Если во время еды в дом приходили бедняки, дедушка приглашал их к столу и отдавал лучшие куски… Он мог пригласить к столу десять-двенадцать бедняков; домашние выходили из-за стола голодными, но если для нескольких бедняков не хватало еды, дедушка посылал купить хлеба, и никто из них не уходил не насытившимся».
М. Кроль (Житомир): «Моя мать соблюдала ряд старых, очень хороших традиций. Когда на зиму она солила огурцы, квасила капусту или «ставила» бураки, то неизменно готовила бочки с этими овощами для бедных; в течение зимы к ней приходили бедные женщины и дети с горшками и тарелками, чтобы получить порцию огурцов, капусты и бураков».
По пятницам на рынке Вильно выкладывали на прилавок сотни ковриг хлеба‚ и покупатели жертвовали по копейке‚ а то и по полкопейки‚ чтобы выкупить этот хлеб‚ который относили затем в иешивы. Жила в Вильно известная всему городу Эстер Двойра Гельферт‚ торговавшая хлебом и печеньем. Однажды она собрала пожертвования у рыночных торговок‚ организовала благотворительный фонд и стала выдавать беднякам беспроцентные ссуды‚ которые они постепенно возвращали – по пятачку в неделю. Со временем в ее фонде набралось 17 000 рублей; сотни бедняков получали ссуды из этих денег‚ а сгорбленная уже старуха Эстер Двойра каждую пятницу‚ в любую погоду‚ сидела на табурете посреди рынка, принимая пятаки в погашение долга.
Ходил по улицам Вильно горбатый‚ одетый в лохмотья человек с корзиной и кружкой для пожертвований. Это был знаменитый на весь город реб Берл: каждый день‚ с утра и до вечера‚ он ходил из дома в дом‚ из лавки в лавку, собирая пожертвования деньгами и вещами. В корзине у него можно было увидеть хлеб‚ обувь‚ холсты‚ даже живую курицу: всё это он продавал прохожим и обращал в деньги‚ чтобы удобнее делить среди бедняков. «Купите! – кричал он. – Купите дешево‚ всего за копеечку!» – и у него охотно покупали‚ но не за копейку‚ а за действительную стоимость каждой вещи‚ так как знали‚ на что пойдут эти деньги. Реб Берл ходил по улицам в дождь и мороз‚ промокший, иззябший‚ а к вечеру раздавал беднякам в синагоге собранное за день. Из Вильно сообщили: «Он дожил до глубокой старости‚ ни на минуту не оставляя своего доброго дела‚ и умер на девяностом году‚ оплакиваемый бедняками своего города».
В 1891 году в губерниях России был голод‚ от которого пострадали десятки тысяч человек. В еврейском журнале «Восход» написали: «Над Россией стряслась беда… Любимы или нелюбимы мы в России; сытно или голодно кормит она нас – разве об этом вправе мы думать в теперешние тяжелые дни?..» Община Проскурова собрала в пользу голодающих христиан 5000 рублей‚ евреи Аккермана – 2000‚ в Ромнах собрали 1000 рублей‚ в Велиже – 500‚ в местечке Новая Ушица – тоже 500; в Пинске открыли бесплатную столовую для сотен голодающих‚ даже нищее население Переяслава устроило общественную лавку‚ откуда христианам и евреям отпускали муку по удешевленной цене.
Из писем в еврейскую газету: «А ведь уже и теперь в большей части местечек Юго-Западного края наблюдаются проявления такой нужды‚ что даже чужие нашему народу люди испытывают щемящую боль. «Я не могу без содроганий вспомнить о том‚ что видел… – говорил офицер после маневров. – Даже в местечках‚ расположенных почти у самого Киева‚ кусок хлеба просто за редкость»…» И тогда же в петербургском «Новом времени» написали: «Около голодного коренного русского населения наживается теперь всё племя иудейское‚ и каждый пуд хлеба‚ поступающий в земства нуждающихся губерний‚ служит наживой‚ по крайней мере‚ пяти евреям».
3
Правительство вело борьбу с традиционным еврейским образованием‚ чтобы заменить его гражданским просвещением «в духе русской государственности и христианской церкви». Выпускали постановления по этому поводу‚ предпринимали различные меры‚ вплоть до насильственных‚ однако хедеры – начальные религиозные школы – устояли в этой борьбе. В конце концов, власти признали их право на существование‚ и закон 1893 года разрешил учителям преподавать в хедерах еврейский язык и религиозную литературу.
Хедеры обучали детей языку‚ молитвам и религиозным законам‚ знакомили с обычаями и традициями; благодаря хедерам евреи в массе своей были грамотными и передавали из поколения в поколение приверженность к своей вере. В 1887 году выдающиеся раввины России подписали обращение в защиту хедеров и иешив: «Знайте‚ что система воспитания молодежи‚ унаследованная нами от предков‚ была для нас благодатью‚ ибо из среды тех‚ кто получил свое воспитание в хедерах у меламедов‚ вышли мудрецы и ученые в Израиле‚ великие гаоны‚ наставляющие нас на путь Торы и нравственного совершенствования‚ обучающие нас путям Господним и Его мудрости. И не будь хедеров‚ не было бы у нас ни Торы‚ ни заповедей‚ не было бы Израиля».
К концу девятнадцатого века – по примерным оценкам – находилось в Российской империи 25 000 хедеров‚ в которых учились примерно 350 000 учеников в возрасте от трех лет. В частных хедерах родители платили за обучение сыновей‚ а хедеры для бедных и сирот содержались за счет общин. Занятия обычно проходили в квартире меламеда‚ в маленькой комнате‚ порой в подвале‚ на кухне или на чердаке. Летом в комнате было душно‚ а то и сыро‚ зимой – холодно‚ и дети не снимали верхней одежды.
Не все меламеды были хорошими учителями; занимались этим делом и случайные люди‚ которые не могли заработать иным способом: разорившиеся торговцы‚ ремесленники‚ синагогальные служки. В некоторых хедерах обучали лишь чтению молитв и письму на иврите‚ но были и профессиональные преподаватели‚ которые основательно знакомили детей с Пятикнижием‚ Талмудом и еврейской историей. Исследователь хедеров сообщал из Ковно: «В большинстве хедеров успехи учеников показались мне поразительными. Почти всюду мальчики восьми лет не только читали Библию и понимали ее текст‚ но также читали и понимали комментарий Раши‚ нелегко понимаемый и притом написанный другим шрифтом».
На первом этапе обучения дети учились читать и писать на иврите‚ изучали Пятикнижие и отрывки из книг пророков‚ получали первоначальные сведения о Талмуде. На этом многие оканчивали свое образование, шли учениками к ремесленникам или в торговлю; более способные поступали в высший хедер, изучали там Талмуд. «Почти без перерывов продолжалось сидение у стола на твердой скамье без спинки… – рассказывал один из них. – И это изо дня в день… при большом напряжении детского ума». Историк Б. Динур отметил (иешива в литовском городе Тельшай): «Длинный и просторный зал, где в четыре ряда стояли скамьи, а перед каждой скамьей – парта. И ни одного свободного места! Триста пятьдесят юношей ревностно учатся, их голоса заполняют всё пространство зала… И так каждый день, с раннего утра до позднего вечера. И мой голос, самого юного из всех, вливается в общий хор».
Особо одаренные дети учились по индивидуальной программе‚ и Г. Слиозберг вспоминал:
«Не успел я научиться читать по-еврейски‚ как меня перевели к изучению Пятикнижия; не успел освоиться с библейским языком Пятикнижия‚ как меня‚ еще не достигшего семилетнего возраста‚ посадили за Талмуд… Когда мне пошел десятый год‚ вершители судеб моего обучения – отец и дед – признали‚ что для меня в Полтаве уже нет подходящего меламеда. Из местечка Мир… извлечен был глубокий знаток Талмуда – Янкель Нохим Чарный. Под его руководством я и еще три-четыре мальчика… посвящали долгие летние дни‚ а затем и длинные вечера зимою‚ при тусклом освещении сальных свечей‚ изучению… труднейших трактатов Талмуда…
Затем отец решил‚ что учитель мне уже не нужен… и с десяти лет я учил Талмуд самостоятельно‚ в молитвенном доме. Один в пустом помещении‚ окруженный фолиантами‚ я углублялся в занятия‚ и гулко раздавался в пустом помещении мой детский напев‚ обычный при чтении Талмуда. Временами я испытывал минуты высокого подъема духа‚ доходящего до экстаза. И на всю мою жизнь незабвенными остались эти моменты высокого умственного напряжения и наслаждения‚ когда мысль ширится и ширится‚ мозг как бы разверзается и готов объять необъятное».
С тринадцатилетнего возраста учился самостоятельно и будущий поэт Х. Н. Бялик. «Эти одинокие часы занятий в синагоге имели огромное влияние на мой характер и душевный мир. Наедине с моими давнишними и новыми мыслями‚ с моими сомнениями и интимными размышлениями‚ просиживал я целые дни напролет возле книжных шкафов; по временам я прерывал занятия и погружался в мир мечтаний и образов, сводил счеты с мирозданием, пытался обрести смысл существования для себя и для всего человечества».
По окончании хедера наиболее способные ученики шли в иешивы. Каждая крупная община содержала за свой счет иешиву‚ которой руководил местный раввин или ученый еврей‚ приглашенный со стороны. Обучение было бесплатным; обычно ученики ночевали в здании иешивы‚ в будние дни они ограничивались тарелкой супа или куском хлеба‚ а на субботние трапезы их приглашали по очереди местные жители. Среди учеников были не только уроженцы тех мест: существовало мнение‚ что учиться лучше всего на чужбине‚ среди посторонних людей‚ где меньше помех; юноши‚ а порой и женатые мужчины‚ уходили за сотни верст в дальние иешивы. «Самое интенсивное обучение шло, обыкновенно, зимой‚ – рассказывал один из учеников. – При летнем солнечном свете не так углубляешься в бездонные пропасти Талмуда‚ как при тусклой свечке‚ стоящей перед тобой задумчиво и уныло. Тридцать-сорок человек‚ тридцать-сорок свечек рассыпаны по просторному помещению‚ и каждый читает своим собственным мотивом и особой манерой…»
