советы Его всегда для вас бесполезны, так как вы им никогда не следуете, всё измараться, испачкаться боитесь! А Мы не боимся испачкаться, поэтому мы и не пачкаемся никогда! Пачкается тот, кто думает, что делает нечто дурное, но для Нас по отношению к вам дурных дел нет! Ибо вы – не люди! Вы – человекообразные! Вы нашим Богом живёте и думаете, что Он вам поможет! (Обращается к Благушину): Что, Благушин, со связанными руками и перекреститься не можешь! Так ты «Отче Наш» читай…. (смеётся). Может поможет!.. Отче ваш – это Я! Потому что это Я здесь решаю: какой овце жить, а какую резать пора! Это Я решаю: ввести вас в искушение или не вводить! Это Я решаю: избавить вас от Лукавого, то есть от Самого Себя (опять смеётся) или не избавить! А вы, верите в это, что Я самоликвидируюсь! Это я решаю: опутать вас долгами или простить вас! А вы живёте все и всегда в долгу и неважно в какой форме этот долг! Любой долг всегда от Меня! Будь то долг ростовщику или долг перед родиной! Вы привыкли! Для вас быть в долгу – всегда почесть! Это Я решаю, в конце концов: сдохнуть вам с голоду или не сдохнуть! Дать вам этот хлеб насущный или не дать! Четыре просьбы, которые беспроигрышны для вас! Четыре просьбы рабов! Но и эти просьбы Я вам не удовлетворяю! Потому что вы – не люди! Вы домашние животные, которые должны знать своё место! А убить Зверя вы не способны! Ни снаружи, ни тем более, внутри себя!
ВЕРА: Хвааатиит! Замолчи, Сатана! Господи! Что за ночь сегодня?! То Бог, то Дьявол сами сюда являются! Сплю я! Снитесь вы мне! Дядь Вась, не верь Ему! Нет его! Энто всего лишь Яшка Гринберг! Палач, убийца и мой любовник! А теперь ещё и предатель Родины! Ну, ничего! Наши придут – болтаться тебе Яшка на берёзине!
ГРИНБЕРГ (хохочет ей в лицо): Какие «наши», дура! Тут всегда Мои приходить будут! И вешать будут не Меня и не Мне подобных, а вас! Вашими же руками, под ваши улюлюканья, проклятия вам! Вы, как народ – самоубийцы! Вы всё за нас делаете своими же руками! Когда придут «наши», как ты дура сейчас выразилась, я опять буду стоять в форме НКВД, и давать приказы вот таким же Мытарям и Уваровым (указывает на дверь сарая), только одетыми в форму советских солдат, вешать вас, таких же, как и они. Вешая вас, они себя так же к гибели приговаривать будут! Имена, и ваши, и их, стёрты будут из памяти уже даже внуков ваших, а Моё имя будет почитаемо, уважаемо и незабываемо! Вас закопают и забудут, а когда я умру, меня хоронить с почестью вся округа придёт, пионеры салюты отдавать будут, подушечки с орденами нести вперёд гроба моего станут…. Вот что будет, Вера, когда придут «наши»! То есть «Мои»!.. Был! Был, у тебя Благушин, шанс поменять этот закономерный сценарий, убив Зверя самому! Но ты его упустил. И вместо Зверя погибло еще несколько десятков Его «домашних животных» – советских людей. И никто не смеет даже надломить одно звено в этой бесконечной и бескрайней цепочке взаимосвязанностей и последовательностей. Потому Я был, есть и буду всегда на вашей земле решать: кому, когда и как жить или не жить! Как на скотном дворе! И у каждого из вас есть всегда в жизни такой шанс послужить Богу своему: убить Зверя, в первую очередь в себе самом, а затем, и по-настоящему. Но вы все слабы! Вы служите Зверю! Все! И русские и немцы! Поэтому с таким упоением и остервенением уничтожаете друг друга. Он был прав, говоря, что вам некуда здесь бежать. Здесь везде Я и Мои слуги. Мытари и Уваровы везде, с обеих сторон. И те, которые за немцев, и те, которые за советских. Неважно, какие погоны или нашивки они носят: они – Мои рабы. Не слуги! Нет! Рабы! Мои животные!
А, что насчёт предателя Родины, то, Вер, нет её у Меня! Это вам Я вам навесил этот чудный долг – долг перед некоей Родиной, перед этим переделав эту Родину под Скотный двор. Скотный двор – тоже родина для его обитателей! Каждый гусь и каждая утка очень преданы тому месту, где их кормят, и они всегда в него возвращаются! В этом и отличие человека от гуся! Человеку родина – там где он может творить, созидать, расти, дышать свободно и сам может выбирать свою судьбу! А для вас родина – там где вас кормят и где вас на убой гонят! Поэтому не тебе, Вера, мне морали читать! Я вне морали! Вне вашей морали! У нас мораль своя и вам её никогда, Вер, не понять! Да и не надо! Так вам легче жить и помирать будет! Готов, Василий Михайлович, смерть-то принять? А?
(Подходит и бьёт Благушина со всей силы ногой в голову. Тот валится на пол, а Гринберг начинает его избивать).
ГРИНБЕРГ: Что, Вася, не нравится?! На получи, свинья! Ты на кого давеча руку поднял?! А! Скотина! Твое место в стойле! Было, есть и всегда будет! (Гринберг входит в яростное остервенение). Наконец-то я вспоминаю славные тридцатые, когда в НКВД вот таких вот скотов насмерть забивал! Моё время здесь на Руси никогда не пройдёт! Ослабнуть может! Но без опричника, палача, жандарма эта долбанная страна, этот скотоподобный народец жить долго не может! Мы вас до войны мочили, как скот, так и после войны будем! А вы, скоты, будете вопить от восторга, когда ярмо на вас всё туже и туже затягивать будем, когда вас в собственном дерьме мордой всё больше и чаще возить станем, когда вас сапогом, сапогом в морду!
(Благушин уже не шевелился под яростными ударами Гринберга. И вдруг, до этого беспомощно скулившая Вера, с диким криком и какой-то неимоверной силой бросается на палача и с силой головой врезается тому в живот. От неожиданности Гринберг охает, отлетает спиной на пол и бьётся затылком о выступающее из стены бревно. Слышится какой-то неприятный хруст человеческого черепа и Яков Леонидович Гринберг после недолгих конвульсий замирает).
ВЕРА (обессиленная оседает на пол рядом с Благушиным): Убей Зверя сама! (теряет сознание).
(Через какое-то время дверь сарая приоткрывается и в него заглядывает Уваров).
УВАРОВ: Эй, Сашок, давай-ка сюда скорее! Чего ж тутова случилось-то?! О Господи, они чё, готовые все?
МЫТАРЬ
