ему про вашу открытку, и он собирается включить дополнительный подраздел в свою почти готовую диссертацию.
Тот вежливо поклонился.
– Зовите меня просто Игорь.
– Рада, поучаствовать в таком важном деле, хоть и косвенным образом. – Разулыбалась Элина.
– Не скромничайте. – Снова заговорил Навикас. – Сами того не желая, вы привнесли в его кандидатскую важную составляющую, которой так не хватало.
– Когда Артур Янович показал мне фотографию текста, я стал искать информацию о поручике Александре Курбатове, проследил его воинский путь и, представьте себе, узнал, что его дневник хранится в Государственной публичной исторической библиотеке в Москве.
– Ну, это, так сказать, секрет полишинеля. – К ним с улыбкой подошел хозяин дома, профессор Астахов. – Не далее, как вчера я упомянул об этом в присутствии Артура Яновича.
– Каюсь, каюсь! – добродушно расхохотался Навикас. – Слил информацию своему ученику. Не далее, как сегодня вечером он мчится в Москву.
– Уже заказал дневник Курбатова через интернет. – Вставил Игорь Лутонин. – Завтра это сокровище будет в моих руках.
– Во сколько вы уезжаете? – поинтересовался Богдан.
– В двадцать три сорок девять, – с готовностью ответил Лутонин.
Элина удивленно обернулась к нему.
– Значит, мы поедем в одном поезде.
Флешбэк № 1
Из дневника Александра Курбатова, поручика Лейб-гвардейского Семеновского полка
Март – июнь 1812 года
9 марта. Суббота. Девятого марта мы отслужили молебен и выступили из Санкт-Петербурга. Наш полк растянулся по Царскосельской дороге на многие версты. За каждым батальоном ехали двое саней для раненных и больных.
Тысячи мужчин, подчиняясь долгу, оставили свои дома и блага европейской цивилизации, объединились в отряды и двинулись к западной границе. Из всех возможных средств передвижения они оставили себе лишь верховых лошадей.
Толки и пересуды о возможной войне с Наполеоном заполнили все наше свободное время.
15 марта. Пятница. Ранним утром, после ночевки, я отправился в штаб полка, располагавшийся в Луге. Было холодно, дул сильный ветер, и снег толстым слоем покрыл всю дорогу. Я несколько раз провалился и отморозил себе ухо. Но все мои трудности искупило письма из дома, которые, к большой своей радости, я получил в этот день.
После трудного перехода и короткого привала наша рота продвинулась еще на пятнадцать верст и остановилась на ночевку. Несмотря на то, что это был утомительный переход, моим главным желанием было писать мой дневник и письма домой. В начале похода, я часто тратил попусту время, столь быстротечное в нашей короткой жизни. Теперь же, всякое мгновение приносит мне радость.
20 марта. Среда. Замерзшие и усталые, мы наконец остановились на дневку в отведенном нам доме. Убогая печка без трубы, душила нас дымом. Старик хозяин, лет ста тридцати пяти, помнил Петра Великого и рассуждал о своем столетнем брате, как о молодце, которому еще жить да жить.
6 апреля. Суббота. Сильный дождь шел на протяжение нескольких часов и вымочил нас до нитки. Но воздух дышал весной и местность, по которой мы шли, вызвала чувство восхищения. И, если бы я не промок до костей, то любовался бы ею с большой охотой. На ночевку остановились в открытом поле, что не особенно приятно во время дождя. Шел проливной ливень, и бивуачные шалаши оказались для нас худшей защитой.
На рассвете забил барабан, но все уже встали. Не нужно было мыться – все были вымыты с ног до головы. О завтраке думать не приходилось, есть было нечего. Мы сушились у костров, но то, что обсыхало с одной стороны, тут же промокало с другой.
Как хорошо, что мы сохраняем в памяти счастливые часы нашей жизни. И хоть мы всегда недовольны своим настоящим, воспоминания услужливо предоставляют нам прошедшее счастье, а воображение рисует радости в будущем. Как жаль, что счастья в настоящем не существует.
17 апреля. Среда. Сегодня ночью мой сосед по ночевке, весьма неприятный господин, вскочил с постели, испугавшись хозяйского мопса. Он кричал во весь голос и уверял, что это сам черт.
21 апреля Воскресенье. Светлое Христово Воскресенье пришлось встретить в захолустье белорусских деревень. Ни в одной из них не было церкви, поэтому полковому священнику в ночь с 20-го на 21-е пришлось разъезжать из батальона в батальон, чтобы славить Воскресенье Христово.
25 апреля. Четверг. Форсированные марши – худшее, что может быть на свете. Сегодня дорога шла через лес, окаймляющий озеро. За озером виднелась деревушка, назначенная для постоя. Нам следовало обойти вокруг озера, но сил почти не осталось. Обидно видеть квартиры и не иметь возможности попасть на них.
Мы выступаем в три часа утра и останавливаемся только вечером. Когда измученный усталостью являешься на место, единственным счастьем представляется свалиться в постель и заснуть.
Крысы мешали нам спать всю ночь.
11 июня Вторник. Вчера мы преодолели двадцать пять верст. Теперь я расположился на хорошей квартире, пребываю в окружении друзей и, кажется, счастлив. Но сердце мое терзает неотступная тоска. В порыве злости я виню в этом свое тщеславие, но также не могу не понимать, что причина этой тоски в стремлении служить Отчизне, а не пребывать в праздности.
12-го июня. Среда. Главные силы Великой армии переправились через Неман и заняли Ковно. Наполеон перенес туда свою главную квартиру. В нашей главной квартире, конечно, ожидали этой переправы, но никак не предполагали, что Наполеон предпримет ее так скоро и успеет переправить огромную массу войск в несколько часов.
13 июня Четверг. Во всех ротах полка, был прочитан Высочайший приказ и письмо Государя к фельдмаршалу графу Салтыкову.
Слова приказа ободряющим образом повлияли на дух всего войска. В них заключалось все, что нужно русской душе. Борьба готовилась на смерть. Роковой час настал, – война началась.
Флешбэк № 2
Письмо Мишеля Шарбонье, капитана La Grande Armée
Июнь 1812 год
Мой драгоценный друг Эмилия! Меня тревожит то, что я не получаю от вас вестей. Напишите мне хотя бы страницу о тех приятных вещах, которые наполняют моё сердце радостью и умилением.
Теперь спешу рассказать о себе и своих приключениях. Несколько дней назад в лагерь примчалась почтовая карета, запряженная шестеркой лошадей, которые с трудом держались на ногах от усталости. В сопровождении были всего несколько гвардейских стрелков.
Из кареты вышел сам Наполеон, и к нему тотчас подвели лошадей. На одну из них сел сам император, на другую полковник. Служить проводником был назначен я.
Мы тотчас поскакали на берег Немана, где император выбрал место для переправы. Полковник доложил ему, что я сам производил в этом месте рекогносцировку и хорошо знаю окрестности. Наполеон спросил меня, есть ли броды, через которые можно пройти,
