– Извините, извините! – Полковник, похоже, вошел во вкус жаркой словесной баталии. Журналист пытался что-то сказать, но был отодвинут в сторону молчаливым жестом. – То есть, вы что хотите сказать? Вы критику наводите на тех, кто сейчас выполняет трудную каждодневную работу. По стабилизации, так сказать. А это сейчас все умеют – ругать правительство, президента, милицию. Вот вы делайте что-нибудь конкретное, тогда вы будете иметь моральное право. Как мы делаем. Вот я вам приведу последние цифры…
– Не надо цифр. – Ираклий улыбнулся отнюдь не кротко. – Дело не в количественном увеличении или уменьшении показателей преступности на столько-то процентов. Изменения в нашем обществе может произвести только в корне иная морально-этическая концепция. И концепция эта отнюдь не нова! То, что я хочу предложить в качестве лекарства от социальных язв, старо, как мир. Ибо история человечества повторяет сама себя бесконечно. Россия в теперешнем своем состоянии являет собой типичный пример общества без идеала – без Бога, без царя и героя. Поверьте мне – человек, не верящий в добро, в какой бы форме оно не проявлялось, неизбежно приидет в объятия зла.
– Что-то очень уж неконкретно вы рассуждаете, уважаемый собеседник. – Полковник Мочалов удовлетворенно откинулся на спинку кресла. – Вот вы пойдете к преступнику на улице и будете говорить ему все это? И какой же толк от этого будет, так сказать? Пока вы ему проповедь свою говорить будете, он вас ведь и убить может! Они, знаете ли, церемониться не любят!
– Слова мои обращены не к преступникам. Да, есть среди них люди, способные оставить свою греховную стезю и встать на путь истинный. Но, простит меня Бог, я вовсе не собираюсь проповедовать среди отбросов общества. Моя аудитория – та морально неиспорченная часть российского общества, которая чувствует в себе призвание жить свободной, одухотворенной жизнью, призвание активно противодействовать злу, но не знает, как ей приложить силы в движении своем к добру. У этих людей нет вождя – человека, способного сплотить их воедино и научить их любить и поддерживать друг друга. Души их томимы ожиданием идеала – но кто может стать предметом для подражания в нынешней России? Бог православной церкви затерялся, отошел на второй план, заслоненный паутиной устаревших обрядов и бесконечными внутрицерковными дрязгами. Коммунистические боги, созданные за семь десятилетий правления большевиков, развенчаны и низведены до положения простых негодяев. Протестантские образцы христианства и прочие религии запада и востока, как ни странно, вызывают в душе российских граждан наибольший отклик, ибо еще не приелись, они удивляют и приманивают кажущейся своей новизной. Но помяните мое слово – спасение нашей родины никогда не приходило извне! Оно всегда зарождалось и росло в самой России. Здоровые ее силы собирались и восстанавливали порядок. Вспомните Козьму Минина – обывателя нашего города…
– Да, пожалуй, нужно признать, что во многом вы правы… – Полковник Мочалов посмотрел на отца Ираклия с интересом и уважением. Похоже, полковнику все больше нравился этот человек. Конечно, не все в его речи можно было уложить в строгие рамки закона, но милицейский чин пренебрег бы мелочами, заполучив такого могущественного союзника. Демид подумал, что негласная поддержка Ираклию со стороны властей обеспечена. – Патриотическое воспитание молодежи – вот что нам сейчас необходимо! Ведь вспомните, как раньше было: комсомол, ДОСААФ, пионерская игра "Зарница". Советский паренек с детства знал, что такое хорошо, и что такое плохо. А сейчас кому ему подражать? Ведь что ему вдалбливают, извиняюсь? Чтобы зарабатывать деньги, деньги, деньги… Любой ценой, так сказать! По телевидению, из прессы, даже в школе вот – сплошные нувориши в качестве примера для подражания. Это никуда не годится, я вам скажу!
– Да, да, именно так… – Отец Ираклий, кажется, остался доволен понятливостью своего собеседника.
– Ну что же, с вашего разрешения я покину вас. – Полковник грузно поднялся, уперевшись в стол красными кулаками. – Спасибо за беседу. Надеюсь, мы с вами еще встретимся…
Весь экран тут же заслонила усатая физиономия журналиста. Он сделал круглые глаза, доверительно глядя на телезрителей и поправил очки, норовящие сползти на кончик носа.
– Как видите, уважаемые телезрители, у нас в студии завязалась нелицеприятная, я бы сказал, но острая и интересная беседа. Да! Но вот полковник Мочалов покинул нас по служебной необходимости (Леке показалось, что журналист вздохнул с облегчением) и теперь мы имеем возможность подробнее выяснить, что же это за личность – отец Ираклий, о котором так много говорят в нашем городе.
Камера увеличила лицо Ираклия и Лека вздрогнула – глаза у того были такие же ненормальные, как у Демида – блекло-голубые, они впивались в собеседника ледяными буравами и вызывали легкое головокружение. Лека с трудом оторвала взгляд от экрана и повернулась к Демиду.
– Ну, что скажешь?
– Он – медиум. Возможно, медиум необычайной силы. Производит впечатление слегка свихнувшегося. Но мне кажется, что каждое его слово, каждый шаг хладнокровно рассчитан. Посмотрим, что он еще скажет.
– Александр Тимофеевич, – обратился журналист к Ираклию. – Вы не против, если я вас так назову? Ведь не секрет, что "отец Ираклий" – это псевдоним. А настоящее ваше имя – Александр Бондарев…
– Да, это мое мирское имя. – По лицу Ираклия пробежала тень. – Точнее, имя того человека, каковым я был до своего духовного перевоплощения. Но сейчас очень малое связывает меня с тем прежним Сашей Бондаревым. Может быть, он просто умер тогда, а я вышел из его тела, претерпев метаморфозу, как бабочка выходит на волю, разрывая жесткую оболочку куколки.
– Значит, вы считаете, что претерпели духовное перерождение?
– Да, несомненно.
– И каким же образом это произошло? Я знаю, что вашей жизни произошла большая трагедия… Кем вы были в прежней, если так можно выразиться, жизни?
– Всего лишь шофером, водителем-дальнобойщиком. Простым трудягой без особых амбиций. Единственное, пожалуй, чем наградила меня судьба – это недюжинной силой. В свое время я служил в воздушно-десантных войсках. Воевал в Афганистане. Немало моих друзей погибло там, полегло на предательских горных тропах. Но я выжил. И уверовал в то, что смогу собственными силами преодолеть любое жизненное препятствие. Вера в физическую силу, но не в силу духа – она-то и подвела меня…
– Это тогда вас прозвали Ирокезом?
– Нет. – Ираклий отстраненно улыбнулся. – Величали меня просто Шуриком. А Ирокез – это, очевидно, производное от имени Ираклий. Глупая кличка… Но все же позвольте мне вернуться к своему рассказу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
