– Убейте меня, если можете, герцог, но не щадите! – сердито ответил Шомберг.
– Какого черта вам здесь нужно, собственно говоря?
– А вам?
– Я пришел на помощь друзьям!
– Вот и я тоже!
– Вот как? Ну, будем продолжать!
Но продолжать им не удалось: шум битвы разбудил весь околоток, и крики горожан, высунувшихся из окон, привлекли внимание дюжины рейтаров, пьянствовавших в соседнем кабачке и сейчас же бросившихся на помощь соотечественникам.
– Черт возьми! – сказал тогда Крильон.- Это настоящее сражение! Надо кончать!
Он сделал выпад, и Шомберг рухнул на землю, как перед тем Келюс.
Эпернон, получивший от Лагира уже три изрядные раны, собирался удрать с поля битвы, но появление рейтаров придало ему храбрости. Вдруг в верхнем этаже дома Гардуино распахнулись два окна и в них показались наваррский король и Рауль с аркебузами на прицеле. Грянуло два выстрела, и два рейтара рухнули на землю. В тот же момент послышался громовый голос Крильона, гаркнувшего:
– А, канальи! Значит, вы забыли, что меня зовут Крильон? Через десять минут после этого шесть трупов лежали на улице. Шомберга и Келюса, которые еще дышали, перенесли в соседний дом, а Энернон, в сопровождении уцелевших рейтаров, обратился в бегство.
Тогда Крильон сказал Генриху Наваррскому:
– Поспешим, государь, потому что французский король способен послать на нас целую армию, когда узнает о смерти своих миньонов!
XVII
– Друг мой Крильон,- ответил Генрих,- я сам хотел бы как можно скорее покинуть Блуа, но… мы должны взять с собою старого Мальвена и его внучку Берту!
– Вот как? – улыбаясь отозвался Крильон.- Готов поручиться, что тут уже…
– Как всегда, добрый мой Крильон; как мое ухо чутко прислушивается с радостным трепетом к звону скрещиваемого оружия, так и сердце вечно будет биться навстречу новой страсти! Но и помимо того опасность…
– Да ведь мои родственники охраняют ее, с нею ничего не случится, государь!
– Сегодня да, но завтра? Нет, Крильон, ступай за нею и приведи ее прямо на шаланду!
Крильон поклонился и отправился исполнить поручение. Тогда Генрих приказал вытаскивать бочки с золотом и нагружать их на телегу, что было делом четверти часа. Теперь можно было уже двинуться в путь, но в самый последний момент Генриху пришла в голову новая мысль.
– Вот что, господа,- сказал он,- я решил раздобыть для вас пропуск, который проведет нас через все католические армии мира!
– От кого же будет этот пропуск? – спросил Лагир.
– А вот увидите! – ответил Генрих и, отведя в сторону Гардуино, сказал ему: – Я убедился, что твой снотворный порошок отлично действует; несмотря на страшный шум, герцогиня не проснулась; но хватит ли действия этого наркотика еще на некоторое время?
– Смотря на какое, государь. Что вы, собственно, предполагаете?
– Я хочу закутать герцогиню в плащ, взвалить на плечи и перенести на шаланду!
– О, государь! Вот это – мысль!
– Не правда ли? Ну, так не проснется ли она прежде, чем мы перенесем ее?
– Нет, государь, действие порошка продлится еще по крайней мере часа три!
– В таком случае за дело! – и, подозвав Ноэ, Генрих посвятил его в свой план.
Последний встретил полное одобрение гасконца.
Герцогиня спала глубоким сном, у ее изголовья дежурил паж Амори, который воспылал смертельной ненавистью к друзьям Анны и потому был верным помощником Рауля.
Остановившись около спящей, Генрих некоторое время смотрел на ее прекрасное лицо, и затем сказал:
– Она удивительно красива, Ноэ!
– Это красота тигра, государь!
– Да, но тигр – очень красивое животное, милочка!
– Ах, вот как! Я ведь и забыл, что сердце вашего величества отличается завидным простором и способно вместить еще одну страстишку!
– Гм… гм… Как знать, чего не знаешь, милый друг мой?.. Потом как-никак, а герцогиня – моя двоюродная сестра, и мне приходит в голову целая куча разных мыслей…
– Одна разумнее другой!
– Во-первых, надо обратить герцогиню в протестантство, а для этого прежде всего надо изолировать ее от растлевающего влияния католицизма. С этой целью мы и похитим ее! Расстелика на полу свой плащ, Ноэ!
Ноэ повиновался. Тогда наваррский король, с лица которого не сбегала улыбка, навеянная последней шутливой фразой, взял Анну за голову, а Рауль – за ноги, и они осторожно положили ее на плащ.
– Друзья мои! – сказал затем Генрих, не изменяя своей шутливости даже в такой серьезный, полный опасностей момент.- С принцессой Лотарингской нельзя обращаться как с какой-нибудь женщиной низкого звания! Надо быть принцем крови, чтобы иметь право дотронуться до нее, а потому я сам займусь этим делом! – и, сказав это, он осторожно завернул герцогиню в плащ, взвалил ее себе на плечо, после чего скомандовал: – Вперед!
Гардуино запер дом, поручил его Божьему милосердию и королевскому гневу и через пять минут уже шел по направлению к Луаре, сопровождая Генриха, несшего герцогиню Монпансье. Шествие замыкали Лагир и Рауль, следовавшие с обнаженными шпагами.
– Ах, что это за очаровательная женщина! – вздыхая, сказал Рауль.- К несчастью, я люблю Нанси…
– Все еще?
– Более, чем когда-либо, мсье Лагир!
– А я, к сожалению, люблю больше всего своего государя,вздохнув, ответил Лагир,- потому что без этого… без этого я последовал бы за нею на край света!
– Ну, теперь вы можете последовать за нею в Наварру!
– Разве вы думаете, что король отвезет ее туда?
– Еще бы! Это – славный залог!
– Значит, я буду иметь возможность снова попытать у нее счастья, дорогой Рауль!
– Вы очень наивны, дорогой Лагир!
– Наивен?
– Ну еще бы! Если кто-нибудь будет иметь счастье у герцогини, то это…
– Конечно, вы?
– О, нет! Я люблю Нанси!
– Так кто же в таком случае?
– Король Генрих!
– Ну вот еще! Наш король ненавидит герцогиню не меньше, чем герцогиня его!
– Да, но от ненависти до любви – один шаг, да, кроме того, вспомните – король любит забавные приключения!
– Аминь! – сказал Рауль, снова вздыхая при воспоминании о том, что гордая герцогиня была для него когда-то простои влюбленной женщиной.
XVIII
Забрезжили первые лучи рассвета, и на тусклом декабрьском небе выступили гребни прибрежных холмов. Блуа уже давно скрылось из вида, и шаланда быстро неслась по течению.
Посредине палубы устроили палатку, где на кушетке положили герцогиню Монпансье. Старый сир де Мальвен и Берта сидели на корме, провожая взорами края, которые они покидали навсегда. Гасконцы, по- прежнему одетые матросами, направляли движение шаланды, Амори и Рауль сидели около герцогини, сторожа ее пробуждение, а Генрих и Ноэ прогуливались взад и вперед, разговаривая о происшедшем.
– Возлюбленный государь,- сказал Ноэ,- я все еще не понимаю, о каком пропуске говорили вы перед нашим отъездом из Блуа?
– Этот пропуск – герцогиня, друг мой Ноэ!
– Как это?
– До тех пор, пока она будет у нас на шаланде, нас всюду пропустят. Ну, да ты этого не поймешь, это уж мое дело! Скажи-ка лучше, сколько теперь времени, ты ведь у нас немного астроном?
– Теперь около семи часов. А что?
– Если Гардуино не ошибся, герцогиня проспит еще час, в течение же этого времени мы пройдем Сомюр! А ты ведь знаешь, что в Сомюре устроена судовая застава, охраняемая людьми герцога Франсуа, моего прелестного кузена, который ненавидит меня от всей души.
– И прикажет повесить вас, если вы попадете к нему инкогнито в руки,государь!
– Да, но, по счастью, я хорошо ориентирован. Капитан, заведующий заставной стражей,- лотарингец; он отлично знает герцогиню и… Но ты уж увидишь!
Вскоре в утреннем тумане показались строения Сомюра, а Луару, казалось, перерезывала какая-то коса. Это и был заставный мост; от него при приближении шаланды сейчас же отъехала небольшая лодка, в которой сидели четыре матроса и толстый капитан.
Последний поднялся на борт шаланды и потребовал капитана. Генрих сейчас же подошел к нему с приветствием на чистейшем немецком языке.
– Кто вы? – спросил капитан.
– Люди герцога Гиза! – ответил Генрих.
– Куда вы следуете?
– В Нант.
– С каким грузом?
Генрих улыбнулся и ответил:
– Вы слишком любопытны, дорогой капитан!
– Что такое? – заревел тот.- Да знаете ли вы, молодой человек, что перед вами сам капитан Герман, состоящий на службе у его высочества герцога Анжуйского и имеющий право знать все!
– Я это знаю, но знаю также, что прежде вы были на службе у Лотарингского дома…
– Совершенно верно, но…
– И следовательно, должны знать герцогиню Монпансье?
– Еще бы! Ведь я состоял в ее личной гвардии!
– Ну, так подойдите и посмотрите! – и с этими словами Генрих на цыпочках подвел толстяка к палатке, откинул полог и показал капитану пальцем на спящую принцессу.
