– Спасибо, док.
Когда я уже выходил, он добавил:
– Если у вас будут проблемы со сном, обратитесь в местный военный госпиталь. Они вам дадут какое-нибудь лекарство.
Я понял, что не так уж хорошо обманывал его, как предполагал.
– Спасибо, док, – еще раз промолвил я и отправился в свою палату, чтобы собрать вещи в рюкзак.
Неважно, что случилось в том окопе. Это было в прошлом, это уже история. И дело было даже не в том, что Монок умер, а в том, что кто-то из нас пережил это. Конечно, не Фремонт и Уйти. Это могли быть Уоткинс, или д'Анджело, или двое солдат, или Барни... Черт, Барни был героем. Говорили, что он убил двадцать два японца своими гранатами. И еще я слыхал, что он все еще там, на Острове. Все еще участвует в боях. Как он может до сих пор находиться там?
А я – здесь?
Я сел на край койки и подумал о том, до чего же это нелепо – возвращаться в Чикаго и разговаривать с каким-то федеральным обвинителем о Фрэнке Нитти, Луисе Кампанья по прозвищу Литл Нью-Йорк и о Компании, надувшей киношников. Зачем им это все сегодня? Кому это нужно? Они не знают, что идет война? Похоже, все это было в другом мире. Чикаго Фрэнка Нитти... Это было целую жизнь назад.
А ведь не прошло еще и трех коротких лет...
ГОРОД ФРАНКА НИТТИ
Чикаго. Иллинойс, 6 – 12 ноября 1939 года
1
Ресторанчик на углу теперь назывался «Дилл Пикль», а у бара за соседней дверью был новый хозяин. Коктейль-бар Барни Росса переехал в другое, более просторное помещение, напротив отеля «Моррисон». Барни содержал там шикарные апартаменты. Я сам жил в этом отеле, в двухкомнатном номере, но, конечно, не таком дорогом.
Для меня это был шаг вперед, потому что еще не так давно я спал в своем офисе на раскладушке и исполнял роль сторожа. Это было вместо платы за жилье моему хозяину. А моим хозяином, владельцем здания тогда и теперь был один человек – Барни Росс.
Мы шли этим ясным утром из отеля «Моррисон» в сторону его бывшего ресторана, над которым находился – по крайней мере раньше – мой однокомнатный офис. Барни не был единственным, кто расширял свое дело.
– Мне не терпится увидеть, что ты сделал со своей конторой, – громко сказал Барни, чтобы перекричать шум железной дороги.
Я распахнул перед ним дверь.
– Никаких постоянных улучшений, – говорил я ему в спину, пока мы поднимались. – Я бы не хотел, чтобы твой вклад поднимался в цене.
– С тех пор как ты начал платить ренту, – сказал он мне, усмехаясь, как бульдог, который приметил связку сосисок, – ты не очень-то обаятелен.
На самом деле я чувствовал свое обаяние в это утро. Мне казалось, что я очень даже обаятельный. Жизнь хороша. Жизнь приятна. Мой бизнес процветает. Да и книга моя замечательна.
Вы видите: я не был крупным бизнесменом. Но не таким уж и маленьким, каким был раньше. Я открывал для себя мир.
Однако это вовсе не здание, принадлежащее Барни, оказывало на меня такое влияние. Этот дом на Фон-Бурен-стрит, нависающая железная дорога, отбрасывающая тень на середину улицы, мешанина из баров, ломбардов, ночлежек... Да и наше здание ничем не выделялось. У нас была парочка врачей, по дешевке оказывающих свои услуги: один, кажется, делал аборты, а другой – лечил зубы. Во всяком случае, они оба занимались разного рода удалением, в том числе денег из бумажников. И даже такой старый и опытный специалист по карманникам, как я, не мог ничего поделать с ними. У нас также обитали трое стряпчих, занимающихся сомнительными делами, хиромант и многочисленные брачные конторы, которые то и дело открывались и закрывались.
И одно детективное агентство, которое теперь гордо размещалось в двухкомнатном помещении. В дальнем конце коридора на четвертом этаже находился мой старый офис, теперь перегороженный: там работали два только что нанятых мною сыщика. Окна конторы, расположенной за другой дверью, выходили на Плимут-корт и Стандарт-клаб. Контора была моей и только моей.
Почти.
Я отворил дверь. На матовом стекле была свежая надпись:
ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО «A-I», НАТАН ГЕЛЛЕР, ПРЕЗИДЕНТ.
Мы с Барни вошли в приемную комнату моего офиса. Моя приемная! Вот дьявол! Мне лишь не хватало кучи прошлогодних журналов, и тогда во всем округе не нашлось бы приемной, которая бы хоть чем-то отличалась от моей.
И у меня еще была Глэдис.
– Доброе утро, мистер Геллер, – сказала она, неискренне улыбаясь. – Звонков не было.
Я взглянул на часы.
– Сейчас пять минут десятого, Глэдис.
Мы открывались в девять. Пинкертон никогда не спал, Геллер имел такую привычку.
– Как давно вы здесь?
– Пять минут, мистер Геллер. За это время звонков не было.
– Называйте меня Нат.
– Это будет некорректно, мистер Геллер.
Она стояла за маленьким ободранным столиком темного цвета, который отдал мне Барии, перевозя свой коктейль-бар.
– Если вы позволите, я продолжу работу по разборке картотеки.
Четыре деревянных ящика с картотекой, стоявшие в приемной, были теперь в распоряжении Глэдис. Она приводила документы в порядок, так как это не делалось уже года два. Кстати, Глэдис было двадцать четыре года. Ее темные волосы, спадающие на плечи, завивались на концах; именно такие прически носили многие девушки. Никто не мог быть более привлекательной, чем Глэдис, даже теперь, когда она возилась с карточками в своей нарядной, но тем не менее подходящей для офиса белой блузке и черной юбке, которая сверху обтягивала ее зад, а книзу расширялась. Словом, Глэдис являла собой мечту клерка-развратника.
К сожалению, похоже, этой мечте не суждено было сбыться. Я нанял ее за ее соблазнительную задницу и привлекательную мордашку; упоминал ли я темные карие глаза, длинные ресницы, надутые губки? Кстати, эти надутые губки должны были насторожить меня: ведь я же, черт возьми, был детективом. Да, ее тыльная сторона сыграла решающую роль, хотя ее секретарское прошлое – письма от бывшего работодателя, диплом из школы секретарей – были вполне подходящими.
Но она обошла меня. Она оказалась умной, квалифицированной секретаршей, которая не испытывала ни малейшего интереса к своему шефу.
Барни пихнул меня.
– О, Глэдис. Это мой друг, мистер Росс. Он хозяин этого дома.
Она отвлеклась от каталога и улыбнулась Барни любезно, но незаинтересованно.
– Хорошо, – сказала она.
– Это Барни Росс, – добавил я. – Боксер.
Она снова занималась каталогом.
– Я знаю, – ответила Глэдис равнодушно. И добавила: – Я рада.
Она говорила бесстрастным вежливым тоном телефонного оператора.
Мы с Барни прошли мимо нее, мимо старомодного черно-белого дивана в стиле «модерн» и стульев, которые я купил еще в тридцать четвертом на художественной распродаже после Всемирной выставки. Я отворил дверь в середине стены – снизу деревянной, а сверху – из матового стекла, – которая отделяла приемную от моего офиса. Там стоял мой старый письменный стол – огромная, обшарпанная дубовая громадина, к которой я привык. Я подскочил к новому удобному вращающемуся стулу, на который можно было откинуться, не рискуя вывалиться в двойные окна у меня за спиной. Барни достал его мне по оптовой цене. У правой стены стоял коричневый кожаный диван с Максвел-стрит: он был не новый, но в отличном состоянии. Над ним висело несколько фотографий, включая портреты Салли Рэнд и еще одной актрисы. На обеих фотографиях было написано «с любовью». Таких вещей не должно быть в конторе: они не имеют отношения к делу, но снимки двух знаменитых актрис с дарственными подписями производили впечатление на некоторых моих клиентов. К тому же мне было на что посмотреть, когда наступал застой в делах. На другой стене, над несколькими стульями, висели фотографии Барни на ринге, которые он мне подарил. Одна из них была подписана. Но там не было слов «с любовью».
– А она ничего, – сказал Барни, помахав большим пальцем в сторону Глэдис, – только не больно-то приветливая.
– Я знал это, когда нанимал ее, – ответил я бесцеремонно.
– Не заливай!
– Ее внешность, черт возьми, не была для меня главным. Меня интересовала ее квалификация, и я понял, что для работы она – то, что нужно.
– Ну, допустим, тебя действительно интересовала ее квалификация. Но ручаюсь, она была приветливее, когда пришла на собеседование.
– М-да, – признался я. – Именно поэтому я и принял ее на работу. Ну ладно. А как твоя личная жизнь?
Барни расстался со своей женой Перл. Вкратце: он уехал на восток, чтобы поработать у ее отца, чей бизнес был связан с одеждой. Но ничего не вышло – ни с женитьбой, ни с бизнесом. Барни пришлось вернуться в свой ресторан.
– У меня есть девушка, – сказал он, как бы защищаясь. – А ты?
– Я отказался от этого.
– Я не шучу, Нат, ты же не молодеешь. Ты – серьезный бизнесмен. Почему бы тебе не устроиться и не обзавестись семьей?
– У тебя же нет детей.
– Но не потому что я не делал попыток. А возможно, это даже и к лучшему, раз у нас с Перл ничего не вышло. Вот с Кати – другое дело.
