и где находятся главные силы русских. Я понял, что император желает знать, свободна ли дорога на Вильно[7].
По возвращении в лагерь, я заметил перемену в настроении императора. Он был весел, и его несомненно удовлетворяла мысль о сюрпризе, который был уготован русским.
В ночь на двенадцатое июня мы перешли Неман, и я имел честь быть одним из первых, кто высадился на неприятельском берегу.
Император спешился с лошади на возвышении Понемунии и распоряжался переправой. Она производилась на трех лодках, которые перевезли несколько отрядов. Я сел на одну из них, где царило зловещее молчание, и во время переправы позволил себе по-молодечески пошутить. Сидевший рядом со мной офицер, тихонько произнес: «Здесь не смеются». Вытянув руку в сторону России, он продолжил: «Вот наша могила».
Глубокая темнота благоприятствовала нашим действиям, но мы оставались в неизвестности, не зная, где располагалась русская армия.
По мере того, как наши пехотинцы высаживались на неприятельский берег, они ложились на песок, прячась за небольшим возвышением. Но когда на правый берег Немана высадились около сотни наших солдат, в темноте послышался топот конских копыт, и неподалеку от нас появился усиленный взвод русских гусар. В темноте они легко узнавались по белым султанам на киверах.
Командовавший взводом офицер выступил вперед и прокричал на правильном французском языке: «Кто идет?». «Франция», – ответили наши солдаты. Русский продолжил: «Что собираетесь делать?». «Увидите, черт возьми!», – решительно отвечали наши стрелки.
Офицер скомандовал своим гусарам сделать залп, на который мы не ответили, и неприятельский взвод ускакал полным галопом.
Вот и все о первом дне на русском берегу. Вверяю свою судьбу Господу и верю в победу.
Милая Эмилия! Сердце мое, принадлежит только вам. Надеюсь, скоро заключить вас в свои объятия и покрыть миллионом поцелуев.
Глава 10
Со всеми подробностями
Филиппов сидел за своим рабочим столом и с неведомым ему доселе раздражением, разбирал документы по делу о смерти Файнберга. В этом деле ему не нравилось все. В голову приходили самые неожиданные мысли: например, подать в отставку или же бросить все, выйти из кабинета и погулять вдоль канала.
Он встал, подошел к окну и, распахнув обе створки, втянул носом сырой петербургский воздух, пахнувший морем, застоявшейся водой и скорой осенью.
Сегодня, после совещания со следственной группой, Филиппову предстоял доклад генералу Девочкину. По неизвестной ему причине, тот взял дело о смерти Файнберга под личный контроль, и это несколько напрягало. Оставалось надеяться, что оперативники и криминалист Лавленцов сегодня же внесут хоть какую-то ясность.
Первым в его кабинете появился криминалист Лавленцов.
– Заходи, Василий Ионович, – пригласил Филиппов. – Докладывай, не будем ждать остальных. Оперативникам расскажешь потом.
Криминалист сел, разложил на столе принесенные документы и, сделав паузу, начал докладывать:
– Экспертиза отпечатков со стакана из Общества коллекционеров не дала никаких результатов.
– Черт! – Филиппов раздраженно отшвырнул от себя бумаги, да так сильно, что они разлетелись по всему столу. – Этого я и боялся.
– Так или иначе – печальная данность, – ровным голосом прокомментировал Лавленцов.
– Подожди-ка… – Филиппов коснулся пальцем виска, что-то припоминая. – Постой-постой, Василий Ионович! Когда я говорил с мужиком из Общества коллекционеров, он, помимо общего описания внешности, заметил, что пивший из стакана визитер, был загорелым и похожим на иностранца. Напрягись, возможно, его отпечатки есть в интегрированных иностранных системах.
– Попробую найти. – Пообещал Лавленцов. – Но будет трудно, сам знаешь, какое сейчас время.
– Попробуй— попробуй, – проворчал Филиппов и поинтересовался: – Что-нибудь еще?
– Отпечатки с чемоданов определенно принадлежат трем разным людям. Один из них – сам Файнберг, это подтверждено. Двое других неизвестны. Проверка по базе данных так же не дала никаких результатов.
– Замкнутый круг. – Буркнул Филиппов и посмотрел на Лавленцова. – Не находишь, Василий Ионович?
– Никак нет. – Ответил тот. – Сами знаете: сколько веревочке ни виться, а кончику быть.
– Ну, с кончиком не торопись. До кончика еще далеко. – Иван Макарович собрал со стола документы и выровнял их в аккуратную стопку, потом спросил: – С отпечатками на стакане сравнивал?
– Обижаешь, – протянул криминалист. Первое, что сделал.
– Идем дальше.
– На створке и оконном стекле действительно отпечатки ладоней и пальцев Файнберга. Но есть и еще кое-что…
– Так-так… – заинтересованно придвинулся Филиппов.
– Помимо отпечатков Файнберга, – продолжил Лавленцов, – имеются отпечатки указательного и среднего пальцев другого человека, идентичные отпечаткам на чемодане.
– Дай-ка подумать… – Иван Макарович встал с кресла и начал расхаживать по кабинету, так ему лучше думалось. – Могу предположить, что сначала преступник помог Файнбергу выйти в окно, а потом стал искать в чемоданах… Что?
– Откуда мне знать? – пожал плечами криминалист. – Кроме марок в них ничего не было.
– Как не осторо-о-о-ожно. – протянул Филиппов и покачал головой. – Профессиональный преступник не оставил бы столько отпечатков.
– Если позволишь, высказать свою точку зрения, – заговорил Лавленцов.
– Давай, высказывай.
– По моим личным ощущениям, преступник был в крайне возбужденном состоянии. Им двигала какая-то всеобъемлющая, неконтролируемая страсть.
– Вот только не говори мне, что Файнберг был педерастом, – лицо Филиппова скривилось в гримасе.
– Насчет педерастии сведений нет. Однако готов предположить, что страсть была немного иного рода.
– Желание обладать конкретным раритетом? – предположил Филиппов.
– Не думаю. – Криминалист задумчиво покачал головой. – У коллекционеров такие вопросы решаются просто. Иной, за старинную марочку готов отдать последнее: машину и дом. – Он вытянул указательный палец, словно грозя. – Вдумайся, Иван Макарович, за марку, за огрызок бумажки – отдать свой дом.
– Значит, ты предполагаешь, что подобный вопрос решился бы покупкой или обменом? – спросил Филиппов.
– Так точно, предполагаю.
– Согласен. Выкладывай, что у тебя еще?
Лавленцов вытащил из пачки бумаг ту, что нужно, и протянул Филиппову:
– Сегодня пришло заключение судмедэксперта.
Иван Макарович сел в свое кресло и распорядился:
– Рассказывай. Потом почитаю.
– Если кратко и по сути: причина смерти Файнберга – падение с высоты. Полученные травмы, включая те, что повлекли смерть, говорят об этом.
– И все? – разочарованно проронил Филиппов.
– Не только…
– Что у тебя за привычка?! – с возмущением воскликнул Иван Макарович. – В час по чайной ложке! Только не говори мне, что любишь во всем порядок. Ты не порядок любишь, ты издеваешься!
– Не скрою, мне свойственна обстоятельность, – склонил голову Лавленцов. – Ведь я не вошь на гребешке, прыгать с темы на тему.
– Давай, говори!
– На теле Файнберга имеются следы, не характерные для падения с высоты.
– Например?
– Например, синяки на шее. Такие бывают, когда душат руками.
Филиппов на мгновенье притих, потом отрывисто спросил:
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно. – Подтвердил криминалист и вдруг чихнул.
– Будь здоров, – буркнул Иван Макарович и замолчал, глядя на Лавленцова, словно опасаясь нового поворота событий или подвоха.
