— Я не предатель, — в который раз повторил он.
Тогда няня опустила руку и погладила его по голове.
— Наверное, да. Иначе ты бы сюда не вернулся.
Няне очень хотелось верить в невиновность своего воспитанника. Мне тоже.
Вопросы и ответы
Когда мы с Альбертом вернулись к себе, я не выдержала, и спросила у кота все, что не спросила у няни. К уже перечисленным вопросам добавились еще два не менее важных: Где двенадцать магов герцога и есть ли обезглавленные девушки в секретной комнате?
Кот не ответил ни на один, а услышав про головы, так и вообще зашелся нездоровым смехом.
— Откуда такие мысли, детка? Ты перечитала в детстве сказок. Персонаж, который отрубал женам головы, вымышленный. Такой человек никогда не существовал. Его придумала мать одной девицы, чтобы напугать ее как следует. Дочка собралась выйти замуж за подозрительного бородача против ее воли, вот она и проявила фантазию. Мы что, дикари, по-твоему? Кто вообще в здравом уме станет хранить такое в собственном доме?
Чтобы отвязаться от меня, он сказал, что переел (такое вообще возможно?), что хочет спать и что все мои глупые вопросы подождут до завтра. Кот вытянулся поперек кровати, бесцеремонно и нагло занял большую ее часть, и тут же уснул. Выражение его хитрой морды было, как всегда, очень довольным.
Наутро герцог прислал мне приглашение на завтрак через своего флегматичного дворецкого, который помогал мне накануне. Я решила, что сегодня подберу платье без шнуровки. Рассчитывать на гуманность и помощь Альберта не приходилось, этот мне еще и ведро посоветует на голову вместо шляпки надеть!
Платье без шнуровки нашлось, на нем по спине шел красивый, но скромный узор. Оно смотрелось очень мило. Кот так и дрых на кровати.
— Сколько можно спать, Альберт? Пойдем со мной, мне будет страшно без тебя!
— Не пойду, — лениво отмахнулся он. — Нормальный, здоровый кот должен спать не меньше пятнадцати часов в день. Иди, не бойся. Няня испекла пирожки с яблоками, так что наш дракон сегодня добрый и не сожрет тебя на завтрак.
Он приоткрыл один глаз и посмотрел мне вслед. Его морда расплылась в ухмылке. Я заподозрила, что узор на платье должен быть спереди, а не сзади. Мне остро захотелось переодеться, но слуга все еще стоял под дверью, громко сопя, и вызывая жуткую неловкость своим присутствием. Я понадеялась, что кот улыбается своим мыслям, и пошла следом за слугой. Его спина, закостеневшая и сутулая, была нечеловечески равнодушной, мебель и та выражала больше заинтересованности в происходящем. Слуга не испытал ни одной эмоции за все время, что мы шли по коридорам и залам, ничто не всколыхнулось в его душе, когда мы миновали «секретную комнату», он даже не дрогнул, когда я зацепила подсвечник и тот с оглушительным грохотом упал на пол. Бесстрастность дворецкого стала навевать на меня жуть. Он был прямым доказательством существования живых мертвецов.
Занятая мыслями я не заметила, как мы пришли в небольшую обеденную комнату. Она была выкрашена в светло-зеленый цвет, тяжелые бархатные шторы наполовину прикрывали окна, и как нельзя лучше сочетались цветом со столом и стульями, искусно вырезанными из цельного ствола синего дерева. На столе в вазе невинно пестрели цветы. Здесь не было сердитых портретов, а мягкие подушки на стульях погружали в теплый уют богатого дома. В такой комнате было хорошо проводить спокойные семейные завтраки, под смех и возню детей, лай выдрессированных до безусловного обожания собак, тихий смех и беседы. Всего этого резко не хватало в застывшем одиночестве замка. На столе ждали яблочные пирожки и ароматный чай, пахнувшие упоительно сладко. Герцог ждал. Как предсказывал Альберт, он был сыт и есть меня не собирался. Слуга-флегматик придвинул мне стул и вышел вон, не дожидаясь приказа. Он сам был выдрессирован не хуже собаки.
— Завтрак скромный, — вместо приветствия сказал герцог. — Я не привык много есть с утра, но если ты хочешь что-нибудь другое — я попрошу Мэлли приготовить.
— Не надо, спасибо, — поспешно отказалась я. Разве можно было хотеть чего-то большего, чем пирожки с яблоками. До сегодняшнего дня вкус этого лакомства жил только в воспоминаниях, где мама доставала из железной плиты большой железный поднос, на котором румянились пышные ароматные пирожки. Они были, как само детство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Обычно я беседую за завтраком с няней, но сегодня она сказалась слишком занятой и порекомендовала мне в качестве собеседницы тебя, так что ты будешь выполнять эту ее обязанность.
Я растерялась и занервничала. Суетливые мысли подсказывали, что сироте будет не просто заинтересовать разговором мужчину, который старше ее вдвое, собрал у себя лучшую библиотеку в королевстве и наверняка общался с самыми образованными людьми. «А еще у него где-то есть книга с алыми страницами…» — вспомнила я. Герцог поморщился.
— Успокойся, — скомандовал он. — Под куполом только мне не хватало чужих страхов! Если не знаешь, о чем говорить, расскажи о своем даре. Когда ты впервые его заметила?
— О каком даре? — не сразу поняла я.
Для меня было слишком привычно то, что я могу видеть чужие эмоции. Мне казалось, что эта способность — простейший навык, как умение ходить или дышать, и ничего особенного в ней нет. Герцог не счел нужным уточнять и ждал, пока я пойму сама. Волнение отступило, и я стала рассказывать.
— Мне было восемь лет. Я упала с моста в реку и стала тонуть. Я уже умела плавать, но ноги запутались в юбке, и я запаниковала. Меня спасло то, что через свой собственный страх я почувствовала ужас, который испытала тогда моя мама. Она бежала к воде, чтобы вытащить меня, но была далеко и понимала, что не успевает. В ту минуту я осознала, каким непереносимым горем для нее будет моя смерть, и заставила себя успокоиться. Я легла на спину, стала грести руками и выплыла. Мама меня еще долго к воде не подпускала, так что поплавать в реке с подружками больше не довелось. Зато после этого случая я всегда вижу, кто что чувствует. Иногда даже в цветах. Красивые такие бывают, яркие. Но это редко. Чаще всего я просто знаю наверняка, что переживает люди, которые рядом.
Я совершенно успокоилась, будто говорила с другом, и поэтому спросила у него в ответ:
— А когда у вас появился этот дар?
— Дар? В моем случае это, скорее, проклятье. Я с ним родился. У родителей при дворе всегда были маги, они тщательно изучали эту мою способность, восхваляли и ее, и меня. Но это была просто лесть. Реальной пользы от этого «дара» никакой. Любой умный человек понимает, что чувствуют другие, не хуже меня или тебя. К примеру, Альберт видит всех насквозь и без него. Я всегда, честно сказать, ему немного завидовал.
Герцог тяжело вздохнул. Морщина на его лбу, которой сегодня там пока не было, снова появилась.
— Что стало с твоими родителями? — неожиданно спросил он.
Я молча опустила голову. Он догадался, в чем дело, и помрачнел еще больше.
— Отвечай, — настоял он. Ему нужно было знать наверняка.
— Болотная чума, ваша светлость, — нехотя призналась я.
Хоть он и предвидел ответ, все равно от сказанного ему стало очень больно.
— Соболезную, — герцогское воспитание, въевшейся стойкой привычкой, заставляло его прятать свои чувства, но тугая горечь была почти осязаемой.
— Удивительно, что тебе не противно и не страшно жить в доме такого негодяя, как я, — иронично заметил он.
— Со мной Альберт, — сказала я, и тут же пожалела. Горечь герцога мгновенно спряталась за непроницаемой стеной ледяного холода.
Вряд ли подобный разговор можно было назвать приятным. Зря няня Мэлли отказалась завтракать со своим воспитанником, ничего хорошего из нашей беседы не получилось. Я встала, чтобы уйти. Герцог не возражал. Он задержал меня всего на минуту, чтобы дать старую на вид книгу в тяжелом выцветшем переплете.
— Возьми. Это начальный курс магии. Она рассказывает о природе твоего дара и о том, как использовать его наилучшим образом. Возможно, тебе будет интересно узнать о нем больше, несмотря на всю его бесполезность.
