любил их. На западе империи ходили слухи, что арлекины подменяют новорожденных детей, заменяя их своими, неотличимыми от обычных, а настоящих уносят в свое подземное царство, где превращают их в ужасных чудовищ. В общем слухов об этом загадочном народе было предостаточно.
— Но ты же только что сказал, что это язык син’фирэ и алласийцев. — нахмурив брови, проговорил Феликс.
— Это верно. — кивнул Синох. — Те народы, о которых ты говариваешь, являются родственниками лумуа. Они принесли этот язык.
Из-за обилия названий у Феликса в голове все спуталось, и он, еще раз посмотрев на кривые письмена, которые были нацарапаны на куске пергамента, отвел взгляд в сторону. Сколько же еще ему предстоит узнать об этом удивительном месте? Судя по всему, он не прочитал и десятой части из того, что следовало бы знать про этот странный континент.
— Выходит, эти слова не имеют значения. — подытожил Эскер, убирая клочок пергамента обратно в карман. — По крайней мере для нас. Мы все равно будем проходить через арлекиновы земли, и, если что, сможем узнать у них поподробнее об этих знаках. — Феликс не особо вслушивался в его слова, так как разговор перестал быть для него интересным. Арель теперь вел спор с одним из наемников по поводу самых крепких северных напитков, а внимание Феликса само собой переключилось на местные пейзажи.
Зеленые луга все еще простирались до горизонта, но теперь трава перестала быть столь ухоженной, какой она была еще пару дней назад. За место мягкого мха и короткого зеленого покрывала, все чаще им приходилось шагать по более высокой осоке, овсянице и зеленой ржи. С этим изменением пришли и болотистые местности. Первая топь, которая, впрочем, выглядела как ничем не примечательное поле, встретилась им на следующий день, после разговора с Синохом про сказочные народы. Им пришлось распрячь лошадей и вести их по целой паутине дощатых настилов, которые были помечены горящими факелами. Во время этих переходов Феликс особенно сильно беспокоился за сохранность скрижали, не выпуская ее из рук и прижимая поближе к телу, ведь если бы она выпала, то тут же погрязла бы в обманчивой на вид трясине, и вытащить ее было бы невозможно. А спустя еще пару дней пути картина местности полностью переменилась. От гладких лугов и полей не осталось и следа, и горизонт теперь застилал плотный мангровый лес. Толстые, искривленные стволы и корни могучих деревьев вылезали из воды, словно лапы великанов, затянутые илом и другой болотистой растительностью. Тонкие тропинки превратились в настоящий лабиринт, нужные проходы которого были скрыты за зелеными занавесками плакучих ив и других невыразительных растений. Целые полчища мошкары и гнуса атаковали каждый участок не защищенной кожи, так что Феликсу приходилось по пять раз за день смазывать эти места барсучьим жиром и неприятной смесью из молотой коры и грязи, чтобы хоть немного защитить себя от надоедливых насекомых. Лошади, половина из которых была местной породы, а поэтому имели толстую шкуру, почти не замечали этих укусов, а тех кобыл, которые были не такими толстокожими, накрыли плотной тканью от палаток. К великому счастью Феликса, на их пути оказалось довольно много маленьких деревушек и постоялых дворов, а поэтому им не приходилось ночевать под открытым небом, хотя Феликс и не мог представить, кто захочет жить в этих безрадостных местах. В основном это были небольшие поселения, порой возведенные прямо на болотах, где дома располагались на толстых сваях или прямо на низких ветках вековых деревьев. В этих местах всегда было полно дыма, порой приятного, а иногда и невыносимого, который, так или иначе, отпугивал насекомых и других обитателей джунглей. Но если деревянные жилища местных жителей не особо удивляли Феликса, то внешний вид самих арнистрийцев сперва заставлял его невольно хвататься за кулон Силестии, и бормотать про себя быстрые молитвы. Сходство с арнистрийцами из Арно-Очинг, несомненно, было, хотя и не такое приятное, какое хотелось бы увидеть. Длинные шеи, как у лебедя, узнавались безошибочно, но на этом сходство со своими элегантными и высокими морскими собратьями, которые ценили красоту и изящество, полностью заканчивалось. Сгорбленные, облаченные в рваные тряпки, болотные жители походили на улиток, которые высовывали свои невзрачные лица, обмотанные пропитанными разными жидкостями бинтами, защищающими их от беспощадных насекомых. Феликс даже не мог понять, кто из них мужчина, а кто женщина, пока они не начинали говорить. Каждый раз, когда он их видел, ему хотелось отвести взгляд, или сделать вид, что не замечает этих жутких людей. Они казались ему медленными и вялыми, полностью лишенные какого-либо смысла существования. И лишь через несколько дней, когда он смог привыкнуть к их обществу, Феликс стал примечать, что у них действительно имелась своя, пусть и неспешная, но насыщенная событиями жизнь. Дети, которые выглядели чуть более живыми и веселыми чем взрослые, резвились на пристанях, играя в прятки, бегая за светлячками или ловя головастиков с помощью привязанных к веревке корзинок. В тавернах часто можно было услышать смех и даже музыку, которая, в отличии от всего остального, была поистине красивой. Арнистрийцы в основном предпочитали свирели и другие духовые инструменты, имитирующие пение птиц. Феликсу, с его талантом разговорить людей, не составляло труда влиться в местную компанию, после чего он убеждался, что болотный народ был настолько же словоохотлив, как и самые заядлые выпивохи из Полларвейна, Метеорхольма и других уголков северной провинции Стелларии.
Но чем дальше они продвигались по деревянным мостикам и дорожкам, пронизывающих джунгли, тем мрачнее и нелюдимее становились местные жители. Казалось, что их что-то гнетет и пугает, но они отказывались об этом говорить. Несколько раз на их пути встречались военные патрули ашурийцев, которые выглядели словно стая свирепых волков, выслеживающих свою жертву. Эскер велел нескольким своим подручным идти впереди и разведывать путь, и однажды они возвратились и о чем-то быстро переговорили с ним, после чего Эскер приказал всем в срочном порядке отойти и затаиться в стороне. Через некоторое время, по той дороге, где они должны были идти, проследовал отряд странных воинов. Лица многих были скрыты под черными капюшонами, а те, что были открыты, имели на головах внушающие ужас конструкции, с острыми искаженными пиками, расходящимися во все стороны, и напоминающие звездный нимб. Феликс заметил, что у многих из тех воинов были разного рода незаживающие раны и другие болезненные увечья, которые они, по всей видимости, сами себе наносили. Некоторые стянули руки крепкими пропитанными черной смолой веревками, сквозь которые сочилась порченная кровь, другие же надели на голову железные венки или же и вовсе
