Сушков сказал Мак-Грегору, что надеется как-нибудь побеседовать с ним, и распрощался так же вежливо и степенно, как и поздоровался; затем он направился к вошедшему в это время в зал советскому послу и стал рядом с ним, образуя как бы левый фланг отряда – советского отряда.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Мак-Грегор. Он попрощался с Джейн Асквит и стал пробираться к выходу.
– Дайте мне знать о своих планах. – Асквит проталкивался в толпе вместе с Мак-Грегором, не обращая внимания на тех, кто окликал его.
– О каких планах? – спросил Мак-Грегор.
– Сам не знаю. Но все-таки известите меня.
– Хорошо. – Мак-Грегор прошел позади Кэтрин, словно не замечая ее и не замеченный ею.
– Я вам друг, Мак-Грегор. Я должен знать, что с вами будет. Очень жалею, что почти ничем не могу вам помочь, но вы сами видите – я в пасти льва.
Мак-Грегор находил, что Асквит преувеличивает. В сравнительно безлюдном коридоре Асквит долго жал Мак-Грегору руку. Мак-Грегору это не понравилось, и он рад был выйти на Стрэнд, где были такси, автобусы и обыкновенные, ничем не примечательные прохожие на тротуарах.
Ему нужно было ощущение простора и собранности, которое мог дать ему Лондон, и он медленно прошел по пустынным улицам от Ковент Гардена до Лейстер-сквера и Пикадилли. Он никогда не любил Пикадилли и торопливо миновал ее, думая о том, когда же американская военная полиция в своих белых касках, наконец, уберется во-свояси. Пикадилли кончилась, и Мак-Грегор, забыв про американцев, не спеша зашагал по Мэйфер, вышел к Гайд-парку, обошел его кругом и, чтобы освободиться от мучительных мыслей, постарался сосредоточить свое внимание на этом парке, который он очень любил. Даже памятник принцу-консорту Альберту, великому продолжателю династии, уже не казался ему смешным.
Именно здесь, возле этого памятника, даже не имея намерения принять решение, Мак-Грегор внезапно понял, что он должен сделать. Не много надежных путей для публичного выступления было открыто перед ним. Он выбрал тот, который представлялся ему самым разумным. В гостиной пансиона миссис Берри он сел за стол, положил несколько листков писчей бумаги на зеленую скатерть с бахромой и написал письмо в «Таймс».
«Уважаемый сэр! Принимая во внимание повышенный интерес, вызываемый в настоящее время политическими событиями в Иране, разрешите мне поделиться наблюдениями, которые мне удалось сделать, сопровождая в Иран лорда Эссекса.
Во-первых, борьба Иранского Азербайджана за некоторую автономию и самоуправление – вполне самостоятельное движение, возникшее в самом Иранском Азербайджане. Исторические факты и нынешнее положение доказывают, что Азербайджан всегда боролся и борется за свержение феодальных порядков, навязанных ему (и всему остальному Ирану) продажными правительствами Ирана.
Во-вторых, степень русского вмешательства, по всей видимости, ничтожна. За время нашего путешествия мы почти не видели русских войск, а в Курдистане не видели совсем. Во главе азербайджанского правительства стоят не русские, а азербайджанцы, и, за исключением отдельных частностей, их цель сводится к восстановлению хозяйства Азербайджана, улучшению условий жизни и экономическим преобразованиям. Если и можно говорить о некотором русском влиянии, то лишь о косвенном, и, во всяком случае, оно меньше, чем наше собственное влияние в Иране, которое мы оказываем путем прямого нажима на министров и политические партии, контроля над государственными финансами и мелкого подкупа.
Теперь о независимости курдов. Курды требуют независимости, но не такой, какую им даст правительство Великобритании, а осуществленной их собственными силами. Так же как и азербайджанцы, курды добиваются подлинной автономии и, более того, права на самоопределение. Задуманный нами план – прибрать их к рукам и использовать в целях сохранения политического равновесия на Среднем Востоке – ставит под сомнение честность наших намерений и наносит прямой удар всем принципам морали.
Преданный вам А. Э. Мак-Грегор».
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
День передышки между написанием письма и последовавшими за этими событиями Мак-Грегор провел в приятном сознании, что поступил правильно. Он думал только о себе и своем поступке, и потому ему не пришло в голову пойти в этот день к Эссексу. Было ясно, что теперь придется распроститься и с Эссексом и с департаментом по делам Индии и что-то решать относительно своего будущего; но Мак-Грегор считал, что его решения никого не могут серьезно заинтересовать, кроме разве Кэтрин, а Кэтрин почти совсем ушла из его жизни. Однако именно под влиянием мыслей о ней он в этот день решил побывать в музее Виктории и Альберта. Он осмотрел два зала. В одном из них была представлена скульптура Ренессанса, которая Мак-Грегору не понравилась. Он был убежденный иконоборец, и что бы там ни утверждали знатоки искусства, и даже Кэтрин, ему это художественное идолопоклонство не внушало доверия. Гораздо лучше он себя чувствовал в длинном проходном зале, где были собраны образцы средневековых металлических изделий Италии, Германии, Франции, Испании и прочих стран тогдашнего цивилизованного мира. В рисунке он знал толк, а так как здесь техника была продолжением рисунка, он искренно любовался узорами металлических кружев. Впрочем, тут еще примешивалось бессознательное желание противоречить Кэтрин – ведь она непременно назвала бы эти экспонаты скучными, а его самого несносным. Поэтому Мак-Грегор особенно долго задержался в этом зале.
Остаток дня он провел, не тревожа себя мыслями о департаменте. Он написал матери в Кент и рано улегся спать. Его разбудил среди ночи настойчивый стук в дверь. Это была миссис Берри; сердитым шопотом она сообщила ему в замочную скважину, что, несмотря на поздний час, его спрашивают трое джентльменов. Он спросил, что это за джентльмены, но миссис Берри уже исчезла. Мак-Грегор надел халат, сунул ноги в ночные туфли, пригладил рукой волосы и спустился в зеленую гостиную миссис Берри. Не успел он войти, как ему в лицо ударил ослепительный свет, и в следующее мгновение он увидел троих мужчин, один из которых держал в руках фотоаппарат. Снова вспыхнул свет, и Мак-Грегор поспешно заслонил лицо рукой.
– Вы – тот Мак-Грегор, который написал вот это? – спросил один из мужчин.
– Что «это»?
– Вот первый выпуск «Таймс». – Репортер протянул ему газету, сложенную так, что видно было его письмо и подпись: А. Э. Мак-Грегор.
– А кто вы такие? – спросил он.
Они назвали свои газеты и телеграфные агентства и пожаловались, что разыскивают его уже несколько часов. В их тоне звучало возмущение.
– Что вам нужно? – спросил он.
– Мы хотели бы, чтобы вы высказались на эту тему поподробнее, – ответили они.
– То есть как? – У Мак-Грегора даже сон прошел от удивления.
– Поскольку здесь имеется весьма сенсационное опровержение выводов лорда Эссекса, мы просим вас сказать что-нибудь непосредственно об Эссексе. Всего две-три фразы.
– Ничего я не скажу.
– Разве ваше письмо не является прямым выпадом против лорда Эссекса?
– Конечно, нет!
– Но оно непременно будет так истолковано, – живо возразил репортер. – Это письмо сильно подгадит лорду Эссексу в Совете безопасности.
– Не знаю.
– А что говорит по этому поводу сам Эссекс? Вы ему показывали письмо?
Мак-Грегор отрицательно покачал головой, но в эту самую минуту в комнату вошли еще трое, остановились перед ним и молча принялись строчить в своих блокнотах. Появился также еще фотограф. То и дело прямо под носом у Мак-Грегора вспыхивали осветительные лампы, и со всех сторон на него продолжали сыпаться вопросы.
– В Форейн оффис вас уже вызывали?
– Нет.
– Вы подали в отставку?
– Нет.
– Вас уволили?
– Нет.
– Зачем вы написали это письмо: чтобы создать затруднения для английской политики в Иране или чтобы навлечь неприятности на Эссекса?
– Что за нелепый вопрос? – сказал Мак-Грегор.
– Разве вам неизвестно, что государственным служащим не полагается высказываться на подобные темы, тем более в печати?
– Я не государственный служащий, – сказал Мак-Грегор.
– А кто же вы?
– Я не государственный служащий, – повторил Мак-Грегор.
– Кто-нибудь посоветовал вам выступить с этим письмом?
– Нет.
Мак-Грегор стал потихоньку отступать к двери, заверяя, что больше он ничего сказать не может.
– Вы намерены подать в отставку?
– Это мое личное дело, – сказал Мак-Грегор.
В комнате набралась уже целая толпа репортеров и фотографов. Мак-Грегор, стараясь перекричать шум, заявил, что время позднее и он просит извинить его.
– Минуточку, мистер Мак-Грегор, – сказал один репортер. – Ведь это очень важное дело.
– Вы преувеличиваете его важность, – сказал Мак-Грегор, продолжая пятиться к двери.
– Ошибаетесь. Мы хотим спросить вас о России, мистер Мак-Грегор.
