Багратион просил послать его в Бухарест для разрешения вопроса о мире и обещал добиться мирного договора за два месяца: «Сколько мне известно, визирь нонешный рад мириться, только с уступкою, можно и должно его позондировать. Мне кажется, что время терпит до весны, ежели угодно, я бы поскакал, под предлогами укомплектования армии, в Бухарест, поговорил бы с оттоманским (представителем. — Е. А.). Визирь еще находится против Рущука, я бы предложил ему повидаться со мною и предложил ему тайным образом о мире… надо подкупить визиря и чиновников его, бросить им два миллиона пиастров, они лакомы, и нужно сии деньги достать в Молдавии и Валахии. Мне кажется, что я бы успел тайно таким образом, ежели же не согласится визирь, тут беды никакой нету. О сем не надо говорить канцлеру (Румянцеву. — Е. А.), ибо оно известно будет тотчас послу Франции, и все испортится». Ни при каких обстоятельствах император не принял бы план Багратиона, явно противоречивший всем его расчетам. Отдать туркам два миллиона золотых, тогда как государь с них требовал в виде контрибуции всего-то 20 тысяч пиастров, — это предложение наверняка казалось в Петербурге невозможным и даже бестактным. Но главное все же заключалось в том, что сколь бы низкого мнения Багратион ни был о способностях Кутузова, как бы он ни сводил личность и деятельность главнокомандующего Молдавской армией к нулю, перепрыгнуть через его голову он не мог, да и в Петербурге этого не допустили бы. В Бухаресте сидел Кутузов, недавно одержавший над турками блистательную победу, и все надежды Петербург связывал с его дипломатическим искусством, которым, при всем таланте полководца, горячий по натуре князь Петр, увы, не обладал.
Пространное письмо Багратиона Барклаю от 14 сентября 1811 года, цитаты из которого приведены выше, представляло собой самый настоящий проект, докладную записку, предназначенную для императора. Несомненно, это был плод долгих размышлений Багратиона о той общеполитической ситуации, в которой оказалась Россия. В письме Багратиона много разных предложений, начиная с глобальных вопросов войны и мира и кончая усовершенствованием вооружения конницы. Кроме предложений по достижению мира с турками при помощи англичан и серьезных уступок Багратион выдвигал и другие внешнеполитические инициативы. Тогда, да и теперь, многие из них кажутся наивными, неосуществимыми предложениями человека, который не очень много понимает в искусстве дипломатии. Но вместе с тем невозможно не признать, что в ряде случаев Багратион удивительно точно характеризует проблему и предлагает оригинальное решение ее. По каким-то позициям власти вскоре так и поступили. И теперь непонятно, вняли ли они Багратиону или его суждения отразили ставшую очевидной для всех реальность. Так было с весьма смелым предложением Багратиона об отдаче туркам Молдавии и Валахии в обмен на мир. Багратион писал, что в условиях приближения войны с Наполеоном «силы наши должны быть дома, что и нужно, иначе я полагаю, что Молдавия и Валахия для нас будут хуже Гишпании по близости наших границ». Как известно, Наполеону, чтобы сохранить власть над Испанией, приходилось держать там целую армию. Через две недели после предложения Багратиона канцлер Н. П. Румянцев сообщил Кутузову о готовности государя уступить туркам Валахию, а Молдавию и Бессарабию выкупить за деньги. Далее, Багратион писал, чтобы «сербов оставить в независимости, ибо не время нам теми пунктами заниматься». И в этом вопросе Румянцев вслед за ним умывает руки: «Обеспечить жребий Сербии, сколь можно согласно с желанием сербской нации». Багратион предлагает сделать территориальные уступки и Австрии («Ради Бога, успейте отдать цесарцам то, что у них взяли, и дайте еще другое, дабы сидели они дома, а ежели наш приятель (Наполеон. — К А.) успеет их обольстить, то худо и трудно нам будет, потому что надо оставить по крайней мере 50 000 войска надзору»). Багратион как в воду глядел: Наполеон вынудил австрийцев примкнуть к антирусской коалиции, наша дипломатия проиграла борьбу за Австрию, и пришлось-таки держать против австрийцев армию Тормасова. А если бы Россия вернула то, что по Шёнбруннскому миру 2 октября 1809 года присвоила себе (а именно Тернопольскую область), то ситуация на русско-австрийской границе, возможно, была бы более благоприятна для России.
Багратион предлагал изменить политику и в отношении Польши и поляков на российской территории. Кроме ставших дежурными для него проектов высылки ненадежных поляков в Сибирь и конфискации их имений он высказал предложение, которое было реализовано в 1815 году, благодаря чему значительно упростилась ситуация в Польше: «Я считаю самым лучшим способом объявить королем государя». В 1815 году император Александр был действительно коронован корол ем Царства Польского… Задолго до начала войны 1812 года, ставшей Отечественной, Багратион писал, что власти необходимо обратиться за помощью к народу, и тем самым будут решены финансовые проблемы, ибо «война теперешная не для союзников, а наша собственная, а как война делает часто такие следствия, что дает и берет корону, следовательно, в таком случае всем надо жертвовать, чтобы наступать и побеждать»32.
Государь и Барклай в ответ на проект Багратиона промолчали. Как и в случае с отказом Багратиону в приезде в столицу, это молчание было выразительно — занимайтесь, мол, князь Петр Иванович, делами своей армии и в чужие компетенции не лезьте, сами разберемся, ведь вы же пишете в конце письма: «Впрочем, все дела вам более и лучше известны…»
Мира не будет, готовься к войне
Между тем обстановка на западной границе становилась все тревожнее. Дело семимильными шагами шло к войне. Россия поспешно наращивала свои вооруженные силы. Ежегодными стали рекрутские наборы — главный источник пополнения армии. Набор 1808 года должен был дать 38 906 рекрут (ростом не менее 2 аршин 3,5 вершка), в набор 1809 года было назначено 82 146 рекрут, в набор 1810 года — 95 542 человека. В 1811 году предполагалось взять с 16 миллионов душ мужского пола 120 тысяч рекрут, потом был назначен еще один набор (от 65 до 70 тысяч человек) «по чрезвычайным обстоятельствам, требующим всевозможных усилий к обеспечению государства»31. Иначе говоря, за последние три предвоенных года было взято в армию минимум 350 тысяч человек.
Неудивительно, что по сравнению с 1805 годом, несмотря на все боевые и небоевые потери за время войн с Францией и Турцией, общая численность армии возросла с 489 тысяч до 716,4 тысячи человек. Важнее другие цифры: число строевых чинов, то есть солдат, увеличилось с 422,3 тысячи до 586,6 тысячи человек. Словом, одних солдат в русской армии стаю почти 600 тысяч — такого в России не было никогда! Корпус офицеров также вырос значительно: с 12,3 тысячи до 17,4 тысячи человек. Этот рост был связан с формированием 19 новых армейских пехотных полков и 8 драгунских.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
