КПП и таможни; перегнал его некто Андрей Хилковский, ныне житель Вены, а ранее весьма известный нам мошенник. Он перегнал машину и тут же покинул пределы страны. Теперь пистолет.
Кафтанов встал, открыл сейф, вынул папку и пистолет.
– Вот оружие.
Корнеев взял со стола пистолет.
– Ну что, сыщик, – прищурился Кафтанов, – что за оружие?
– Дурдом. – Игорь положил пистолет на стол. – Финляндия, Л-35, система Айми Лахти, калибр девять миллиметров, ударно-спусковой механизм со скрытым курком, боевая пружина расположена…
– Хватит, – махнул рукой Кафтанов. – Знаешь. Так вот, пистолет этот найден на прииске под Иркутском. Некие люди, напавшие на старателя Козлова, пытались отнять у него золото и предложили регулярно отдавать долю. Прилетели они на вертолете, который был откомандирован в расположение лесного хозяйства и считался год как сломанным. Козлов оказался парнем крутым, уложил двоих, третий погиб при подъеме вертолета, который потом сел в излучине реки, видимо, орлы эти уплыли на лодке. Итак, провожу линию. «Антик» – Мауэр – золото. Надо работать по этой версии. Корнеев, утром летишь в Дагомыс, искать Борю Мясника. Логунов – в Иркутск.
Дверь в домик Вити Кола была открыта. Серый и Вова огляделись. По утреннему времени вокруг никого не было, только где-то в гаражах надсадно лаяла собака.
Кол спал не раздеваясь, на столе стояла пустая бутылка «Лимонной», валялась скомканная пачка «Мальборо».
Серый подошел к дивану, рванул Кола, посадил.
– Ты чего?.. А. Кто?
– Ты кого, сука, послал в гараж к Мяснику?
– Ты чего. Серый.
Серый ударил его, коротко, без замаха.
Кол слетел на пол.
– Серый.
– Кому ты сказал, сука? Говори или.
– Звонков Женька привел парня солнцевского, он машину искал.
– Кто такой Звонков?
– У него гараж здесь.
– Ты, Кол, – Серый закурил, – опять в дерьме, потому что водка мозги твои отбила. Что же нам с тобой делать-то?
– Ребята, я бухой был, слышишь, Серый, бухой…
– Сейчас с нами поедешь.
Кол заплакал.
– Куда?
– Филин тебя видеть хочет.
– Серый, слушай, я тебе денег дам, наводку дам на квартиру, что хочешь сделаю.
– Ты мне денег дашь, – Серый засмеялся, – слышишь, Вова?
Тот молча кивнул: слышу, мол.
– А зачем мне деньги, Кол? Их у нас с Вовой на три жизни набрано. Вставай, петух позорный, поехали к боссу.
Дачка у Филина была маленькой, терраса да домик в три окна, весь закрытый ползущими вверх хмелем и виноградом.
Славный был домик. Даже очень.
В таком бы жизнь доживать. Коротать тихую старость. Тем более участок больше гектара. На нем и лес, и цветник, и грядки с зеленью всякой.
От калитки к даче через кусты орешника легла дорожка, лавочка в кустах. Совсем чеховская, прямо из «Трех сестер».
И шли по ней трое: Серый, Кол и Вовик.
На крыльце дачи сидел Рваный. Бывший боксер, сделавший две ходки в зону. Человек глупый, свирепый и бесконечно преданный Филину.
Увидев троицу, он лениво поднялся.
– В дом не ходите, велел здесь ждать.
Он вошел на террасу с весело-разноцветными стеклами, взял со стола жбан и кружки, вынес их и поставил на крыльцо.
– Квас пейте.
Первым схватил кружку Витя Кол. Он налил ее полную и пил этот божественный коричневатый напиток, холодный и жгучий.
Серый посмотрел, как жадно, со стоном пьет Кол, как дергается в такт его немытая шея, и зло сказал:
– Алкаш паршивый.
– Зачем же так, – раздался у них за спиной голос.
Они оглянулись словно по команде.
По дорожке шел Филин. В майке, тренировочных штанах, с полотенцем через плечо. Мокрые волосы были аккуратно зачесаны.
Он подошел к террасе, налил кружку кваса, выпил.
– До чего же хорошо искупаться поутру. Нет, ребята, не так мы живем. Все мирским заняты, суетой бессмысленной. А вы посмотрите, какое утро-то.
Рваный вынес плетеное кресло. Филин сел, закурил сигарету.
– Ну что ж. Вернемся к делам нашим скорбным. Я ведь, Витюша, не зря на речку ходил. Пусто там. Нет никого. Вот пойдем купаться сейчас, нырнешь ты – и все. Любая экспертиза покажет: купался в сильной стадии опьянения. Вот и все.
– За что? – заплакал Кол.
– А за что, ты, Витюша, знаешь. Ты ко мне претензий иметь не должен. Я тебя в убожестве твоем подобрал. Дело дал. Копейку крутую, верную, в кооператив устроил. А ты? Молчишь?
Кол молчал. Он просто не мог говорить. Его била противная дрожь.
– Молчишь? И то дело, – продолжал Филин. – Ну а теперь ответь. Почему я тебя от дела отстранил?
– За поддачу черную, – зло сказал Серый.
– Правильно. – Филин налил себе еще квасу. – Мы тебе уже верить не могли. Теперь говори, падла, кому о гараже Мясника рассказывал…
– Пьяный был. Совсем кирной… Прости, Филин. – Кол упал на колени. – Прости. Лечиться пойду.
– А я тебе, Витя, не жена. Ты мне что леченый, что порченый. Любой, только не ссученный. Говори!
– Женька Звонков мужика крутого привел. Из солнцевских. Он сказал, что откинулся только-только и в камере с тобой парился. Я тогда к нему с уважением.
– Со мной в Бутырке парился? – Филин вскочил. – Какой из себя?
– Роста среднего, лысоватый, с усиками, – сказал Серый.
– Теперь я знаю, кто был, – усмехнулся Филин, – знаю. Игорь Дмитриевич, подумать только. Игорь Дмитриевич. Значит, Кол, так решаем. Опер – моя забота. А ты сегодня этого Звонкова уберешь.
– Нет! – дико закричал Кол и бросился к калитке.
Серый и Вовик догнали его на полпути, скрутили, потащили к даче.
– Слушай мое последнее слово, Кол. – Филин встал. – Сегодня ты этого Звонкова мочишь или…
Он скрылся в доме, а Кол бился на земле, выкрикивал что-то, плакал.
– Ну и воздух у тебя, Чугунов. – Игорь Корнеев, прищурившись от солнца, смотрел на раскрытое окно машины. – Век бы здесь жил, – продолжал он.
– Вот и приезжай да послужи здесь. Ты уже один раз сидел. Здесь опять посадят.
– Тебя-то не посадили.
– Это пока. Мне сорок пять лет, а я все капитан. Понял, как у нас?
– Не понял.
– А здесь и понимать нечего. Нашего начальника тоже сажали. Он теперь в Средней Азии воюет. Ну а мне до пенсии четыре дня.
– Уходишь?
– Ухожу. И из города этого бегу. Меня пока погоны милицейские защищают, а с пенсионером они в два счета.
– Кто «они»?
– Игорь, или ты не знаешь кто? Здесь же куплено все. Сейчас увидишь, кто в Дагомысе отдыхает. Одни крутые. Каждый день там что-нибудь случается, а взять кого. Отвоевался я. Как они, жить не могу, да и не хочу, бороться сил уже нет.
Машина проскочила бедноватый рабочий поселок, из-за поворота показались белоснежные корпуса Дагомыса.
– Вот видишь, – продолжал
