— Я никому его не выдам.
Я судорожно вдохнула, зажмурилась, приникла к его уху и прошептала:
— Мой отец.
Я ждала ответных слов Джонни.
Он молчал.
Открыв глаза и взглянув на него, я поняла причину.
Джонни спал.
67. План «Б»
Джонни
Болело все.
Яйца.
Ноги.
Член.
Голова.
Казалось, меня переехал товарный поезд.
Что-то давило мне на грудь.
Что-то было не так.
И откуда запах кокоса?
А потом я вспомнил.
Все кончено.
Вся моя напряженная работа.
Все годы суровых, безжалостных тренировок оказались напрасными.
Потому что мое тело меня подставило.
И теперь я сломлен.
Дернувшись, я открыл глаза, чувствуя, что паникую и вообще на грани нервного срыва.
Какое-то время я смотрел в потолок, просто наблюдая, как сердце захлестывает опустошение, словно разрушительная приливная волна.
Сделав несколько глубоких вдохов, я попытался сесть, но тут же снова плюхнулся на спину, заметив щуплую фигурку, свернувшуюся калачиком рядом со мной.
Охренеть.
— Шаннон!
Она что-то промычала.
— Шаннон, — повторил я, слегка толкая ее. — Просыпайся.
Тихо зевая, она выползла из-под моей руки.
— Ты проснулся, — улыбаясь, сказала она.
Я настороженно кивнул.
— Ты помнишь, где находишься?
Я снова кивнул.
— А матч помнишь?
— Я помню, почему я здесь оказался, — прохрипел я, чувствуя жуткую сухость в горле. — Но не помню, почему здесь ты.
Шаннон посмотрела на меня, округлила глаза и быстро слезла с кровати.
— Ты хотел, чтобы я осталась с тобой, — тихим голосом объяснила она, сцепляя руки в замок.
— Я хотел? — нахмурился я.
Этого я не помнил.
Один туман.
Шаннон кивнула:
— Да. Рано утром мы с Гибси приехали тебя проведать. Было шесть часов утра, но ты, наверное, думаешь, что это прошлый вечер…
— И как долго? — перебил ее я.
Я был не в том настроении, чтобы слушать подробности.
— Что? — спросила она, недоуменно глядя на меня.
— Как долго я находился в отрубе?
Она взглянула на часы.
— Сейчас без четверти двенадцать. Значит, почти шесть часов.
— Нет, — замотал головой я и зарычал от досады. — Сколько всего времени прошло?
— Я тебя не понимаю, — призналась она.
— Сколько времени прошло после травмы? — прошипел я, впиваясь в одеяло.
Отчаяние и опустошение — других ощущений внутри не было.
— Джонни, это не имеет значения.
— Нет, Шаннон, имеет. — Голос мой надломился. — Для меня имеет.
Она просто смотрела на меня большими глазами, полными страха, тревоги и сочувствия.
Невыносимо.
Во всяком случае, сейчас.
Я не хотел, чтобы она видела, как я разваливаюсь на куски.
Я с этим не справлюсь.
— Можешь передать мне эту штуку? — спросил я, указывая на планшет, прикрепленный к передней стенке кровати. — Я должен посмотреть, что они там написали.
Шаннон теребила губу, нервно поглядывая на планшет.
— Джонни, может, лучше дождаться прихода врача и…
— Я должен посмотреть, — выдавил я. — Собственными глазами.
Шаннон вздрогнула, а мне стало еще паршивее.
— Ну пожалуйста, — тяжело вздыхая, попросил я. — Дай мне планшет.
Она молча сняла и подала его мне.
— Спасибо.
Шаннон опустила голову и шмыгнула носом. А может, всхлипнула.
Черт.
Черт!
— Можешь позвать моего отца? — попросил я, отчаянно стараясь не дать волю эмоциям.
Она посмотрела на меня — такая одинокая и сокрушенная.
— Если ты так хочешь…
Я кивнул, удержавшись, чтобы не застонать.
— Да, я так хочу.
— А к-как насчет твоей мамы?
— Нет, только отца, — предупредил я. — Только его.
— Ну хорошо, — прошептала Шаннон, неуверенно глядя на дверь палаты.
Я затаил дыхание, отчаянно стараясь не сорваться при ней.
— Так я пойду, — сказала она, но ее слова были больше похожи на вопрос.
Я сухо кивнул, борясь с желанием умолять ее остаться, обнять меня и дать обещания, которые никто из нас не сможет сдержать.
Она не могла ничего исправить в моем нынешнем состоянии, и я боялся потерять больше, чем уже потерял.
Я знал, какая она хрупкая, и не хотел ее пугать. А если она останется, именно это и случится.
Если я это сделаю, если она увидит мою неприглядную сторону, увидит слабость во мне, я потеряю и ее.
А ее я никак не мог потерять.
С колотящимся сердцем я смотрел, как она открыла дверь и замерла на пороге.
— Пока, Джонни, — прошептала она, в последний раз взглянув на меня.
Я сглотнул и еле выдавил:
— Пока, Шаннон.
Я дождался, пока за ней закроется дверь, сдернул одеяло и стал оценивать ущерб.
Боже мой.
Я упал головой на подушку и вцепился зубами в кулак, чтобы не разреветься.
Минут через тридцать в палату вошел отец. Он был один.
— Доброе, жеребец, — с усмешкой произнес он.
— Привет, пап, — едва выдавил я.
Мои щеки были мокрыми от слез.
Увидев мое лицо, отец сразу перестал улыбаться.
Он поставил пластиковый стаканчик на тумбочку, присел на краешек кровати и притянул меня к себе.
— Джонни, — вздохнул он, — сынок, не держи все внутри.
Я ревел, как маленький испуганный ребенок, уткнувшись в отцовское плечо.
— Что они говорят? — спросил я, когда ко мне вернулась способность произносить слова.
— Шесть недель минимум, — честно ответил он.
Я всегда уважал его за честность.
— Пап, все пропало, — покачал я головой, едва сдерживаясь, чтобы не зарычать от отчаяния. — Летняя кампания… Молодежная лига… для меня все кончено!
— Не кончено, — заверил меня отец. — На волоске, но не невозможно.
— На волоске, — повторил я. Сердце билось так отчаянно, что я боялся, как бы оно не выскочило наружу. — Дерьмо!
— Не забывай, кто ты. — Он встал и помог мне сесть на край кровати. — Ты мой сын, — добавил он, опуская мои ноги на пол. — И ты — боец.
Я свесил голову на грудь.
— Какой из меня боец…
— Ты был бойцом с того дня, как появился на свет, — возразил он. Отец приподнял мне подбородок и заставил смотреть в его синие глаза. — Ты никогда не пасовал перед трудностями. Я не помню, чтобы ты позволял чему-то вставать у тебя на пути, и шесть недель не причина делать это сейчас.
— А если у меня ничего не получится? — прохрипел я, озвучив мой главный страх. — Если к тому времени я не приду в форму?
— Значит, не получится, — спокойно ответил он.
— Пап, я не могу… — мотнул головою я и судорожно всхлипнул.
— Если этим летом у тебя ничего не получится, значит так тому и быть, — повторил отец. — Но ты по-прежнему останешься Джонни Каваной. Достойным учеником. Хорошим человеком. И по-прежнему лучшим из моих решений.
Миллионный раз в жизни я смотрел на человека, который вырастил меня, и думал: «Стану ли я когда-нибудь таким же сильным, как ты?»
Я смотрел, как отец пододвигает стул и садится напротив меня.
— А теперь, сынок, давай реально взглянем на вещи, — предложил он, ослабляя узел галстука.
Дождался, блин.
— Реально? — переспросил я.
Отец кивнул:
— Допустим, ты не попадешь в Молодежную лигу в июне…
— Пап, я не могу…
— Выслушай меня, пожалуйста, — невозмутимым тоном попросил он.
Я угрюмо кивнул.
— Допустим, ты не сможешь сделать это в июне, — продолжал отец, описывая вслух самый страшный из моих кошмаров. — Это убийственно. Мы с мамой тебя понимаем. Возможно, ты так не думаешь, но мы привели тебя в этот мир, и в каждый болезненный момент твоей жизни, на каждом препятствии, которое ты преодолевал, Джонни, мы были рядом. Мы были рядом с тобой и все чувствовали. Твою боль, досаду, страхи. Все это отражалось и на нас. Мы радовались твоим достижениям и переживали твои неудачи, как свои собственные. Джонни, ты — это все, что у нас есть. Только ты. Вот так.
