«Мне нужно два пива до того, как я разнесу этот сарай! — кричит он бармену, здоровенному бугаю со сломанным носом, которого звали Ромео Дюпре. — Одно мне и одно l'homme avec les épais lèvres».[181]
И они все расхохотались, причем добродушно, без всякой злобы, Майки.
Он получает пиво, дает мне кружку и спрашивает: «Как твое имя? Не хочу, эта, называть тебя Бальшие Гупы. Не звучит хорошо».
«Уильям Хэнлон», — говорю я.
«Что ж, за тебя, Уильюм Энлон», — поднимает он кружку.
«Нет, за тебя, — возражаю я. — Ты — первый белый, который угостил меня выпивкой».
И это правда.
Мы выпиваем это пиво, а потом еще по кружке, и он спрашивает: «Ты действительно негр? Потому что, за исключением épais гуп, по мне, ты выглядишь белым человеком с коричневой кожей».
Тут мой отец начинает смеяться, и я присоединяюсь к нему. Он так смеялся, что у него заболел живот, и он зажал его руками, поморщился, глаза закатились, он закусил нижнюю губу.
— Позвать медсестру, папа? — встревожился я.
— Нет… нет. Сейчас оклемаюсь. Хуже всего, Майки, что в таком состоянии ты не можешь даже смеяться. Что и так случается чертовски редко.
Он на пару секунд замолчал, и теперь я понимаю, что тот случай был единственным, когда в наших разговорах мы почти подошли к тому, что его убивало. Может, было бы лучше — лучше для нас обоих, — если б мы больше говорили об этом.
Он отпил воды из стакана и продолжил.
— Короче, я думаю, они хотели изгнать нас из своих «свинарников» не из-за тех считанных женщин, которые туда захаживали, и не из-за лесорубов, основных тамошних посетителей. Кого мы оскорбляли своим присутствием, так это пятерых стариков из Городского совета да десяток или около того человек, которые в этом полностью с ними соглашались, элиту Дерри, знаешь ли. Никто из них никогда не захаживал ни в «Парадиз», ни в «Источник Уоллиса», они поддавали своей компанией в загородном клубе, который тогда находился в Дерри-Хайтс, но они не хотели, чтобы черные из роты Е бывали в заведениях для белых, пусть даже речь шла о шлюхах и лесорубах.
А майор Фуллер и говорит: «Я никогда не хотел, чтобы их сюда присылали. По-прежнему думаю, что это ошибка и их нужно отправить обратно на Юг или, может, в Нью-Джерси».
«Это не моя проблема», — отвечает ему тот старый пердун, кажется, Мюллер его фамилия…
— Отец Салли Мюллер? — удивленно переспросил я. Салли Мюллер училась со мной в одном классе средней школы.
Мой отец мрачно усмехнулся.
— Нет, наверное, ее дядя. Отец Салли Мюллер тогда учился в колледже, в каком-то другом городе. Но, будь он в Дерри, наверное, стоял бы рядом с братом. И, если у тебя возникает вопрос в правдивости этой части истории, могу тебе сказать, что содержание этого разговора передал мне Тревор Доусон, который в тот день драил полы в офицерской казарме и все слышал.
«Куда государство посылает черных парней — это ваша проблема, не моя, — говорит Мюллер майору Фуллеру. — Моя проблема — вы отпускаете их в увольнительную вечером в пятницу и субботу. Если они и дальше будут появляться в центре города, может случиться беда. В этом городе есть отделение “Легиона”, знаете ли».
«С этим у меня определенные сложности, мистер Мюллер, — отвечает ему майор. — Я не могу разрешить им пить в “Унтер-офицерском клубе”. И дело не только в инструкциях, запрещающих неграм пить с белыми. Они все равно бы не смогли. Это “Унтер-офицерский клуб”, понимаете? А все эти черные парни — рядовые».
«И это не моя проблема. Я просто надеюсь, что вы решите этот вопрос. Звание и должность налагают ответственность». — С этим Мюллер и отбыл.
Что ж, Фуллер решил эту проблему. В то время армейская база Дерри занимала огромную территорию, но использовала лишь малую ее часть. Все говорили, что больше ста акров. На севере граница базы подступала к Западному Бродвею, улицу отделяла лесополоса, которую специально там посадили. Теперь в этом месте Мемориальный парк, там и находился клуб «Черное пятно».
В начале 1930 года, когда все это случилось, это был всего лишь старый склад, в котором хранился всякий хлам, но майор Фуллер привел туда роту Е и сказал, что это будет «наш» клуб. Вел себя, как папаша Уорбакс[182] или что-то в этом роде, а может, и ощущал себя таковым, предоставляя черным солдатам место, где они могли проводить время в своем кругу, пусть это и был старый сарай. Потом он добавил как бы между прочим, что отныне в «свинарники» нам путь заказан.
Конечно, нас это разозлило, но что мы могли сделать? И тут один из наших, рядовой Дик Холлорэнн, который на гражданке работал поваром, заявил, что мы сможем тут очень неплохо устроиться, если постараемся.
Этим мы и занялись. И мы действительно старались. Устроились очень даже неплохо, с учетом всех обстоятельств. Впервые придя туда, мы, конечно, сильно огорчились. Темный, вонючий сарай, забитый инструментами и коробками и заплесневелыми бумагами. Только два маленьких окошка и никакого электричества. Пол земляной. Я помню, как Карл Рун горько рассмеялся. Помню, как сказал: «Старина майор, он настоящий принц, правда? Пожаловал нам наш собственный клуб. Что б ему пусто было!»
А Джордж Брэннок, который тоже погиб в огне той осенью, добавил: «Это же чисто черное пятно, ничего больше». Название так и осталось.
Холлорэнн, впрочем, убедил нас перейти к делу… Холлорэнн, Карл и я, мы стали первыми. Надеюсь, Бог простит нас за то, что мы сделали… потому что Он знает — мы понятия не имели, как все обернется.
Через какое-то время к нам присоединились остальные. А что еще оставалось делать, если дорогу в Дерри нам перекрыли? Мы стучали молотками, забивали гвозди, чистили. Выяснилось, что Трев Доусон — хороший плотник, и он показал нам, как прорезать в стенах дополнительные окна, а Алан Сноупс где-то раздобыл для них цветные стекла, нечто среднее между прессованным переливчатым стеклом и тем, что ты видишь в церковных окнах.
«Где ты их взял?» — спросил я его. Алан был самым старым из нас, ему шел сорок второй год, таким старым, что многие звали его Папа Сноупс.
Он сунул сигарету «Кэмел» в рот и подмигнул мне. «Ночная реквизиция», — говорит он, но в подробности не вдается.
Короче, все продвигалось довольно успешно, и к середине лета наш клуб заработал. Трев Доусон и еще несколько человек отделили дальнюю четверть склада и устроили там маленькую кухню, гриль и пару фритюрниц, ничего больше, чтобы желающие могли получить гамбургер или картофель-фри. У одной стены поставили барную стойку, но подавали там только газировку и напитки вроде «Девы Марии».[183] Черт, мы знали свое место. Разве нас этому не учили? Если мы хотели напиться, то делали это в темноте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
