Теплый песок ласкал босые ступни, вечерний бриз перебирал волосы, мерно дышало море. Рядом шел повзрослевший сын с повзрослевшими проблемами, а он, отец в женской ипостаси, не знал, что с ними делать.
«Испортить прекрасный вечер, — недовольно подумала Ласайента, — это я умею, а поговорить по душам — это никак».
Они устроились на причале, свесив ноги.
— Можно, я тебя буду звать Ае? — спросил сын. — Мне нравится. Непоседа.
— Мне тоже, — эхом отозвалась она.
С чего начать? Боги, с чего начать? Почему всех его мыслей хватает только на двигатели и хулиганства. С осуществлением последних вообще проблем не возникает.
— Как концерты? — спросила Ласайента, лишь бы не молчать.
«Тоже мне, отец, ничего о ребенке не знает. Все дни после возвращения только с Сантилли, думал только о себе, а о сыне — забыл. Даже не знаю, что сказать», — грызла себя демонесса.
— Освистали на первом, — рассмеялся Эрри. — Наслушался на всю жизнь. Джуни мне говорит: сыграй что-нибудь или забудь о выступлениях. И я сыграл. Сразу замолчали. Но все равно у вас с Санти классно получалось, намного лучше, чем у нас.
Да, этого не отнять, они умели заводить зрителей. Воспоминания подняли теплую волну, захлестнувшую с головой. Волна схлынула, оставив ощущение горечи: не скоро он теперь выйдет на сцену. И Сантилли встал, как баран — не буду и все. Император с гитарой. Бред. Но для себя-то он играет?
Ласайента озвучила вопрос и очень удивилась отрицательному ответу.
— Пап, он гитару разбил, — тихо сказал сын, глядя в воду, — где-то недели через две, как ты пропал. Вдребезги. И больше в руки не брал. Как вообще студию не разнес — не знаю. Его Эдингер держал, потому что больше никто остановить не смог. Я не думал, что драконы настолько мощные.
— Он с ума сошел? — прошептала демонесса, чувствуя, как обрывается сердце. — А песни?
— Ничего. Пустота, — Эрри поднял на нее тоскливые глаза. — Как умер. Если бы Сах не подкидывал новенькое, пришлось бы только свое петь, а так хоть какое-то разнообразие.
Ласайента мысленно присвистнула: ийет решил рискнуть? Надо узнать, ради интереса, что из репертуара мальчишек принадлежит ему, а что — им. Но песни у них — сплошная романтика и любовь. Скучненько. Но Санти! Разбить гитару…. Невероятно.
— Как же так? — ошеломленно прошептала она.
Сын неопределенно пожал плечами и тяжело вздохнул:
— Я за эти годы почти забыл, каким он был. Молчит все время. Глаза мертвые. Или вдруг взрывается ни с того ни с чего. Рисунки сжег. Тьенси немного успел из огня выдернуть. Потом вроде отошел, но все равно, как чужой. Дома сутками не бывал. Постоянно Советы, мотания на Землю или к Чарти, завод. И то Алексей его силой заставил. Удивительно, что Санти его послушался. Может, мама попросила. Не знаю. Она молодец, трясла его постоянно и нам велела не давать ему покоя. Сах с Мишелем вообще от него не отходили. Жени с Вардисом часто приходили и остальные тоже. Мы с Тьенси даже думали, что они специальный график посещений составили. Он сначала пытался сбегать и ругался со всеми, но они его все равно доставали, так что он смирился потом. Вроде стал оживать, но не то. Жени как-то сказала, что его душа пропала. Ты — его душа. А мне за маму было обидно, пока я случайно не застал их в лесу. Извини, — он покраснел и виновато заглянул Ласайенте в глаза, — у нас мяч улетел в ту сторону, а они целовались.
В тот день они сбежали от Вардиса, чтобы вдвоем поиграть в футбол на пляже. Тьенси в азарте наподдал мяч так, что он стрелой взмыл в небо и упал где-то в зарослях. Старший брат сразу спихнул вину на младшего и силой вытолкал его на поиски. Искомое обнаружилось в кустах, прочно застряв между веток. Эрри не понял, почему его, топающего, как стадо слонов, и ругающегося на весь лес, не услышали, но на их месте он бы тоже был глухим — родители не просто целовались. Было стыдно и в то же время томительно видеть, как Сантилли крепко прижимает к себе Элерин, как она откидывается назад в сладкой истоме и он ложит ее в высокую траву. Сын очнулся и постарался уйти тихо и незаметно, но на всю жизнь запомнил, как ашурт смотрел на жену. Он любил ее. На нелюбимых так не смотрят.
— Тогда он очень даже…, - Эрри покраснел еще больше, неловко откашлялся и быстро закончил. — Он сейчас совершенно другой, как родился заново. Ты даже не представляешь, как все рады, что ты вернулся. Я так по тебе соскучился, — сын прижался к ее плечу. — Можно тебя обнять?
— Нужно, — Ласайента притянула Даэрри к себе. — Прости, что совсем забыл о тебе. Я сейчас немного, — она виновато сжала губы, — как в тумане, не знаю. Дезориентирован. Столько всего.
— Еще как, — рассмеялся сын, — даже изменения в доме не заметил.
— Какие? — нахмурила брови демонесса. — Мебель поменялась, шхуна новая, на террасе дверь на кухню появилась.
— Пап, — улыбнулся Эрри, — в гостиной потолок пропал, и теперь у нас галерея по всему периметру.
А ведь и верно, дошло до Ласайенты — галерея появилась. Машинально отметила про себя и забыла.
— Это я постарался, — похвастался сын, — поток не удержал и он все снес. Сначала окна вылетели вместе с мебелью, потом потолок обрушился, еле выскочить успели. Только стены и остались. А через несколько дней Тьенси террасу сжег. Тоже случайно, но получилось, как за компанию. Зато у нас просторнее стало. И причал новый — это мы с духами переборщили. Сантилли нас как-то интересно обозвал, но перевода нигде нет, а повторять он не хочет. Му…лы — это кто?
Ласайента расхохоталась и замотала головой.
— Это вы, — кое-как выговорила она. — Спроси у Глеба, он точнее объяснит.
— Да ну вас, — обиделся Эрри, — мы с Тьенси все словари перерыли, как дураки.
Сейчас или никогда.
— Что у вас с ним? — по возможности безмятежно спросила девушка.
Сын понял все сразу и прикинулся наивным:
— Выступаем пока, чередуем завод и концерты. Алексей недоволен, ворчит на нас, — и возмущенно спросил. — Но не разорваться же нам? И то нравится и это.
— Что у вас с Тьенси? — спокойно повторила она.
— Нормально у нас, — удивился Эрри, продолжая очень правдиво разыгрывать простоту, — Почти и не ссоримся.
— Я заметил, — хмыкнула Ласайента. — Всегда вместе. Спите тоже вместе?
— Нет, — хладнокровно соврал сын, глядя на нее в упор. — С чего ты взяла?
Вот, уже и «взяла», а не «взял». Слишком спокойный, слишком честный, слишком, все слишком.
— Эрри, что случилось после Посвящения? Пойми, я должен знать.
— Должна, — поправил ее Даэрри и отвернулся, — ты сейчас девушка.
Отца не стало, вместо него появилась женщина. Незнакомая. Чужая. С ней ни о чем не надо говорить начистоту, ничем не надо делиться: ни болью, ни отчаянием, ни страхом разоблачения. Ничем.
