранница была и есть моя наложница?
— Я ему это сказала, — молвила Евриклея. — А если ты не знал…
Одиссей перебил ее:
— Это не имеет значения. Теперь-то я уже знаю.
— Я любила тебя и продолжаю любить, и боюсь за тебя. А тебя, — обратилась она к Ельпенору, — я тоже однажды полюбила и почти с первого взгляда поняла, что буду любить.
— У тебя большое сердце, Евриклея, — сказал Одиссей.
— Лучше скажи, что любовь не знает пределов, — возразила Евриклея. — Не будь вы столь разными, я не могла бы любить вас обоих. Тебя, Одиссей, дополняет Ельпенор, а тебе, Ельпенор, Одиссей придает блеска. Тут и двойственность и единство.
Одиссей рассмеялся.
— Тебе надо было бы любить гермафродита.
— Будь я мужчиной, возможно, так бы оно и было.
31. Позже, ночью. Одиссей и Евриклея.
— Выходит, ты меня обманывала?
— Я думаю, Одиссей, что обманывать может только тот, кто чувствует себя виноватым. Впрочем, не говорила ли я тебе недавно, что я женщина со странностями?
— Ты права, хотя в правоте этой для тебя мало веселого. Ты связываешь свою судьбу с юнцом и, когда он чуточку повзрослеет, ты уже будешь старой женщиной.
— Ты пригляделся к его глазам?
— Они показались мне чистыми и невинными, хотя он немного косит.
— В их ясности я вижу смерть. А слегка косящий взгляд — так ведь такой же и у Ноемона.
Лишь после долгого молчания Одиссей, наконец, спросил:
— И в глазах Евмея ты тоже видела смерть?
— Увидела сразу же, как только в первый раз пришла навестить больного.
— А в моих глазах что ты видишь?
— Огонек светильника слишком тусклый, я не могу хорошо разглядеть твоих глаз, Одиссей.
— Ты их видишь днем.
— Но они чересчур изменчивы, чтобы я могла уловить то, что таится в их глубине. Да ты напрасно считаешь меня волшебницей. Скорее бы Тиресий, блуждающий по царству теней, мог тебе что-то об этом сказать. Думаю, Цирцея тебе поможет, как прежде.
— Я знаю лишь, что мне суждено умереть на суше, что смерть придет ко мне не на море.
— Стало быть, могила у тебя будет достойная.
— Да только — на какой суше?
— Любая будет прославлена тобой.
И опять после долгой паузы:
— Так ты полагаешь, что твой будущий муж долго не проживет?
— Я хотела бы ошибиться.
— А если?
— Сегодня я его люблю, потому что вижу в нем олимпийского победителя.
— Ну конечно, если он такой замечательный бегун, как вы говорите, почему бы ему не завоевать лавровый венок?
Евриклея коротко рассмеялась.
— Не слишком ли прыток он будет и на твоем ложе?
— Поверь, он в этом деле на диво искусен.
— Охотно верю, ты — арена с большим опытом. И надеюсь, еще не один атлет по ней побегает.
— Почему ты говоришь это с оттенком досады, даже презрения? Разве сам ты мало побегал, как ты выразился, по этой арене? Знаю, ты тоскуешь по чародейке Цирцее, ну что ж, скоро отыщешь и ее и ее ложе.
— Когда ты себе взяла этого мальчика?
— Однажды он шел к тебе за приказаниями, а я уже знала, что ты собираешься уехать. Вот и сказала ему, чтобы он, исполнив твое распоряжение, заглянул ко мне.
