Томми не пришло в голову кричать. Он был зол, зол до тошноты и красных чертей в глазах.
Обкатанная тактика Алекса – хочешь подружиться с человеком – выверни наружу все грязное белье его врагов и обсуди в деталях.
Томми много раз это наблюдал, но не мог подумать, что когда-нибудь Алексу понадобится применить эту тактику против него, Попугайчика.
«Суки, – решил он про себя, – взять бы всех и…»
Дальше не думалось. Перед глазами плыло и кружилось, ноги дрожали.
– Я обещал показать тебе перехват! – крикнул Моран Алексу, загораживающему выход из закоулка-тупичка. – Вот тебе и перехв-а-а…
Он не договорил, наклонился, уперся в землю покрепче и вдруг рванулся с места со скоростью и тяжестью пушечного ядра.
Томми показалось – еще быстрее и тяжелее. Его подкинуло вверх, затылок проехался по стене с эффектом крупной терки и овоща. Но это было меньшее из зол.
Плечо Берта Морана, самого крупного и безжалостного полузащитника футбольной команды, ударило Томми под солнечное сплетение.
Моран не торопился отступать. Он несколько секунд вдавливал Томми в стену, а когда отошел, Томми повалился на землю и забился в тщетном желании сделать вдох.
Ни вдоха, ни выдоха. Томми дергался на земле, извивался, пытаясь хоть как-то протолкнуть в легкие хоть глоток воздуха, но его легкие отказывались расправляться.
Удар, сбивающий с ног огромных парней в полной спортивной защите, пришелся в ничем не защищенное тело.
Макгейл засмеялся – это Томми расслышал. Он корчился, бился, пытаясь спасти свою жизнь, и не заметил, как Моран стащил с него джинсы, а Кирк сдернул футболку, не заметил, что Алекс исчез, а в узкий проулок снова заглядывает солнце.
Он хрипел и терял сознание, когда его приподняли и свалили в мусорный бак, словно мешок гнилой картошки.
Лязгнула крышка, под Томми что-то лопнуло и обдало вонючей жижей, обертки и пакеты накрыли его с головой, и через долгие секунды наконец-то удалось вдохнуть нестерпимую вонь тухлятины, блевоты и протухших яиц.
Он долго приходил в себя. Снаружи было тихо – Моран и Макгейл ушли, и все-таки Томми не мог собраться с силами и вылезти из бака. Его все еще трясло, каждый вдох отдавался болью, по затылку катились липкие струйки крови.
Идти было некуда и незачем. Томми свернулся на разорванных мусорных мешках и попытался сдержать слезы: стало еще хуже, снова перехватило дыхание.
Куда идти в таком виде? Как добраться домой?
И все-таки он выбрался, потому что больше не мог терпеть жуткую вонь. Его одежды в переулке не оказалось. Томми ощупал ладонью спину, посмотрел на пальцы – мутная оранжевая жижа. С волос капало. Несколько бутылочных осколков вонзились в предплечье. Томми выдернул их, и полилась кровь.
Одежда, телефон, книги… где все это?.. Томми нашел только куртку. Она валялась смятой в углу, за одним из баков.
Надеть ее и побрести домой в трусах, весь обмазанный дерьмом?
Лучше бы Моран насрал мне в рот, в отчаянии подумал Томми. Так хоть можно было проглотить и хрен кто заметит…
Наконец-то полились слезы – злые, отчаянные слезы. Томми побрел к бакам, откинул крышку и заглянул внутрь. Они наверняка выбросили все его вещи сюда. Не ходить же с ними по городу.
Он вытащил один пакет, потом второй, потом еще три, и уже забыл, зачем роется в мусоре, просто бездумно разорял бак, расшвыривал пакеты, банки, бутылки и газетные свертки. Из обувной коробки, упавшей на землю, выскочила наружу мертвая полуразложившаяся кошка. Наверняка рыдающему ребенку было сказано, что она похоронена по всем правилам…
До дна Томми добраться не смог.
Он вытер пятерней вспотевшее лицо, и запах тухлятины стал невыносимым.
– Черт! – выкрикнул Томми, хватаясь окровавленными руками за мокрые волосы. – Твою же мать!
Вот тебе и весна, Томми, вот тебе и – успокоились. Залезай в бак обратно, жри обкусанные гамбургеры с кислой скользкой котлетой, живи на помойке.
Ты не можешь вернуться домой.
Ни в коем случае.
Мама скажет: Томми, я же тебя предупреждала, почему ты меня никогда не слушаешь? Ох, Томми, ты таак меня расстроил. Мне становится плохо, Томми.
У меня будет инфаркт. У меня больное сердце. У меня собрание!
Ты сделал это специально, Томми?
Услышав ровное гудение хорошо отлаженного мотора, Томми забился в угол, еле дыша. Только бы никто не увидел. Пусть лучше найдут тут труп через пару недель, но только не напоказ перед всем городом, пожалуйста.
Мотор умолк, и через пару минут солнце снова погасло – в переулок завернул Кит Хогарт и остался стоять в узком проходе.
– Алекс сказал, где тебя найти.
На Ките была спортивная куртка. Такая же, как на Берте Моране.
– Уходи, а… – пробормотал Томми.
– Тебе нужна помощь?
– Мне? – взвился Томми. – Придержи своих ублюдков, Хогарт, и очень мне поможешь. Ты наплодил всю эту мразь, которая ходит по школе, задрав нос. Ебаная элита – твоя заслуга, Хогарт! Что смотришь? Иди и окуни меня в помойку еще раз. За оскорбление, за то, что мне насрать, умеете вы ловить мяч или нет! Нарушение системы мироздания! Недоносок смеет не уважать заслуги футбольной команды! Не дрочит на нее по утрам, в обед и вечером! Иди, Хогарт, займись мной и похорони в этом переулке – у тебя на все есть право, да? А если не хочешь марать руки – вали отсюда на хрен.
Кит сунул руки в карманы, покачался с пятки на носок и обратно.
– Ты эту речь Морану заготовил? – поинтересовался он.
– Нет. Я надеялся, что он забыл про тот случай.
– Значит, лично ко мне относится, – уточнил Кит.
– Лично к тебе, – упрямо сказал Томми.
Кит подошел ближе, присел перед Томми на корточки.
– Вот ты псих, Митфорд, – с удивлением сказал он. – Я единственный человек, который может тебе сейчас помочь, а ты посылаешь меня на хрен. Разве это логично?
Он снова выпрямился.
– Ладно. Тогда просто иди домой.
Томми подтянул колени к лицу, уперся носом в сложенные руки.
– Не могу я домой, – ответил он. – У меня там и без того проблемы.
– Это я понимаю, – согласился Кит. – У меня самого… есть родители.
«У тебя самого проблемы, Кит».
Томми спрятал лицо окончательно – снова полились слезы. Не остановить.
– Да какого черта ты воешь, – спокойно сказал Кит, не глядя на него.
Ему словно не нужно было видеть Томми, чтобы знать, что тот плачет.
– Хочешь, я покажу тебе, как снять стресс?
Томми отрицательно помотал головой.
Конец ознакомительного фрагмента.
