О некоторых из перечисленных, поистине блестящих, но менее известных, чем Михаил Семенович Воронцов или Иван Федорович Паскевич, людей следует сказать подробнее. Действительно, 36-летний полковник Сергей Никифорович Марин был редкостным красавцем, прекрасным шахматистом и заядлым картежником. Отважный воин, он не раз был ранен в бою и удостоен за свои подвиги боевых орденов и золотой шпаги «За храбрость». Можно без преувеличения сказать, что если бы не Марин, то заговор 11 марта 1801 года, увенчавшийся убийством Павла I, провалился бы: именно поручик Марин в ночь переворота командовал внутренним караулом преображенцев в Михайловском замке, и именно он беспрепятственно пропустил мятежников в замок, тем самым изменив государю и совершив безнравственный поступок. Потом, при Александре, он, флигель-адъютант государя, исполнял высочайшую волю, будь то поездка к Наполеону с депешами, формирование нового полка или расследование дела о контрабанде на границе. Но более всего этот высокий, обаятельный гвардеец прославился на литературной ниве. Начал он с необыкновенно популярных в офицерской среде сатирических стихов о павловских порядках (сам он был на какое-то время разжалован Павлом в солдаты за то, что сбился с ноги на вахт-параде), а потом с легкостью и блеском писал гусарские песни и сочинил текст «Преображенского марша». Одну из его солдатских песен распевала армия в 1806 году, двинувшись в Польшу и Восточную Пруссию. Издавал он и свой журнал «Драматический вестник», входил в литературное общество «Беседа любителей русского слова». Он делал переводы, писал пьесы под Буало и Вольтера. Марин был необыкновенно остроумен, обладал даром тонкого сарказма. Неудивительно, что ему особенно удавались сатирические стихи на злобу дня и пародии, которые были остры и легко запоминались. Особенно он прославился пародией на величавую оду Державина «Бог» («О, ты, что в горести напрасно, на службу ропчешь, офицер»). Благодаря этим стихам Марин был чрезвычайно популярен в офицерской среде, не уступая славой самому Денису Давыдову. Его ближайшим другом был князь Воронцов, также питавший к Марину теплые чувства, о чем свидетельствует их приятельская переписка. Марин был близок к Багратиону и любил своего главнокомандующего. Кажется весьма любопытным то обстоятельство, что Марин попал во 2-ю армию прямо из Твери, где он был с 1809 года адъютантом Георга Ольденбургского, супруга Екатерины Павловны. Ему была в тягость эта служба («Во брани поседев, воспитан под шатрами, / Попал я на паркет и шаркаю ногами»), и в 1811 году он отпросился в армию Багратиона. Может быть, через него Багратион и поддерживал связь с Катиш, хотя доказательств, это подтверждающих, у меня нет никаких. Примечательна и демонстративная нелюбовь Марина к «немцам», разделяемая главнокомандующим. Марин в Волковыске много болел («Здоровье мое уплыло с дежурством, час от часу становилось и слабее, и хуже…» — из письма Воронцову), хотя в 1812 году участвовал в боях. В конце 1812 года он умер — как полагают, от французской пули, которая застряла у него в груди еще со времен Аустерлица.
Марину было о чем поговорить с 20-летним графом прапорщиком Львом Перовским, только что закончившим Московский университет и страстно увлекавшимся тогда переводами с французского языка. В отличие от Марина это был человек серьезный, глубоко вникавший в религиозно-нравственные проблемы. Начальником канцелярии Багратиона был Н. И. Старынкевич, «человек умный и бывалый, в особенности любивший пожить. Беседа его была весела и неистощима»31.
Генералы Багратиона были действительно из лучших в русской армии. О героическом командире ставшей в один день легендарной 27-й пехотной дивизии генерале Дмитрии Неверовском расскажем ниже, а о Николае Николаевиче Раевском многое известно в связи с А. С. Пушкиным и декабристами. Он также был издавна связан с Багратионом, который не раз проверял его в боях. Особенно отличился Раевский, командуя егерской бригадой в авангарде Багратиона под Гейльсбергом и Фридландом во время войны с французами в 1806–1807 годах. Это был человек непростого характера, нервный и желчный. Во время Русско-турецкой войны он находился под командой Багратиона. После отставки последнего с поста главнокомандующего и назначения в Молдавскую армию генерала Каменского Раевский так жестоко рассорился с новым начальником, что Каменский выслал его из армии. Возможно, причиной стало утверждение Раевского о том, что Каменский «был трус и не мог хладнокровно слышать ядра». Об этом со слов Н. Н. Раевского писал А. С. Пушкин53. Не случайно, что изгнанный из армии Каменского Раевский оказался в армии его соперника Багратиона начальником 26-й пехотной дивизии, а потом стал командовать 7-м пехотным корпусом — ударной силой 2-й армии.
Наверняка Багратион был хорошо знаком и с генералом Ильей Дукой, сербом, командиром 2-й кирасирской дивизии. Возможно, они были знакомы еще с юности, ибо Дука, также как Багратион, воевал во второй половине 1780-х годов на Кавказе против Шейха Мансура. Воевали они рядом и под Аустерлицем (Дука командовал лейб-гусарами), и в сражении при Прейсиш-Эйлау. О Дуке говорили, что он необыкновенно храбр и отличался суворовской заботой о солдатах, — все это не могло не быть симпатично Багратиону.
Авангард 2-й армии был поручен князю Андрею Ивановичу Горчакову. С Багратионом его объединяло нечто большее, чем служба, — память о великом Суворове. Горчаков был родным племянником Суворова и во времена опалы полководца, при Павле, пытался как-то примирить дядю с государем. Однако и государь, и великий полководец были одинаково упрямы и строптивы, и посредническая миссия племянника окончилась плачевно для дяди, сосланного в Кончанское. В 1799 году Багратион и Горчаков участвовали в Италийском походе Суворова, а все, кто там был, оказались навеки связаны между собой узами, более прочными, чем родственные. Горчаков был известен также как непримиримый противник Наполеона (что тоже объединяло его с Багратионом). В годы сомнительной «тильзитской дружбы» он был послан со своей пехотной дивизией участвовать в австро-французской войне 1809 года на стороне Наполеона. Горчаков, памятуя о русско-австрийском боевом братстве времен Италийского похода Суворова, написал теплое письмо вражескому главнокомандующему эрцгерцогу Фердинанду. В этом письме он выразил свое сердечное желание когда-нибудь вновь соединиться с австрийцами «на поле чести». Французы письмо перехватили, поднялся страшный скандал. Наполеон пожаловался на такого союзника самому Александру, Горчакова судили. Российский император не на шутку рассердился на «изменника» — Горчакова выгнали из армии, навсегда запретив ему въезд в обе столицы. Каким же образом накануне войны с Наполеоном опальный генерал оказался командиром Авангардного корпуса 2-й Западной армии Багратиона, пусть читатель догадается сам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
