– Совершенно недопустимо требовать, чтобы группа из двадцати пяти баронов делила власть с королем, – отрезал Солсбери. – Такое условие невыполнимо.
– Но вы же видите, что происходит, когда Иоанн правит единолично. Взять хоть несчастного де Браоза. Вспомните только, что случилось с его женой и сыном!
Солсбери отвел глаза:
– Согласен, это была прискорбная история, но… Иоанна тогда спровоцировали.
– Ничего себе оправдание! То есть допустимо уморить голодом женщину и ребенка? – с отвращением произнес Фульк. – Их ведь держали в темном подземелье, пока мальчик не умер, а безумная мать не начала грызть его труп. По-вашему, это нормально?
– Нет, разумеется, нет. – Солсбери потемнел лицом.
– Это добавляет правдоподобия слухам о том, что Иоанн убил собственного племянника и бросил его тело в Сену, привязав к ногам камень.
– Вы злоупотребляете моим дружеским терпением, – мрачно предостерег Солсбери.
– Вы тоже, – парировал Фульк. – Не что иное, как наша дружба привела меня сюда. Уильям, я прекрасно знаю, что значит для вас Иоанн… и вы тоже знаете, что он значит для меня.
Солсбери глубоко вздохнул:
– У каждого человека есть свои демоны. Пожалуй, у Иоанна их больше, чем у многих, но он отнюдь не закоренелый злодей. Если бы только ему дали шанс, он бы проявил свое благородство. Я говорю сейчас не только как его брат.
– Ему как раз предоставляется такой шанс – подписать эту хартию.
– Которую состряпали его недруги.
Фульк пожал плечами:
– Уилл, а вы никогда не задумывались, почему эти люди вдруг оказались недругами?
Его собеседник помолчал некоторое время, а потом произнес:
– Я только хотел сказать, что вина лежит не на одном Иоанне. И, Фульк, даже если вы не присоединитесь к лордам, которые поддерживают моего брата, надеюсь, на переговорах относительно хартии вы все-таки сохраните долю здравого смысла.
Это было самое большее, на что мог отважиться Солсбери, защищая Иоанна: попросить Фулька сохранять умеренность. Граф едва ли мог обратиться с подобной просьбой к Фицуолтеру или де Весси, которых подстегивала жажда мщения. Похоже, Солсбери искренне переживал из-за того, что многие прежде сохранявшие нейтралитет бароны стали склоняться на сторону мятежников.
– Учту ваши пожелания, Уилл. – Фульк встал, чтобы уйти. – Я не меньше вашего хочу, чтобы все поскорее закончилось, – сказал он и с огорчением прибавил: – И чтобы жена и дочери перестали уже смотреть на меня хмуро.
– Вам тоже нужно подыскать себе домик вроде этого, – с улыбкой посоветовал Солсбери. Служанка сняла с крючка плащ Фулька. – Домашний уют – и никаких семейных проблем!
Фульк рассмеялся:
– Мне и без того достаточно забот с моими женщинами, не хватало еще взваливать на себя лишнюю обузу. Всего доброго, Уильям, увидимся в Виндзоре!
Мятежники и роялисты встретились на заливном лугу Раннимид, возле дороги из Лондона в Виндзор, в тени полосатых навесов, и король Иоанн поставил на Великой хартии вольностей свою печать. Обе стороны вели себя натянуто вежливо, так что воздух дрожал от напряжения. Иоанн встретил мятежных лордов с ненавистью в глазах, их взгляды отвечали ему взаимностью.
Увидев Фицуорина, король непроизвольно скривился, как будто глотнул уксуса. Фульк выдержал его взгляд, вздернув подбородок и широко расставив ноги, словно готовясь отразить удар. Он знал, что надежды Солсбери вот-вот развеются, как пыль на ветру. Недаром в Библии говорится, что барс не может переменить свои пятна. Это в равной степени верно по отношению как к самому Фульку, так и касательно Иоанна.
После того как король поставил свою печать на Великую хартию вольностей, соглашаясь тем самым принять ее условия, крупнейшие феодалы стали по очереди подходить к нему, преклонять колено и обновлять вассальную клятву. Фульк с неприязнью смотрел, как его товарищи вкладывают свои ладони между ладонями Иоанна, присягая на верность. Его тесть довольно потирал руки, и вид у него при этом был торжествующий, но беспокойный, как у мальчишки, который в лихорадочном и тревожном веселье предается взрослой игре, пока его не застали за этим занятием. Только сейчас это была вовсе не игра. Фицуолтер и де Весси присутствовали на переговорах, но не остались на подписание хартии. Сейчас Фульк понимал, что и ему надо было уйти вместе с ними.
Он знал, что ни при каком раскладе не сможет выйти вперед и еще раз вложить свои ладони в руки Иоанна. От этого ядовитого прикосновения потом будет не оправиться. Его затошнило, едва он представил себе это. Повернувшись, Фульк стал проталкиваться через толпу, направляясь к своему походному парусиновому шатру и коновязи.
Ле Вавасур пару минут в остолбенении смотрел на зятя, а потом поспешил следом, не обращая внимания на протесты тех, кому он отдавил ноги.
– Куда это ты собрался?
– Туда же, куда и де Весси, – мрачно ответил Фульк и выдернул из земли свое знамя. – Снимайте шатер, – приказал он удивленным оруженосцам.
– Но ты… – ле Вавасур ткнул пальцем за спину, где в окружении толпы восседал король, – ты же не принес клятву!
– Эта клятва будет такой же ложью, как и обещание Иоанна чтить Великую хартию вольностей. По его глазам видно, что, как только он покинет это место, прямиком отправится к папе и потребует, чтобы документ аннулировали, на том основании, что его силой вынудили согласиться на упомянутые условия.
– Но король поклялся, что этого не сделает!
– Иоанн поклянется душой собственной матери, лишь бы выбраться из очередной передряги.
Фульк бросил в сундук миски, две чашки, отправил вслед за посудой пару подсвечников и принялся разбирать лавку, на которой они стояли.
– А как же я? – недоумевал тесть.
– Поступайте так, как считаете нужным, а я буду следовать голосу своей совести.
Ле Вавасур прикусил узкую нижнюю губу.
– Иоанн поставил печать под текстом хартии, и мне не остается ничего другого, как принести ему клятву, – сказал он.
– Хорошо, тогда идите и сделайте это! – Фульк злобно пнул лавку, чтобы выбить ее ножки из ямок. Когда он поднял глаза, тестя уже не было.
– Я вам не верю! – Мод глядела на отца с растущей тревогой и гневом.
– И совершенно напрасно, потому что это правда. Фульк не захотел поклясться в верности королю, и теперь за его жизнь вновь назначена цена, как в те времена, когда он был разбойником. – Ле Вавасур покачал головой. – Я не смог убедить его принести вассальную клятву, и он уехал, как только сложил шатер. Теперь Иоанн устроит так, чтобы твоего муженька отлучили от Церкви, а земли конфисковали, – с каким-то мрачным удовлетворением констатировал он.
