Открой пошире, – шепчет Сайлас мне на ухо.
Я оборачиваюсь и вижу лишь толстые листы розово-желтой изоляции, заполняющие внутренние полости, как сахарная вата. Я знаю, что ее не надо трогать – кожа потом будет чесаться часами, – но меня так и подмывает отщипнуть, прожевать и проглотить. Внезапно я снова на ярмарке с Сайласом. До этого мы разделили таблетку кислоты, а теперь поражаемся спирали огоньков, тянущихся за аттракционами. И едим сахарную вату. Сайлас дергает за розовый пучок и протягивает мне: «Скажи а-а-а». Я делаю, что говорят, и Сайлас кладет вату мне на язык. Волокнистые нити растворяются во рту. Расплавленный сахар стекает по горлу, когда я глотаю, и мой разум расширяется. Глаза не отрываются от Сайласа, когда сахарный взрыв пронизывает все мое существо. Моя очередь. Я отрываю пучок и жду, когда он высунет язык, но вместо того, чтобы положить вату в рот, я размазываю ее по носу. «Фу!» – жалуется он. Я громко смеюсь, вспоминая тот момент, и сама удивляюсь, когда слышу этот звук, эхом разносящийся по пустому дому.
– Эрин! – долетает голос Тобиаса до лестницы. – Мы готовы!
– Иду!
Когда я собираюсь уходить, за спиной что-то сдвигается.
Я поворачиваюсь и вижу прозрачный пластиковый брезент, накинутый на открытую оконную раму и колышущийся на ветру. Лист полиэтилена расправляется и сжимается, почти дыша, такое серое полупрозрачное легкое. Когда я возвращаюсь в коридор быстрее, чем нужно, то слышу, как брезент у меня за плечом сжимается, вздымается от сквозняка и туго натягивается.
Вдох, выдох. Вдох, выдох. Вдох…
…выдох
Сеанс
Сумеречное солнце проникает сквозь брезент, закрывающий оконные рамы, его цвета тускнеют до сине-фиолетового. Тобиас зажигает походный фонарь, и мы садимся на пол, скрестив ноги. Он ставит лампу в центр нашего треугольника. Открытые балки отбрасывают тени. Наши конечности болтаются по потолку, как пауки.
Все это попахивает ночевкой, будто мы дети, собравшиеся рассказывать друг другу страшилки. Следующая история: легкий, как перышко, жесткий, как доска.
– А что, если у нас есть способ связаться с Сайласом? – Тобиас снова размахивает тетрадкой Сайласа, держа от нас ее секреты – от меня. С каких это пор он стал наследником его литературных трудов?
– Откуда у тебя эта тетрадь? – спрашивает Амара.
– Сайлас попросил сделать это ради него. Он хотел, чтобы мы тут собрались. Вместе. Тут все написано.
Может, я просто завидую, что Сайлас доверился Тобиасу, а не мне. Может, я еще держусь за надежду, что в тетрадке написано что-то обо мне.
Я тянусь вперед.
– Можно посмотреть?
Тобиас отстраняется.
– Сайлас писал очень четко. Он хотел, чтобы я руководил всем.
– Чем? – уточняет Амара.
– Ладно. Послушайте, – сейчас или никогда, Тобиас… – Религиозные движения полностью основаны на вере в то, что живые и мертвые могут общаться.
– Сайлас вывел свой хипстерский спиритуализм? – фыркает Амара. – Хипстеритуализм? Круто.
– Но призраки не обитают в домах. Они преследуют людей.
– Но разве это не просто воспоминание о Сайласе? – Амара с готовностью врывается в фантасмагорические дебаты. – Это не призрак. Воспоминания и духи – не одно и то же.
Тобиас показывает на меня, будто я улика номер один.
– Тебе не кажется, что Сайлас сейчас с тобой?
Брезент на окнах дышит, прогибаясь прямо над моим плечом.
– Кажется.
– Ты чувствуешь себя с ним связанной?
Мы в моей квартире. В моей кровати. Я не помню, какая это эпоха отношений – может, первая эра, а может, и десятая. Сайлас устроился за мной, обвив руки вокруг груди и положив подбородок мне на плечо. Мы играем в ту же игру, что и всегда – обсуждаем наше совместное будущее.
«Если я умру первой, – говорю я, – ты должен встретить кого-то другого. Я хочу, чтобы ты жил дальше. Снова влюбился».
Сайлас фыркает.
«Если я умру первым, – говорит он, – уж поверь, я и тогда тебя достану».
– Да, – говорю я. В словах Тобиаса есть очевидная логика. Настоящие призраки могут покидать жилища; травма запечатлевается на живых. Это ко мне привязан Сайлас, а не к какому-то дому.
– Отсюда мы и начнем, – говорит Тобиас. – Нужна личная связь, чтобы его приманить.
– Приманить, – повторяю я. – Но как?
Тобиас поднимает белые таблетки.
– Это раскроет наши души.
– Что это за херня? – спрашивает Амара.
– Призрак.
– Никогда о таком не слышала.
– Ну еще бы. Это одновременно новая и старая штука.
– Très chic, – она поворачивается ко мне с внезапным подозрением. – Стоп. Ты знала об этом?
– Не совсем, – частично вру я.
– Сначала вы должны были сюда приехать, чтобы я все объяснил. Шаманы верят, что можно открыть портал к более высоким уровням сознания, принимая аяхуаску, это что-то вроде…
– Ты хочешь накидаться? – прерывает Амара.
– Это не наркотик. Мы увидим духов. Призрак приблизит нас к умершим. Мы сможем с ними поговорить.
– Так… прости, – не хочет сдаваться Амара, – это что-то типа сеанса? Ты припер нас сюда, чтобы мы устроили сеанс? Серьезно?
– Не зацикливайся на словах вроде «сеанс». Это не какой-то викторианский трюк. Мы свяжемся с ним все вместе. Будем приглядывать друг за другом, чтобы точно…
Амара ахает. Она хватает меня за руку и так сильно сжимает, что меня невольно заражает ее паника. Она оглядывает комнату.
– Вы это слышали? Сайлас? Это ты?
На один момент – всего на секунду – я ей верю.
Амара разражается смехом.
– Прости… я должна была, извини.
Тобиас не очень-то доволен.
– Закончила?
– Да, прости, все.
– Дай посмотреть, – говорю я, протягивая руку. Тобиас кладет таблетку мне на ладонь. Две полупрозрачные оболочки, колпачок и корпус, запечатаны вместе. Верхняя слегка больше диаметром, чем нижняя. Желатиновая, она отражает свет фонаря кристаллическим блеском.
– Где ты их взял? – спрашиваю я, крутя таблетку на ладони и наблюдая, как внутри бьется грязновато-белый порошок. Похоже на пепел в урне размером с таблетку.
– А это важно?
– Э-э, да, – вмешивается Амара. – Можно с уверенностью утверждать, что я приняла на хренову тучу больше наркотиков, чем вы оба вместе взятые, но каждый раз сначала узнавала, что это такое.
– Мертвые всегда внутри нас. Считайте свой разум дверью в другую сторону, но она заперта, и наши призраки не могут зайти. Нам нужен ключ.
Я осматриваю комнату, деревянные полости дома. Кажется, здесь ничего нет, это место совершенно пустое.
– Сайлас здесь? Прямо сейчас?
– Он пытается найти дорогу назад. Если наша связь крепка, мы можем установить контакт. Поэтому лучше использовать дом, в котором нет привидений. Меньше помех, меньше шумов, – он говорит, что призраки хотят где-то обитать, прямо как вода в кувшине. Быть с ощущением замкнутости. Стен. Дома. И у нас есть идеальный сосуд. Тут чисто. Нам не нужно беспокоиться о внешнем вмешательстве. Мы первыми приведем сюда призрака.
Сайласа. Будто семя посадим.
– Чееерт, – хлопает в ладоши Амара. – Вот это я понимаю – мэнсплейн некромантии. Откуда ты все это узнал?
– Слушай, я сначала тоже не поверил. Сайлас сказал мне, что связался со своей мамой. Мамой. Я думал, он чокнулся, но когда увидел сам…
Ну и что, если это какой-то хренов фокус-покус, и мы опозоримся посреди Хоупвелла? Нас никто не увидит.
А если сработает? Правда сработает? Если я смогу поговорить с Сайласом – извиниться?
Таблетка все еще у меня в руке. Я чувствую, как ладонь начинает потеть. Желатин приклеивается к коже. Внезапно я начинаю переживать, что капсула растворится, и я потрачу дозу. Если уж и решаться, то до того, как я начну сомневаться и терять самообладание.
– Я за.
– Ну, не знаю, – отзывается Амара.
Я подношу руку ко рту. Амара замечает и округляет глаза.
