машину.
Ревела над гаражным городом музыка, бешено метались синие, зеленые, желтые, красные всполохи огня.
Серый остановил машину у сторожки. Они затащили Кола внутрь, уложили на топчан.
– Кайфа дай, Серый, кайфа.
– Сейчас, Витя, сейчас.
Вовик умело закатал рукав, перетянул руку жгутом. Кол ожидал кайфа, бессмысленно улыбаясь и напевая что-то.
– Сейчас, Витя, сейчас.
Вовик достал большой шприц, полный мутноватой маслянистой жидкости, и ввел иглу в вену Кола.
Витя блаженно зажмурился, закрыл глаза и вытянулся на топчане, устраиваясь поудобнее.
– Все, Серый. – Вовик спрятал шприц в кейс. – Он поехал к своим далеким предкам.
– Сколько ему еще жить?
– Минут десять. Отравление наркотиками.
– Поехали.
Билась над гаражным городом цветомузыка. В разноцветных всполохах гаражи напоминали элементы космического ландшафта.
Гремела музыка, дергался свет, и в разных концах этого города лежали двое убитых.
– Открывайте, – сказал Игорь врачу.
– Ну как хотите, я вас предупреждал.
– Открывайте.
Врач надавил на ручку, выдвинул носилки. Корнеев подошел, поднял покрывало.
Он смотрел всего несколько секунд, но они показались ему часами.
Врач посмотрел на него внимательно и сказал:
– Хватит. Я же предупреждал вас. Нельзя на вашей службе так расстраиваться…
– Это был мой очень близкий друг.
– Извините.
Игорь повернулся и пошел к дверям.
– Подождите! – крикнул ему в спину врач.
Но Игорь не остановился, ему хотелось как можно быстрее уйти из морга.
На улице его ждал Ковалев.
– Его убил Кол, Игорь Дмитриевич, наширялся наркотиками и убил. А потом сам умер от отравления.
– Его убил я, Ковалев, понимаешь, я.
– Вы же в Дагомысе были.
– Я его убил. – Игорь пошел сквозь чахлый больничный сквер, мимо людей в халатах чудовищного цвета и мимо женщин с кошелками, мимо равнодушных, привыкших ко всему врачей.
Он шел по улице, не замечая людей, словно пьяный. Резко, со свистом затормозила машина.
– Ты, сука, алкаш поганый! – выскочил из кабины водитель. – Жить надоело – в Москву-реку прыгни, а людей под срок не подставляй!
И тут Корнеев очнулся и увидел себя на мостовой, и машину «Волгу» рядом увидел, и людей, с любопытством смотрящих на него.
Пелена словно спала, и он вновь ощутил свою связь с городом, людьми, машинами, надвигающимся московским вечером.
– Извини, – сказал Игорь.
– Погоди. – Водитель подошел ближе. – Да ты трезвый никак. Болен, что ли?
– Вроде того.
– Садись. Подвезу, а то откинешь копыта, не дай бог.
– Спасибо.
– Тебе куда? – спросил водитель, когда Корнеев уселся в салоне.
– К «Новокузнецкой».
– Это как делать нечего.
На Пятницкой у булочной Игорь попросил остановиться. Достал пятерку.
– Да ты что, друг, не обижай. – Водитель хлопнул его по спине. – Слава богу, отошел ты. Горе, что ли?
– Лучшего друга убили.
– Кто?
– Пока не знаю.
– Кооператором был?
– Нет, инженер.
– Вот, суки, рвань. Ты, друг, иди домой и стакан вмажь, очень советую, полегчает.
Машина ушла, а Игорь остался на Пятницкой.
Вечерняя улица жила обычной жизнью. Шли значительные ребята из Радиокомитета, торопились женщины с руками, оттянутыми сумками, мужчины стекались к винному магазину.
Игорь подошел к громадной очереди и понял, что стоять здесь не сможет.
Мимо метро он прошел к рынку и увидел Борьку Ужова из соседней квартиры, главного районного алкаша.
– Боря! – крикнул Игорь. – Уж!
Сосед обернулся и опасливо подошел к Корнееву.
– Здорово, Игорь.
– Привет.
– Ты чего?
– Достань бутылку.
– Так цена ж.
Игорь полез в карман, вынул три десятки.
– На.
– Так много не надо, для тебя за двадцатник сделаю.
Он исчез за какими-то палатками, торгующими кооперативной дрянью, и через несколько минут появился с пакетом.
– Держи, «Сибирская».
– Спасибо, Уж.
– Да чего там. Мы же с понятием.
– А у тебя стакана, случайно, нет?
– Неужто на улице будешь? – с изумлением спросил Борька.
– Буду.
Уж залез в необъятный карман куртки и вытащил стакан.
– На.
Игорь сунул стакан в пакет и пошел по переулку. Он шел, еще не зная куда, не думая о том маршруте, ноги сами несли его.
Сначала переулок, потом площадка детская, проходняк, узкий, как щель, дыра в заборе и пустой школьный двор. Когда-то здесь они учились вместе с Женькой. Когда-то, тысячу лет назад.
Двор был пуст. Здание школы заляпано краской, красная вывеска разбита чьей-то безжалостной рукой.
Игорь сел на ступеньки, достал стакан, поставил его рядом, свинтил пробку и налил его до краев.
Выдохнул воздух и выпил стакан в два глотка.
Тепло разливалось по телу постепенно. Оно сожгло застрявший в груди, как булыжник, ком горя, и Игорь заплакал.
Зажглись фонари, на город опустились сумерки, а он сидел и плакал, закрыв лицо руками.
Глава 2
Сидел на ступеньках школы Корнеев, он перестал плакать, и глаза у него были сухие и жесткие.
…А Филин только что закончил рыбачить. Он шел по лесной тропинке к даче, поодаль Вова нес затейливый спиннинг и сеточку с рыбой.
Тишина. Покой. Душевное спокойствие.
В кооперативном кафе «Маргарита» за столом, заставленным закусками и выпивкой, гуляли Серый, две роскошные девицы и крепкий парень в кожаной куртке. Он потянулся к бутылке, и на руке стала отчетливо видна татуировка – три звездочки, как на погонах у старшего лейтенанта.
…В Софийском аэропорту Роман Гольдин брал билет до Москвы. Он сунул руку в карман брюк, достал толстую пачку долларов.
– Первый класс, – сказал он на плохом английском.
А Козлов умывался у реки, у них там уже утро начиналось. И впереди у него был тяжелый день. Работа была впереди. Настоящая. Мужская.
В Вене у дверей палаты, в которой лежал Сергей Третьяков, сидел полицейский. Он внимательно поглядывал на пробегавших мимо людей в белых халатах, на редких посетителей.
Второй полицейский в штатском сидел в конце коридора, рядом со столом дежурной сестры.
Самолет авиакомпании «Балкан» приземлился в Шереметьевой.
Роман Гольдин, помахивая сумкой, поблагодарил стюардессу и вошел в гофрированный переход.
Пятнадцать лет он не видел пограничников в зеленых фуражках, пятнадцать лет не ступал на землю этой страны.
По переходу шел не тот Роман Гольдин, который спешно покидал родную Москву.
Сюда прилетел преуспевающий бизнесмен, одетый дорого и элегантно.
Он заполнил декларацию и получил чемодан.
Прошел таможню.
Опытным взглядом сразу определил крутежников, скупающих на корню технику и заграничные вещи. Огляделся по сторонам и увидел высокого парня в кожаной куртке, внимательно разглядывающего его.
Роман сразу же направился к нему, куртка эта была униформой московских «деловых».
– Вы Гольдин? – спросил Серый.
– Да.
– Давайте ваши вещи.
Сергей Третьяков открыл глаза, мучительно, поэтапно сознание возвращалось к нему.
Сначала он видел белый потолок, потом кусок занавешенного окна.
Он попытался приподняться, но острая
