— Ох, простите меня, слепую курицу! — так искренне огорчилась горничная, что мне даже стало немного стыдно. — Мусор-то, видать, насыпался, а я и не заметила…
— Ничего страшного, — улыбнулась я через силу. — Просто уберите это, вот и все.
Но на этом «грязные» сюрпризы не закончились. Когда Магда сняла с кровати перину, чтобы ее встряхнуть, то на пол выпала какая-то странная ветка. Я бы и не обратила внимания, если бы не изумленное восклицание служанки:
— Святая Генриетта, а что ж тут ведьмин узел делает?
— Какой-какой узел? — насторожилась я.
— Да ведьмин, — смутилась Магда. — Вы, леди Виржиния, ничего такого в голову не берите, у меня язык болтливый. Вот слышали вы про ведьмино помело? Ну, это коли ветки на дереве от ствола растут в одном месте, да густо-густо так, или на одной веточке сразу много прутиков. Ну, а ведьмин узел — это ежели лоза виноградная или, к примеру, прут ивовый навроде вот такого сам собой в узел завяжется. Ну, садовник наш вроде как говорит, что это болезнь такая, вот.
— Отвратительно, — скривилась я. — Магда, будьте добры, бросьте потом эту больную ветку в печь на кухне… Нет, сожгите ее в печи прямо сейчас! Чтобы духу этой пакости в моем доме не было. И думать не хочу, как она туда попала.
Лицо у Магды сделалось задумчивым.
— Коли попала, так ее положил кто-то. А чтоб положить, надобно было в вашу спальню пройти, — глубокомысленно изрекла она наконец. — Вы, леди Виржиния, токмо не волнуйтесь. Я прикажу Тому, ну, помощнику садовникову, чтоб он за домом-то приглядывал. Видно, кто-то из своих пошутить захотел, да только такие шутки не к добру, — покачала она головой.
— Отчего же?
— Да поговаривают, порчу такой штукой навести можно.
— Глупости, — фыркнула я, однако настроение испортилось окончательно. Возник даже большой соблазн перебраться на ночь в другую комнату, но усталость взяла свое.
Я и не заметила, как уснула.
Небо напоминает перевернутую чашу из прозрачного черно-синего стекла. Луна — серебряная монета на донце чаши; свет заливает комнату как молоко, ложится неровными белесыми пятнами на ковры, на одеяла, на вышитый край наволочки и щекочет мне щеки.
Леди Милдред в тяжелом бархатном платье с юбками «в пол» стоит у подоконника и покачивает в пальцах тяжелую трубку, и профиль на фоне лунного диска четкий, как на старинной камее.
— Боже правый, каков наглец… — бормочет бабушка. — Прямо у меня под носом покушается на единственную внучку… Я ему устрою, будет знать, как связываться с Валтерами!
Последняя часть фразы звучит уже в полный голос, и я испуганно подскакиваю на кровати, сжимая в руках край одеяла.
Бабушка оборачивается ко мне, и лицо ее превращается в темное пятно.
— Спи, Гинни. Спи и ничего не бойся, — мягко говорит она и отворачивается. Бледные пальцы подносят курительную трубку к лунному лучу, и в ней словно искорка вспыхивает. Почти сразу же из трубки начинает подниматься тоненький серебристый дымок. Постепенно он становится все гуще и гуще, как заварной крем. Леди Милдред выжидает с минуту, а затем подносит мундштук к губам и с удовольствием вдыхает ароматный дым. — Спи спокойно, Гинни. А с ним я разберусь сама.
Верить бабушке — это привычка, не исчезнувшая даже после ее смерти. И поэтому я не спорю попусту, а закрываю глаза.
И сплю.
Утро прошло в рутинных делах и хлопотах — счета, деловые письма, несколько жалоб от арендаторов, отчеты с фабрики и прочее, прочее, уже давно набившее оскомину. О ночном происшествии я старалась не вспоминать, хотя меня так и тянуло спросить у Магды, сожгла ли она злополучную ветку. Ближе к полудню пришли от мистера Спенсера расходные ведомости по вчерашнему вечеру, и о мистике на время пришлось позабыть. Траты выходили порядочные… Но огорчаться я не спешила. Во-первых, на званые обеды и ужины, а также балы и тому подобные мероприятия в зимний сезон аристократы обычно спускали гораздо больше. Во-вторых, основной доход я получала все-таки не от кофейни, а от земель и от фабрики. В-третьих…
Впрочем, хватает и двух причин.
Едва я покончила с отчетами, как вошла Магда и сообщила, что курьер принес объемистый конверт. Обратного адреса не было.
— А никакой карточки не прилагалось?
— Нет, леди, — жизнерадостно отозвалась Магда.
Я вздохнула, поколебалась — и вскрыла конверт.
Внутри оказались газетные вырезки — много, очень много.
Похоже, Луи ла Рон выполнил свое обещание.
— Хорошие новости, леди? — поинтересовалась Магда.
— Очень, — я улыбнулась. — Да, кстати, скажите мистеру Маноле, чтобы через полчаса автомобиль был готов. Нужно присмотреть за тем, как приводят в порядок кофейню.
— Будет сделано, леди Виржиния, — она вдруг нахмурилась. — Только, это, мистер Маноле-то приболел, верно. Я его утречком видала, так он к гаражам шел, и, доложу вам, бледный был и замученный, словно всю ночь не спамши.
— Неудивительно, — я пожала плечами. — Все-таки вчера ему пришлось развозить людей после того, как он уже доставил меня домой. Но если мистер Маноле действительно болен, пусть возьмет выходной. Сегодня у меня много свободного времени и ни одной деловой встречи, а до кофейни я могу прогуляться и пешком. Так и передайте ему, Магда.
Как бы то ни было, но пренебрегать своими обязанностями водителя Лайзо не стал. Ровно через полчаса «Бейкер» уже ждал меня. Устраиваясь на мягком сидении, я невольно удивилась, как раньше справлялась без автомобиля. Графиня путешествует в омнибусе или на своих двоих, кому расскажешь — и не поверят! И я бы сейчас тоже приняла подобное за досужий вымысел.
Быстро же мы привыкаем к благам…
После грозы Бромли посвежел. Дождь отмыл пропыленную листву, и к нам словно вернулась ненадолго цветущая весна. Горожане тоже вздохнули свободнее: на улицах стало вдвое больше экипажей и автомобилей, почтенные леди и джентльмены неспешно совершали моцион, прогуливаясь по аллеям парка Найтбридж или вдоль живописной Гарден-стрит. Пожалуй, если бы пришлось открыть сегодня кофейню, то без посетителей бы мы не осталось, даже наоборот, пришлось бы кое-кому отказать.
Впрочем, для того, чтобы окупить расходы на вечер памяти Патрика Мореля, нужно по меньшей мере десять удачных дней. Остается надеяться, что для расследования это мероприятие оказалось более полезным, чем для моего банковского счета.
Тем временем автомобиль подъехал к «Старому гнезду». Лайзо с некоторой задержкой вышел и открыл для меня дверцу. Только тогда обратила внимание на то, что его смуглое лицо стало землисто-серым, как у больного, и вспомнила о словах Магды. Он подал мне руку, помогая выбраться из салона, и я вздрогнула — пальцы были холоднее льда. По нынешней-то летней жаре!
— Спасибо, — улыбнулась я Лайзо, хотя благодарить за нечто само собой разумеющееся было странно. — Мистер Маноле, Стефан говорил, что вчера вы вернулись довольно поздно.
— Около четырех утра, леди, — почтительно ответил он, отведя взгляд, и слишком быстро отпустил мою руку. Странно. Раньше, кажется, Лайзо старался продлить любое случайное прикосновение — ненавязчивые знаки внимания, которые приятно получать от красивого человека, пусть бы даже и не равного по положению в обществе. — А заснул и того позже.
Вот как? Похоже, Лайзо просто не выспался. Надо бы действительно отправить его отдохнуть, но без намеков на слабость и бледный вид. Мужчины в некоторых вопросах бывают щепетильнее иных леди.
— В четыре часа пополуночи? Боюсь, я теперь чувствую себя немного неловко, мистер Маноле, — в моем голосе было неподдельное смущение. — Я скажу мистеру Спенсеру, чтобы он выписал вам премию за рвение в работе. И завтра можете взять выходной с утра и приехать за мной только к закрытию кофейни.
— Благодарю вас за заботу, леди, — вновь подчеркнуто вежливо поклонился Лайзо. — Но позвольте мне все же сопровождать вас завтра. Сказать по секрету, Эллис рекомендовал присмотреть за вами до конца этого расследования — для вашей же безопасности, леди Виржиния. Не сочтите за пустое бахвальство, но я могу оказаться полезен.
— Разумеется, — улыбнулась я Лайзо. — Однако настаиваю на том, чтобы вы хорошенько отдохнули. Водитель не должен засыпать в дороге, верно?
— Этого не случится, леди.
— Мне остается только довериться вам, мистер Маноле.
— Как вам будет угодно, леди.
«Сильно же Лайзо устал, если держится так отстраненно, — почему-то я почувствовала досаду. — Совсем не похоже на его обычное поведение».
В кофейне же все мысли о возможной болезни Лайзо вылетели у меня из головы. Слуги под руководством Георга сняли афиши с Морелем и расставили мебель, как следовало. Однако никому и в голову не пришло заменить «траурные» цветы на более жизнерадостные. Некоторые, конечно, можно было бы оставить, но многие букеты изрядно повяли — листья уныло обвисли, а лепестки стали отлетать. Да и взятые в аренду подсвечники никто не догадался вернуть… Словом, за делами время прошло незаметно, и когда в четверть седьмого Эллис постучался с черного хода, это стало для меня неожиданностью.
