к хасидской тематике иначе, чем Перец. Своеобразную фигуру реб Або — старого философствующего хасида, создал 3. Онойхи.
Неохасидизм то и дело соприкасался с широким течением фольклористики, истоки которой восходят к 80-м годам. В памяти народа песенник и бадхен жили еще в своем патриархальном облике, предшествовавшем их литературному воплощению. Шолом-Алейхем открыл еврейского Беранже в лице киевского адвоката Марка Варшавского (1848—1907), автора сборника «Пятьдесят подлинных народных песен». Эти песни приобрели в течение нескольких лет огромную популярность и заняли прочное место в народном песенном репертуаре («Ойфн припечек», «Ди мизинке ойсгегебен» и т. п.). Фольклор, углубленный Перецом, стал импульсом для деятельности целой группы писателей: Берл Шафир в стихах и в прозе выводит типы неунывающих бедняков; другой поэт и прозаик А. Литвин воспевает тихие души людей из народа. Почетное место в ряду фольклористов занял Ш. Ан-ский (С. А. Рапопорт, 1863—1920), неутомимый собиратель и исследователь памятников народного творчества. Он перешел с русского на идиш — под влиянием Переца; народные легенды в его передаче приобретают особую прелесть. Впоследствии он прославился, как автор пьесы «Дибук».
К собранию «Еврейских народных песен» в России С. Гинзбурга и П. Марека (1901) прибавились собрания Н. Прилуцкого, а И. Л. Каган занялся в Варшаве собиранием народной песни (вышло впоследствии в 1912 г. в Нью-Йорке).
На идиомах, на тщательной записи народной речи построены легкие сатирические стихотворения и басни реб Мордхеле (псевдоним Хаима Чемеринского, 1862—1917). В своих переводах басен он достигал их совершенного «объевреивания». Его литературные заслуги главным образом в рамках фольклоризма.
Влияние народной песни оказалось более длительным, чем влияние народных сказаний. Лучшей иллюстрацией этого положения является Аврам Рейзин (1876—1953), сделавшийся в последнее пятнадцатилетие излюбленным поэтом народных масс. Корни его творчества лежат в народной песне, — в то время, как в своих рассказах он чужд народным сказаниям. Правда, на его стихах лежит отчетливый отпечаток влияний Гейне и русских поэтов-народников. Стихи его, достигшие наибольшей художественности и оригинальности, — просты, певучи, полны настроений, немногословны; в них переплетаются горести и надежды, жалость к одиноким и страдающим и глубокие отзвуки национально окрашенной «мировой скорби». Лирика Рейзина сдержанна и целомудренна; народное горе часто заставляет его забывать о личных невзгодах. Эти стихи, прозрачные по содержанию и по форме, так полюбились массовому читателю, что их стали распевать, как народные песни.
Почти одновременно с Рейзиным начал свою литературную деятельность А. Лесин (1872—1938), лидер национально-настроенной оппозиции в рабочем движении. Это первый поэт, углубивший революционную лирику, внеся в нее индивидуальный тон; он видел в юных конспираторах-энтузиастах продолжателей традиций еврейского мученичества. Талант А. Лесина окончательно созрел уже на американской почве. Его сверстником был Иегоаш (1871—1927), подобно ему ставший зрелым художником уже в Америке. В противоположность волюнтаристу Лесину, Иегоаш является в своем творчестве типичным интеллектуалистом. В первые годы своей деятельности он пишет баллады, проникнутые национальными настроениями, перерабатывает народные легенды, перелагает в стихи фрагменты из Библии.
Настроение резиньяции, вызванное провалом революции 1905-го года, наложило отпечаток на стихи Давида Эйгорна, которые вошли в сборник «Тихие напевы». Романтической грустью проникнуто творчество молодого поэта, свидетеля медленной агонии еврейского местечка, от которого молодежь уходит в большие города или за океан. Нежные идиллические тона звучат в стихах, воспевающих целомудренную еврейскую девушку. Почти одновременно выступил 3. Сегалович (1884—1949), автор сборников «Тихие сны» и «В Казимеже», где поэт воспевает красоту живописного городка. Мотивы эротики найдет читатель в сборнике «Лепестки розы», принадлежащем уроженцу Галиции III. И. Инберу.
Краткий перечень упомянутых нами имен не дает, разумеется, представления о целой плеяде писателей, вошедших в литературу незадолго до войны. Но мы не ставим себе задачей дать полный указатель имен, а характеристика, хотя бы самая краткая, не умещается в рамках нашего обзора.
Несмотря на заметное развитие еврейской поэзии, нужно признать, что в предшествовавшую войне эпоху душой литературы были поразительные достижения художественной прозы. До совершенства доведен был короткий рассказ, а под конец эпохи стали появляться большие романы. Следующие моменты способствовали тому, что рассказ раньше достиг художественной зрелости, чем роман: влияние Переца и Шолом-Алейхема; спрос на короткие очерки в периодических изданиях; соперничество между художественным романом и бульварным, и наконец, — огромная популярность короткого рассказа (новеллы) в тогдашней европейской литературе.
Одним из выдающихся прозаиков оказался поэт Аврам Рейзин. В его рассказах — на фоне, намеченном несколькими штрихами, — выступает длинная вереница образов местечка, и трудящийся и обойденный люд большого города. Чем печальнее судьба героев этих рассказов, тем больше сочувствия высказывает им автор. Его внимание привлекают мелкие, повседневные нужды и несложные душевные конфликты этих беспомощных людей. Юмор проявляется у этого писателя в редкой улыбке; он переплетается с лиризмом и пессимистическим ощущением, что человек — далеко не венец создания. Рейзин, впрочем, не предъявляет своим персонажам никаких претензий — они возбуждают в нем только жалость. Главное его достоинство — сила художественной конденсации и легкость слога; его техника — тщательна, хотя несколько однообразна. Его место в литературе непосредственно после трех классиков.
Шолом Аш, ставший впоследствии самым крупным еврейским романистом и переведенный на русский, немецкий, английский и другие языки, достигший широкого признания, начал с рассказов. В них чувствуется любовь к природе и увлечение идиллическим бытом маленького городка. Ш. Нигер назвал Аша «пророком земли», потому что он превозносит все обыденное и земное. Аш ввел в литературу «идеализацию» еврейского местечка («А Штетл», «Реб Шлойме Ногид») и примитивных, но чистых сердцем обитателей «Переулка мясников».
Несомненна связь его с Менделе и с Перецом. Накануне войны он успел закончить два больших романа — первые из целой серии: «Мери» и «Путь к себе».
X. Д. Номберг (1876—1927) принадлежал к троице писателей, образовавших в свое время в Варшаве убогую коммуну и считавших Переца своим «мэтром». Он был мастером острого психологического анализа; его герои — неудовлетворенные, вечно копающиеся в своей душе полуинтеллигенты: они не находят себе места в жизни большого города и страдают в одиночестве. Склонность к анализу сочетается в его творчестве с затаенным лиризмом («Молчи, сестра»). Такие качества, как четкость языка и мастерство конструкции обеспечили за Номбергом почетное место в литературе, хотя его литературное наследство невелико и страдает однообразием.
Реакцией на манерность Аша и психологизм Номберга явилось крепкое, земное творчество М. Вайсенберга (1881—1937), беспощадного натуралиста, чьи образы отличаются ярко выраженной пластичностью. Его герои — крепыши, полнокровные типы с сильными страстями («Городок», «Отец и сыновья»), порою также и мирные труженики, обиженные судьбой. Сам рабочий, Вайсенберг изображает трудовой люд без малейшего налета сентиментальности, и видит в нем
