Гоша вздохнул и поставил банку на место. Мертво волоча ноги, перешел в другой проход, заставленный красными и зелеными бутылочками с кетчупом и соусами. Мимо продефилировал Швед, кипящий от злости. "Бери, сука, пузырь и отлетаем, – прошипел он в самое ухо. – Две минуты, или я за себя не ручаюсь!" Игорь слепо оглянулся и схватил первую попавшуюся склянку. Две соседние бутылки повалились. Гоше показалось, что вся эта пирамида укупоренных банок баночек баночечек сейчас рухнет на пол со звоном, который разбудит все силы ада. Он дернул ворот футболки, оторвав пару пуговиц, и стал неуклюже запихивать соус за пазуху. Из-за угла появился охранник. Швед куда-то исчез, испарился.
Рука легла на плечо Игоря, он обернулся, оскалившись, как испуганный щенок, ожидая, что охранник сшибет его ударом с ног и поволочет прямо в тюрьму где его будут бить по почкам пытать мучить а потом бросят в вонючую камеру Игорь читал про тюрьму там насилуют таких пацанов как он а он даже не виноват ни в чем…
Перед Игорем стоял человек высокого роста, лет тридцати пяти. Это был не охранник, нет. У охранников не бывает таких добрых, понимающих синих глаз. Длинные рыжеватые волосы незнакомца падали на плечи. Аккуратная светлая бородка, усы, и удлиненный овал лица делали его похожим на Христа. Никогда Игорь не видел людей, столь олицетворяющих доброжелательность. У Игоря защипало в носу, он едва сдержался, чтобы не заплакать.
– Сын мой, – человек наклонил голову, заглядывая подростку в глаза, – Осознал ли ты греховность сего поступка, прежде чем совершить его? Ибо грех прост в совершении, но искупление его требует великого труда…
– Осознал я… – в Гоше откуда-то появились силы говорить с незнакомцем. – Я просил Господа не разрешить мне делать это, но так получилось…
– Не объясняй… – Длинными узловатыми пальцами мужчина извлек из-под гошиной майки кетчуп и вернул его на полку на виду у подходящего охранника. – Этот юноша пойдет со мной, – сказал он, прежде чем усатый успел открыть рот. – Да пребудет с вами благословение Господне. Творите добро, и не держите зла в сердце своем.
Он взял Гошу за руку и повел к выходу, сильно припадая на правую ногу.
– До свидания, отец Ираклий, – промямлил усач. – Вот только зря вы связываетесь с этой шпаной. Тюрьма по ним плачет, ей-богу! Горбатого могила исправит…
* * *
– Батюшка, позвольте вам все объяснить… – Игорь искал нужные слова. Хотя, какой в том был смысл? Этот человек не собирался обвинять его ни в чем. – Я не виноват…
Они вышли из магазина. Гоша бросил косой взгляд на злополучную парочку новых своих врагов, молчаливо подпиравших стену неподалеку.
– Не называй меня батюшкой, сын мой, – Ираклий улыбнулся. – "Батюшка" – обычное обращение православных к своим священникам. А я не являюсь представителем православного христианства. "Отец" – это слово более всеобъемлюще, оно не ставит тебя в зависимость от твоего наставника, оно только подчеркивает твое духовное родство с ним. Вне зависимости от твоих религиозных убеждений. А я привык считаться с убеждениями других.
– Хорошо, Отец… – Игорь кивнул головой. – Я просто хочу сказать, что мы с вами в небезопасности. Может быть, нам обратиться в милицию? Дело в том, что…
– Не объясняй, сын мой. Ты имеешь в виду тех двух негодяев? – Ираклий вытянул палец, открыто показывая на обидчиков Гоши. – Они принудили тебя к краже. И совершили, таким образом, насилие над твоей душой.
– Откуда вы знаете? – Гоша смотрел на человека, открыв рот.
– Мне ведомо многое в этом мире. Ты и в самом деле не виноват, и греха на тебе нет. Жаль, конечно, что ты не мог сопротивляться злу в одиночку. Но один человек слаб. Негодяи сбиваются в стаи. В стадности – их сила. Что же мешает нам, приверженцам добра, собраться в единую армию? Нам мешает индивидуализм. Эго – вот то, что мы ставим превыше всего! Мы лелеем свою исключительность, тонем в душещипательном солипсизме, а ублюдки, варвары разрушают культуру, дух нации, пользуясь нашей беззащитностью. Зло должно быть наказано! Более того, сын мой, зло должно быть убито! Истреблено до последнего своего зародыша! И лишь тогда спокойствие и гуманность воцарятся в мире людей.
Отец Ираклий говорил убежденно, спокойно, не повышая голоса, но в словах его чувствовалась такая твердая сила, что Игорь почувствовал желание немедленно найти неведомую Армию Добра, и вступить в нее, и сражаться до последней капли крови со всей мерзостью, что наполнила существование человеческое. Но в реальности пока происходило по-другому. Их было двое – слабый, не умеющий драться подросток, и мужчина – пусть жилистый, но хромой – против двоих накачанных парней, работающих кулаками, как молотобойцы.
– Как зовут тебя?
– Гоша. То есть Игорь.
– Не бойся, Игорь. Против любой силы есть сила. Пойдем.
Ираклий как будто нарочно выбрал путь мимо злополучной парочки. Он шел с отрешенным видом – наверное, суета греховной земной жизни не волновала его. И у Гоши на секунду появилась надежда, что парочка шакалов оставит его в покое.
– Эй ты, пацан! Куда намылился?
– Оставьте его в покое, – бросил через плечо Ираклий. – Это человек не вашего круга. Воровать и блудить – не его удел.
– Что, что ты сказал?! – Швед взорвался. – Ты, хиппи чертово! Вали отсюдова на хрен, ты нас уже достал! Нам с этим шкетом перебазарить надо.
– Ай-ай! – Ираклий покачал головой. – Как ты нехорошо говоришь, мальчик! Я, было, хотел простить тебя – в надежде на твое раскаяние. Но теперь я вижу, что ошибся. Ты, парень, не подлежишь перевоспитанию. Таких, как ты, нужно просто изолировать от общества – навсегда. Держать в железной клетке, ибо ты не заслуживаешь места среди людей.
– Слушай, Ирокез… – Витек оторвал свою спину от стены и выступил на шаг вперед. – Чего ты тут кипятишься? Ладно, забирай этого недоноска, если тебе такие мальчики нравятся. – Он похабно ухмыльнулся. – Но чтоб это было в последний раз! Ты бросай это дело – детишек тут отлавливать, мозги им пудрить. Я, может, не самая большая шишка в этом районе. Но предупреждаю – кое-кто из авторитетов тобой заинтересовался. Ты язык распускаешь не по делу, Ирокез. Мол, преступность и все такое. Не твоего ума это дело. Тебе что, не живется нормально? Ты в нашем омуте заканчивай шарить – неровен час, вторую ногу оторвать могут. А то и голову…
– Слышь, Витек, я засвечу ему? – Швед подпрыгивал от нетерпения. – Он ведь слов ни хрена не понимает. Давай подстрижем его, а? Чего он оброс тут, как поп?
– Отойди. – Ираклий отстранил Шведа, стоявшего на пути. Движение его было легким, но здоровенный парень не удержался на ногах и полетел на землю. Ираклий, не оглядываясь, заковылял своим путем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
