мне, и Вере это интересно будет…. Чего молчишь…. Начать мне? Итак, стоишь ты на том же месте, на котором и увида́л, как мой самолёт немец в лес загоняет…. Только во сне это не немец был и самолёта никакого не было…, а что было?
БЛАГУШИН: Не было самолёта – то, правда! Окликает меня сзади кто-то…. Я оборачиваюсь, а там Ты с неба спускаешься и говоришь: – «Вот, Василий, и пришло твоё время! Выбор скоро за тобою будет. Коли правильно им распорядишься, душу свою спасёшь, а коли – нет, то люди погибнут, воины за Родину сражающиеся, а Зверь торжествовать опять будет, хотя ты и будешь думать, что поступил по совести. Убей Зверя! Сам убей! Не поручай этого никому другому!». Я тогда спрашиваю тебя: – «Господи, да кто же Зверь-то энтот? Как убить-то Его мне? Как узнать Его?». А Ты мне отвечаешь: – «Узнаешь! Энто тот, кто явится тебе долгожданно, но неожиданно, перед самой смертью твоей!». А я спрашиваю: – «А скоро ль смерть-то моя?». А Ты: – «Скоро, скоро, Василий Михайлович, коли выбор правильный сделаешь. И чтобы легче тебе было на это решиться, Я с тобой рядом буду и подскажу тебе в последний момент!». А я: – «А ежели, неправильно поступлю?». На что отвечаешь Ты мне: – «А ежели поступишь неправильно, то увидишь, как Зверь энтот людей честных на смерть предаст, глумиться над ними и тобою опять будет, а затем умрешь так же. Только не с честью, а позорно на берёзе повешенный». И при энтих словах исчез Ты, а я проснулся в поту весь…. Ведь, я когда тебя в самолёте упавшем увидел, не узнал сразу…. Так, чтой-то знакомое показалось, но я же про сына своего вспомнил. Напомнил ты мне его…. Боже! Прости меня грешного! Слаб я оказался! Действительно слаб!
ВЕРА: Свя́тый Боже! (Крестится). Господи! Прости его! Хороший он человек! Многих от смерти спас! Никого не обидел никогда! Прости! Господи милостивый! Детки у него малые! Ну, хочешь меня забери, шалаву неразумную! Я же со Зверем энтим спала, самогоном поила!.. Моя жизня всё равно пропащая!.. А лучше, ведь ежели Ты – Господь Всемогущий, то открой дверь энту, да уйдём мы отсюдова по добру по здорову! А?
НИКОЛАЙ: Нет, Вера, не уйдём мы отсюда никуда, ибо там, за дверью сарая этого, не есть Царствие Моё! Там вот энти Гринберги правят! Здесь ихнее Царство! Поэтому всё в страданиях оно! И в убийствах! И в несправедливостях разных! Нам отсюда, куда не иди – везде смерть принять придётся! Ибо залютенели сейчас люди под властью Хитлеров, да Сталиных и бесов ихних – Гринбергов! Как волки они стали, а не как люди…. Поэтому здесь все конец свой и найдём! Мне не привыкать! Да и вам тоже!.. А Зверь – Он скоро вернётся! Но уже не пленным партизаном, а начальником. Он всегда в начальниках здесь ходить будет и патриотизму вас поучать. А когда война кончится, а она обязательно кончится, и главный усатый Зверь победит другого Зверя усатого, то будет этот Гринберг орденоносцем, ветераном, ибо опять обернётся, опять предаст…. И будут школьники ему салют отдавать, как человеку заслуженному, ветерану….
(Вера обессиленно садится к ногам Николая, Благушин, сидя в углу, прячет лицо в коленях, закрывая голову руками, и, раскачиваясь, начинает полу-стонать, полу-выть).
НИКОЛАЙ (заканчивает): Я же тебе говорил: «Убей Зверя сам!».
(Благушин поднимает к нему полные слёз глаза).
БЛАГУШИН: Ну, как же так? Ты же Творец! Почему Ты не сделал так, чтобы я смог энто сделать? Почему Ты сделал так, что всё энто творится на нашей земле? Почему Гринберги торжествуют? Почему война такая лютая и бессмысленная идёт? Зачем невинные страдают?
НИКОЛАЙ: Я понимаю твои упрёки и принимаю их! Ты думаешь, ты один так вопиешь Мне эти обвинения? Нет, друг мой!
БЛАГУШИН: Я раб Твой!..
НИКОЛАЙ: Неет! Рабом ты у Зверя числишься и слуг Его. Они тебе Его за Меня выдают! А Мне рабы не нужны! Мне нужны друзья и соратники! Если хоть один человек на земле этой страдает, в рабстве находится – не по Мне это! По Зверю! Вы Зверя за Бога приняли, Храмы Ему построили, затем под Его же началом рушить их стали! Путает Он вас с помощью слуг своих! Обманывает и истребляет! А Моя сила не в вере вашей! Не в преданности, а в разуме вашем…. Но потеряли вы разум свой…. Потеряли. А с ним и волю, и ответственность, и решимость совершать поступки….
БЛАГУШИН: Но ведь убийство Гринберга – грех был! Я не Ты, чтобы судить и карать! Пусть даже такую мразь, как Гринберг!
НИКОЛАЙ: А кто должен взять тогда вместо тебя на себя этот грех? Кто испачкаться должен? Гринберг Зверю служит и служении своём не боится руки замарать! И замарает теперь опять не раз…. Не человек он! Он слуга Зверя! А значит, создан Зверем по облику и подобию своему. Не снаружи! Изнутри!
ВЕРА: Господи! Что теперь будет-то?
НИКОЛАЙ: Что до́лжно быть, то и будет! Не гадай, и не спрашивай! Легче будет! Представляешь, чтобы было, если бы каждый перед тем, как на фронт уйти гадал бы и спрашивал: «А что там со мной станется?». И ответ бы на это правдивый получал. Поверь, войн бы тогда не было! Все бы по домам сидели….
БЛАГУШИН: Но мне-то Ты сказал тогда во сне, когда я на фронт, в Первую Мировую, уходил, что со мной ничего не случится….
НИКОЛАЙ: Так то ж через сон было…. Ты же не поверил тогда. Так, обнадёжился слегка…. А потом и сам сон забыл. Во сне все предупреждаются, когда
что-то с ними произойти должно….
ВЕРА: Вот именно! Мне недавеча тоже нечто такое приснилось, что я, аж ночью с кровати вскочила…. Жуть…. Маманя моя, покойница, Царство ей Небесное, упокой Господи её душу (крестится и кланяется головой в сторону Николая), бьёт меня по щекам, приговаривая, не смей, говорит, вести себя так беспутно! Я стою, и отвернуться не смею, а она всё более распаляется! «Хватит – кричит – над Богом издеваться! Хватит Ирода окаянного по ночам ублажать, душу Дьяволу отдавать!» А потом, как схватит меня за волосы и потащила за собою. Я кричу ей: – «Маменька! Куда же Вы меня тащите?». А она тащит, ничего не отвечает. А затем я вижу, что на лугу белолиственница стоит, огромная, а её там отродясь не бывало. А на нижнем толстом суку – верёвка
