Только мне не нужно быть «мудрой женой», могу прожить жизнь одна, не плача в подушку и никого не обвиняя. Мудрая жена, в моём понимании, женщина, которая замужем за мудаком. Она вынуждена покрывать ложь, становясь соучастницей его измен или рукоприкладств.
Убедить меня в том, как я ошибаюсь, взялась свекровь. Она звонила и просила простить Ника, но я, чувствуя себя заезженной пластинкой, твердила, что больше не хочу его видеть.
В итоге через месяц к исходу лета Олег добился того, что нас с Ником тихо развели.
— Не надо было уступать ему фирму, у нас были все шансы, — ворчал он, но я отмахивалась.
— Вот мой и первый развод, — горько улыбнулась я, чувствуя себя одновременно опустошённой и окрыленной, будто я вышла из заточения и освободилась от надоевшей соседки по камере.
Олег проявил инициативу и чуть и не силой заставлял пойти с ним в ресторан. Но я стояла на своём:
— Что мы будем праздновать? Крушение большой и светлой любви? Ещё раз? — спросила я, не желая никуда тащиться.
После развода меня накрыло уныние. За то время, что мы с Ником стали жить порознь, я почти отвыкла от него, но всё равно меня преследовало ощущение тотального невезения.
Двадцать семь лет, разумеется, не пятьдесят, и даже не тридцать шесть, но всё же я чувствовала, как молодость проходит мимо, а я не желаю веселиться до утра и устраивать сексуальные оргии. Вот совсем не хочу, будто старушкой с пятью внуками стала!
А нет! Мне это не грозит. Внуки, конечно, не возраст.
— Хочешь поговорить? — внезапно поинтересовался Олег, ранее никогда не замеченный в тяге к душевным разговорам.
— С каких пор ты готов слушать о женских страдашках? Это жена приучила тебя к душевной беседе?
Выплеснув желчь на единственного мужчину, который согласился помочь в сложной ситуации, я ощутила, как надо мной появляется виртуальная табличка: «неблагодарная свинья» написано на ней.
— Прости, я сегодня просто не в настроении.
Олег, сидевший на месте водителя и изучавший меня с пристальностью банкира, решающего ссудить ли мне большие деньги на длительный срок под необеспеченный кредит, внезапно спросил:
— Может, тебе не нужен ребёнок, Зоя? Иногда сложно признаться, но мы порой идём на поводу близких или тех, кого считаем таковыми. Ты же никогда не задумывалась о детях всерьёз. Помнишь, когда узнала о бесплодии, расстроилась ровно на два вечера, а потом сказала, что так даже лучше. Мол, не выйдет из тебя приличная мать. Преувеличение, конечно, но ты уверена, что это действительно тебе надо?
— Надо, — сквозь зубы ответила я и хотела было выскочить из машины, как Олег заблокировал дверцы.
— Останься на пару минут, хотя я не уверен, что уложусь в регламент, — фыркнул он, смотря через лобовой стекло.
Можно, конечно, кричать, пытаться разбить каблуком боковое окно, но, во-первых, была ночь, а во-вторых, мы находились за городом, съехали от Ленинградского шоссе в сторону.
Идея была моя, мне хотелось ехать, как можно дальше, и молчать под музыку Басты или, на крайний случай, Дженнифер Лопес. Мои музыкальные эксперименты Олег долго не выдержал, выключил радио, наверное, поэтому сейчас был так зол.
— Хорошо, я слушаю.
— Я не хочу тебе помогать с ребёнком. Вернее, не хотел до некоторого времени. А сейчас даже не знаю, как поступить. Думаешь, почему я решил всё к чертям бросить и примчаться к тебе на помощь? Не задавала себе этот вопрос? — Олег по-прежнему не смотрел на меня, только ухмылялся в своё отражение на лобовом стекле, и от этого стало жутко.
Я не боялась его, но только сейчас по-настоящему поняла, насколько потребительски принимала помощь, как и то, что теперь меня за это накажут. Ожидая приговора, я внутренне сжалась в комок. Только не это, пожалуйста, Господи, только пусть он не откажется!
Я молила, не замечая, что зажмурилась в попытке сдержать слёзы. Настроение и так было хреновым, так теперь и вовсе упало ниже плинтуса.
— Я не думала об этом, ты прав. Не в том состоянии была, — в конце концов произнесла я, стараясь выглядеть спокойной, но для верности отвернулась к окну. — И всё же благодарна, что ты согласился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Подбирать слова приходилось тщательно, чтобы окончательно всё не порушить. Я чувствовала, что хожу по краю и вот-вот сорвусь в пропасть, и самое страшное, это никак нельзя предотвратить.
— Я тебе соврал. Ничего не будет.
Его слова камнем рухнули с высоты, придавив меня так, что теперь не выбраться. Всё, я, как Алиса из сказки, падаю в чёрную дыру, у которой нет дна.
* * *
Я открыла рот, как рыба, выброшенная на берег, но тут же закрыла его, потому что говорить что-либо в такой ситуации глупо. «Почему так? Пожалуйста, передумай! Я сделаю всё, что скажешь».
Олег всё это знал, и если принял решение, то никто, кроме него самого, не мог заставить бывшего передумать. Оставалось молчать, ждать и надеяться на перемены.
— Глупя я, — произнесла через какое-то время, всё же не выдержав пытку тишиной. — Представляешь, уже поверила, что ребёнок есть. Что он реальный, просто существует где-то рядом. Я не давлю на жалость, не подумай. Ты имеешь право отказаться, я прошу слишком многого. И всё же прошу хотя бы подумать.
— Возможно, подумаю. Нам пора обратно.
Машина плавно вернулась на шоссе и слилась в потоком таких же авто, спешащих по полуночным делам. Мы сидели рядом, но будто отделённые стеной. Наверное, я не до конца верила, что Олег говорит всерьёз, просто решила отложить этот вопрос на завтра, послезавтра или на далёкое будущее.
Умолять не буду, смысла нет. Пусть он решает за нас обоих, если исчезнет и не появится, то так тому и быть. Может, Олег и прав.
Впервые о детях я задумалась только тогда, когда о них заговорил Ник. А вскоре и сама поверила, что это наше общее желание. Но так ли это на самом деле?
Наверное, надо отойти от развода, подыскать работу, уйти с головой в дела и не думать, и не просить, и не терзать душу несбыточным. Можно, конечно, обманываться и успокаивать себя, что мне ещё встретится мужчина, который захочет пройти путь к общему ребёнку от начала и до конца, будет держать меня за руку во время стимуляции, когда я от боли внизу живота готова лезть на стену, а потом мы получим суперприз — здорового малыша.
Но так не будет. Просто по той причине, что вскоре мои яичники не смогут дать яйцеклеток, а значит, и детей мне не видать. Ни о каком усыновлении, донорском материале и слышать не хочу. Выходит, я действительно, не настолько хочу ребёнка, чтобы грызть землю!
— Ты молчишь, — прервав затянувшуюся на бесконечные минуты, складывающиеся в четверть часа, паузу, сказал он.
— Думал, я буду тебя уговаривать?
Наши взгляды на мгновение встретились, не помню, кто первым отвёл глаза, зато хорошо запомнила промелькнувшую мысль: «Мы сейчас разобьёмся, и я так и не узнаю, что он решил».
И всё-таки мы добрались до моего подъезда без происшествий. Наверное, нас спасла ночь и недосказанность, державшая наши странные, полные невысказанной обиды, отношения на плаву.
— Я не осуждаю тебя. Правда, — сказала я на прощание и, не дожидаясь ответа, выскользнула в августовскую прохладу.
Каждой женщине в моей ситуации хотелось бы, чтобы её остановили, чтобы Олег догнал меня и сказал: «Ну что ты, родная, я неумно пошутил. Прости».
И лишь нам с бывшим такое расставание не казалось точкой, скорее многоточием. Я получила то, что заслужила. И даже если Олег решит никогда более не появляться в моей жизни, я пронесу к нему сквозь годы благодарность. Без его молчаливой поддержки и помощи, я бы не смогла завершить историю с Ником так быстро и относительно безболезненно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Войдя в подъезд, я какое-то время ещё стояла, прислушиваясь. Не идёт ли он за мной следом? Конечно, ответом мне была тишина. Одному Богу известно, сколько мне стоило усилий, войдя в прихожую, не выглядывать в окно, чтобы выяснить, уехал ли Олег!
Но я собрала гордость в кулак и отправилась в душ. Ужин перед сном я получила в мессенджере сообщение:
