Прежде чем Майк успел надуться, вмешался проф:
— Постой-ка, Мануэль! Я тут вижу кое-какие возможности. Майк, псевдоним тебя устроит?
Вот так и родился Саймон Джестер[135]. Думаю, Майк выбрал это имя, подбросив случайные числа, как игральные кости. Но для серьезной поэзии у него был другой псевдоним — его партийная кличка Адам Селен. Стихи Саймона были нескладны, непристойны и полны бунтарства — от хулиганских насмешек над «шишками» до жестоких нападок на Смотрителя, систему, драгунов и шпиков. Эти вирши можно было обнаружить на стенках общественных сортиров или на листовках, брошенных на пол в капсулах метро. Или в пивных. Но где бы они ни появились, под ними всегда стояла подпись «Саймон Джестер», а рядом красовался улыбающийся рогатый чертенок с раздвоенным на конце хвостиком. Иногда чертенок накалывал на вилы какого-то толстяка. Иногда на рисунке была только мордочка с широкой улыбкой и рожками, а порой — одни рожки и улыбка, означавшие «Саймон был тут».
Саймон возник в один прекрасный день во всех лунных поселениях сразу и с тех пор присутствовал повсеместно. Вскоре к нему присоединилось множество добровольных помощников: стихи и рисунки были так просты, что их мог изобразить кто угодно, а потому они стали появляться в таких местах, где мы и не планировали их увидеть. К этому наверняка приложил руку кто-то из наших попутчиков. Карикатуры и стихи распространялись даже на территории Комплекса, что уж никак не могло быть нашей работой — мы никогда не вербовали служащих Администрации. Так, например, спустя три дня после выхода в свет очень неприличного пасквиля, намекавшего, что жировые отложения Смотрителя связаны с его крайне неаппетитными привычками, этот пасквиль вдруг появился на картинках-наклейках, причем карикатура заметно улучшилась и толстая фигура, убегавшая от вил Саймона, приобрела узнаваемые черты Прыща Морта. Мы эти картинки не оплачивали, мы их не печатали. Но они одновременно оказались в Луна-Сити, Новолене и Гонконге, налепленные повсюду — на телефонах-автоматах, на коридорных опорах, на шлюзах, на ограждениях пандусов и так далее. Я сделал выборочный подсчет и передал его Майку. Майк доложил: только в Луна-Сити наклеено более семидесяти тысяч листовок.
Я не знаю ни одной типографии в Луна-Сити, которая рискнула бы взяться за такую работу и сумела бы выполнить ее. Может, существовала еще одна тайная организация?
Стихи Саймона имели такой успех, что Майк разошелся, как полтергейст, не оставив ни Смотрителю, ни шефу безопасности никакой возможности притвориться глухими.
«Дорогой Прыщ Морт, — писал он в одной листовке. — Пожалуйста, будьте осторожны с полуночи до четырех пополудни завтрашнего дня. Люблю, целую, Саймон». А ниже — рожки и улыбка. С той же почтой получил письмо и Альварес: «Дорогой Фурункул! Если завтра вечером Смотритель сломает ногу, виноват будешь ты один. С совершеннейшим почтением, Саймон». И опять улыбка и рожки.
Мы не планировали нападения на Смотрителя; просто хотели лишить сна и Морта, и Альвареса с охранниками в придачу, что нам и удалось. Майку осталось лишь время от времени позванивать по личному телефону Смотрителя между полуночью и четырьмя пополудни; кстати, номер этот в справочниках не значился и был известен лишь, персональным помощникам Смотрителя. Соединяя их всех по очереди с Мортом, Майк не только вызвал жуткий переполох, но и разозлил Смотрителя, который категорически отказался верить оправданиям своих помощников. И тут произошло счастливое совпадение — доведенный до белого каления Прыщ свалился с пандуса. Такое даже с новичком случается не больше раза. Словом, Смотритель «прошелся по воздуху» и вывихнул колено, что довольно близко к перелому, причем Альварес при сем присутствовал.
Помаялись они без сна, это уж точно. Мы и другие розыгрыши устраивали в таком же духе. Например, пустили слух, будто катапульта заминирована и взлетит на воздух будущей ночью. Девяносто плюс восемнадцать человек не в состоянии обыскать стокилометровую катапульту за несколько часов, особенно если эти девяносто — драгуны-усмирители, засунутые в скафандры, к которым они не привыкли и которые внушали им живейшее отвращение. Полночь пришлась на период «новоземья», когда Солнце сияло особенно ярко. Солдаты проторчали снаружи намного дольше, чем полезно для здоровья, затеяли между собой свары и почти сварились от жары, в результате чего чуть было не подняли первый в истории полка мятеж. Одна из свар окончилась летальным исходом. То ли он сам упал, то ли его спихнули с высоты, этого сержанта? Из-за ночного переполоха драгуны вышли на проверку паспортов такими сонными и злыми, что число стычек с лунарями заметно подскочило, а взаимная неприязнь значительно возросла. А стало быть, Саймону удалось накалить обстановку.
Стихи Адама Селена были более высокого качества, Майк показывал их профу и даже соглашался с его литературными суждениями (полагаю, положительными) без всякой обиды. Размер и рифмовка у Майка были безукоризненны, поскольку, будучи компьютером, он хранил в памяти весь словарный запас английского языка и мог отыскать нужное слово за считанные миллисекунды. Несколько хуже было с самокритикой, однако тут помогло суровое редакторское перо профа.
Впервые подпись Адама Селена появилась на страницах авторитетного «Лунного сияния» под мрачной поэмой, именовавшейся «Отчий дом». Это были думы умирающего ссыльного и его открытие, сделанное накануне отхода в мир иной, что Луна стала его родным домом. Простой язык, непритязательные рифмы, а единственная слегка крамольная мысль содержалась в выводе, к которому приходит умирающий: что даже множество Смотрителей, угнетавших его, это не слишком высокая цена за отчий дом.
Сомневаюсь, чтобы издатели «лунного сияния» долго думали, печатать поэму или нет. Вещь была хорошая, и они ее опубликовали.
Альварес перевернул издательство вверх дном, пытаясь как-то выйти на Адама Селена. Номер был в продаже уже почти две лунные недели, когда Альварес заметил стихи или ему их показали. Мы нервничали — нам как раз очень хотелось, чтобы поэма была замечена. И пришли в восторг, узнав, как завибрировал при виде нее Альварес.
Издатели ничем не могли помочь боссу стукачей. Они сказали ему правду — поэма пришла почтой. Есть ли у них оригинал? Да, конечно… Извините, но конверта нет, мы их не храним. Прошло довольно много времени, прежде чем Альварес удалился в окружении четырех драгунов, которых таскал за собой для улучшения самочувствия.
Надеюсь, он получил немало удовольствия от этой бумаги. Письмо было отпечатано на официальном бланке конторы Адама Селена:
Ассоциация Селена
Луна-Сити
Инвестиции
Офис Председателя
Старый Купол
А ниже — заголовок «Отчий дом», сочинение Адама Селена и так далее.
Все отпечатки пальцев, которые там были, появились уже после отправки поэмы. Текст был напечатан на «Ундервуд офис электростатор», то есть на самой распространенной в Луне модели. И все равно таких машинок было не очень много, поскольку их импортировали. Опытный детектив мог бы идентифицировать машинку и обнаружил бы ее в городском офисе Администрации в Луна-Сити. Вернее будет сказать — машинки, так как в офисе их было шесть и мы печатали по пять слов по очереди на каждой. Операция стоила нам с Вайо бессонной ночи, и мы решили, что риск неоправданно велик, хотя Майк был на стреме и прослушивал все телефоны. Больше мы такого не повторяли. Но Альварес не был опытным детективом.
Глава 11
В начале 2076 года работы у меня было невпроворот. Во-первых, я не мог игнорировать клиентов. А во-вторых, массу времени отнимала партийная работа, хотя я передал в другие руки все, что сумел. И все равно приходилось решать бесконечное число вопросов и рассылать сообщения вверх и вниз. Пришлось сократить время на физические упражнения с грузилами и отказаться от мысли получить разрешение на пользование центрифугой Комплекса — той самой, с помощью которой ученые-землееды продлевали срок пребывания в Луне. Хотя я раньше на ней тренировался, в этот раз мне не хотелось рекламировать свою подготовку к поездке на Терру.
Упражнения без центрифуги менее эффективны, но особенно утомительными они казались из-за того, что я не знал, имеет ли смысл ими заниматься. Согласно расчетам Майка, в тридцати процентах прогнозов развития событий появлялась необходимость в лунаре, способном выступить от лица Партии и совершить путешествие на Землю.
Я не представлял себя в роли посла — во-первых, образование подкачало, а во-вторых, дипломат из меня никудышный. Самой подходящей кандидатурой был, естественно, проф. Но проф был стар и мог не перенести полета на Землю. Майк сказал нам, что у человека в возрасте профа, с его комплекцией и так далее, шанс прилететь на Терру живым меньше сорока процентов. Но проф тренировался напряженно и с энтузиазмом, стараясь выжать из своих жалких шансов все возможное, так что мне не оставалось ничего другого, кроме как навешать на себя грузила и приступить к работе, чтобы быть готовым заменить профа, если его старое сердце не выдержит. Вайо занималась тем же на случай, если что-то помешает моему полету. Делала она это преимущественно ради того, чтобы разделить со мной тяготы — Вайо всегда предпочитала логике мужество.
