что творится внутри, но там всё затихло. Он попытался открыть дверь ещё раз, но, стоило взяться за ручку, как с той стороны раздался щелчок — Юра закрылся на замок и сказал:
— Уйди, пожалуйста. — И в этот раз в его голосе уже не было злости, только мольба.
Уходить Володя не просто не хотел, а боялся. Но перечить он не решился.
Володя кое-как доплёлся до спальни, сел на кровать, сбросил очки и схватился руками за голову.
На него накатывала чудовищной силы тревога, она затягивала в себя, с каждой минутой всё больше превращаясь в настоящую панику.
Дыхание зашлось. Володя с трудом хватал ртом воздух, горло стискивало. Руки затряслись, вслед за ними задрожало всё тело. Сердце заколотилось так сильно, что заболела грудь. Страх сковал его, не давал сдвинуться с места.
Зато в голове враз опустело — никаких мыслей, сомнений, решений. Один только ужас и больше ничего.
Володя боком повалился на кровать и, едва голова коснулась одеяла, застонал в него. Почуяв что-то неладное, в комнату вбежала Герда — скуля и тревожно потявкивая, стала крутиться рядом. Ткнулась мордой Володе в ладони, которыми он закрыл лицо. Её мокрый нос приятно холодил, а дыхание, наоборот, согревало, и Володе вспомнилось старое, почти забытое ощущение из прошлого — шок от резкого контраста температур. Вспомнилась и боль — жгучая и одновременно режущая, сильная до крика, но приятная.
В мозгу вспыхнула чёткая мысль — Володя знает, как за несколько секунд прекратить эти мучения и успокоить себя, знает, как прогнать все эти мысли и страхи.
— Нет-нет-нет-нет, — зашептал Володя, — оно не могло вернуться, не сейчас, не снова. Нет-нет-нет.
Но он всё равно не смог бы добраться до ванной и включить воду — он оцепенел, вообще не мог пошевелиться. И от этого стало ещё хуже, страх прочно сковал, сдавил горло, и никак не удавалось хоть немного ослабить эту хватку.
«Нужно позвать Юру, сказать, что у меня рецидив, — пульсировало в голове. — Юра придёт, он поможет».
Володя, не в силах говорить, простонал Герде:
— Позови его, позови.
Но собака не знала такой команды и только неуверенно тявкнула. Сквозь вязкий ужас блеснула трезвая мысль — нужно привлечь внимание. Если Володя не может говорить, то Герда может залаять.
— Голос, Герда, — прохрипел Володя. — Голос.
Та гавкнула, он повторил команду, и собачий лай разнёсся по дому. Володя стал ждать. Не понимая, сколько времени прошло — минута или час, — он снова и снова командовал. Собака лаяла, но Юра не приходил.
Когда небо за окном стало светлеть, Володя, превозмогая боль, попробовал пошевелиться. Мышцы закоченели, тело еле двигалось. Он кое-как дотянулся до ящика тумбочки, нашёл снотворное, выдавил в рот прямо из блистера и разжевал горькую таблетку, не запивая.
Через пару минут он смог нормально улечься на кровать, закрыл глаза, надеясь быстрее уснуть. Но, несмотря на таблетки, сон не шёл. Сквозь мутную дрёму Володя ждал, что распахнётся дверь спальни, войдёт Юра, устроится рядом и успокоит его.
Утро для Володи наступило после обеда. Он посмотрел на кровать рядом — нетронутая.
Решив, что на работу сегодня не пойдёт, Володя написал Лере сообщение, собрался с силами и вышел в пустую кухню. Он не знал, хочет ли видеть Юру, который так его подвёл. И не знал, что ему скажет.
Юра уже позавтракал — на плите стоял остывший омлет, а в раковине засыхали невымытые тарелка и кружка.
«Надеюсь, у тебя всё хорошо, Юра», — подумал Володя, открывая кран, чтобы вымыть посуду.
Сил не было даже сидеть, поэтому после завтрака он вернулся в спальню. Свернувшись под одеялом, постарался заснуть, но не смог. Смотрел усталыми глазами на снимок в рамке, что стоял на тумбочке — их общее фото из Германии, где он целует Юру в щёку. Замечательное фото, от которого ещё не веет ромом, не несёт обидой и виной.
Проснувшись ближе к вечеру, Володя решил, что паническая атака отпустила окончательно. Он полежал полчаса и хотел уже выйти в кухню, но в спальню заглянул Юра. Молча лёг рядом, обнял.
Володя не чувствовал себя выспавшимся, напротив — разбитым и уставшим. Не было сил злиться или что-либо выяснять. Он сполз чуть ниже, уткнулся Юре в грудь.
— Что с тобой случилось? — тихо спросил Юра, поглаживая его по волосам. — Ты проспал почти сутки, на работу не поехал.
Рассказывать правду Володя не хотел. Если Юра узнает о панической атаке, наверняка разнервничается и начнёт его лечить фигурально и буквально. А этого Володя точно не выдержит:
— Кажется, простыл, — соврал он. — Утром температура была, сейчас уже легче. Не хотел тебя тревожить.
Следующей ночью Юра снова остался ночевать у себя в кабинете.
Проснувшись с утра и заметив, что половина кровати рядом снова нетронута, Володя встревожился и поднялся к нему. Он и подумать не мог, что когда-то будет в собственном доме торчать под дверью и подслушивать. Но этим утром ему пришлось поступить именно так — из кабинета доносились голоса.
Юра говорил по-немецки. Знаний Володи не хватило для перевода всего разговора, но общий смысл он уловил: Юра жаловался кому-то на жизнь и упоминал его имя.
Володя так и замер на месте, прижавшись ухом к двери. Юре ответил женский голос.
«Кто это может быть? Что он рассказывает ей, про себя или… про меня? Вдруг он узнал, что со мной случилась паническая атака, и говорит об этом?» — Сердце сжалось от тревожного предчувствия.
Володя положил дрожащие пальцы на ручку, медленно повернул, чтобы не заскрипела, и слегка приоткрыл дверь. Заглянул в тонкую щель.
Юра сидел за столом, к Володе спиной, перед компьютером. А там, в скайпе, на него смотрела женщина. Володя узнал её — Ангела, психоаналитик из комьюнити-центра в Берлине.
Она задала Юре вопрос, Володя изо всех сил напрягся, переводя, и не поверил своим ушам:
— Что ты почувствовал, когда приехал в Дахау?
«Дахау?» — удивился Володя. Должно быть, он ошибся. Но нет, в Юрином ответе звучало именно это слово. Как ни странно, на
