Номер «Дня», вышедший после погрома, заключал в себе только искалеченную цензурой заметку М. Кулишера о погроме. Издатель «Дня» Орнштейн счел себя вынужденным прекратить выход «Дня», но 8 июня 1871 года «День» был закрыт постановлением администрации.
После «Рассвета» и «Дня» выходили в России и некоторые другие русско-еврейские издания. Из них следует отметить русско-еврейский еженедельник под названием «Вестник русских евреев», который выпускал в течение 1871-73 гг. в Петербурге известный редактор древнееврейского «Гамелица» А. О. Цедербаум (1816—1893). Человек исключительной энергии и редкой трудоспособности, с «чутьем настоящего публициста» (как пишет о нем «Еврейская Энциклопедия») и не без литературно-критического дарования, Цедербаум, как редактор «Гамелица», пользовался большой популярностью, особенно в еврейской провинции. Но попытка его выпускать «Вестник русских евреев» кончилась неудачей. С. Цинберг в своей «Истории» пишет, что «Цедербаум был слаб в русской грамоте». М. Кулишер утверждает, что «Вестник» Цедербаума «никто не читал и никто им не интересовался» и погиб он, в сущности, также от «равнодушия» читательской публики.
3
В последующие годы Россия заметно развивалась. Шел период экономического подъема, усиленного железнодорожного строительства, роста городов. Страна властно вступала на «западные» пути капиталистического развития, в которое постепенно втягивалось и еврейство черты оседлости, занимая весьма заметные позиции и в железнодорожном хозяйстве, и в банковском деле, и в начинавшемся экспорте заграницу. Со времени прекращения «Вестника русских евреев» никаких новых русско-еврейских изданий весьма долго не выходило. Причин этому было немало. Одна из них заключалась в том, что ряд представителей еврейской интеллигенции, хорошо владевших русским литературным языком, был привлечен к сотрудничеству в общей русской печати. Тогда еще и «Новое Время» держалось либерального курса, и многие еврейские литераторы, как С. А. Венгеров, Н. М. Минский, Л. О. Леванда, сотрудничали в газете Суворина. Любопытно, что некоторые из них были не только русификаторами, но и прославянски настроены, а Н. Минский даже собирался ехать в Турцию воевать за братьев-славян.
Но были еще другие причины, уводившие активные элементы еврейской интеллигентской молодежи в сторону от служения интересам еврейства: это были годы растущего революционного движения в России, вовлекавшего в свою орбиту и еврейскую интеллигенцию. Мы знаем из воспоминаний Аптекмана, Иохельсона, А. Зунделевича и из литературного наследия Павла Аксельрода о том, как оторванность от еврейской жизни и отчасти разочарование в возможности создания освободительного и социалистического движения среди еврейской народной массы превращали многих представителей еврейской молодежи в убежденных космополитов и активных ассимиляторов-обрусителей, проделывавших опыт «хождения в народ», — в крестьянскую среду, которая воспринималась тогда как основной резервуар революции.
Проявления среди евреев-социалистов национального сознания были редкими исключениями в ту пору. Следует упомянуть в этом отношении «Обращение к еврейской интеллигентской молодежи», опубликованное А. Либерманом в Лавровском «Вперед» (№ 38, 1 августа 1876 г., Лондон) и «Воззвание группы еврейских социалистов» в Женеве в 1880 г., связанное с именем деятеля «Народной Воли» Л. Цукермана (в этом воззвании еврейские социалисты впервые призывались вести свою пропаганду на идиш). Но оба эти обращения, адресованные к тому же из-за границы, не доходили до широких слоев русско-еврейской интеллигенции, уже к тому времени, особенно в Петербурге составлявшей весьма значительные кадры и все больше сраставшейся с миром русской культуры. Раньше или позже объективные условия должны были вызвать к жизни новую инициативу, направленную на дело служения интересам русского еврейства, и к концу 70-х годов в этом отношении обстоятельства созрели для того, чтобы умолкнувший голос русско-еврейской печати вновь начала звучать.
Надо думать, что одним из толчков в этом направлении явился рост официального, правительственного антисемитизма, начавшего захватывать и некоторые углы русской общественности. Примечателен в этом отношении был поворот Суворина («Незнакомца») к антисемитизму в «Новом Времени». В то же время в стенах Петербургского университета стали соперничать в антисемитизме профессора Вреден и знаменитый Менделеев. А министр народного просвещения Делянов стал открыто покровительствовать выкресту-юдофобу Брафману, вызвав его из Вильны в Петербург.
Центр еврейской интеллигенции к тому времени переместился окончательно из Одессы в Петербург. После окончания русско-турецкой войны вновь появились слухи о больших реформах в области еврейского вопроса, и началась новая полоса общественного оживления. Граф Игнатьев передал евреям через А. Цедербаума свой план о переселении евреев в Ахал-Техинские степи, только что завоеванные Скобелевым.[73] Игнатьев вообще крепко верил в привязанность русских евреев к России.[74] Другие еврейские круги возлагали надежды на предстоящий созыв раввинской комиссии, в которой видели подобие Наполеоновского «Синедриона» 1806 года.
Но кроме этих иллюзий бюрократическо-фантастического характера, в еврейских кругах столицы складывались и иные настроения, подсказанные растущим национальным самосознанием и потребностью сделать что-нибудь существенное в интересах народной массы, — настроения, в известной мере проникнутые умеренными народническими стремлениями, но чуждые идей революции или социализма. Зима 1879 года, по описанию мемуаристов, была полна собраний и вечеринок, на которых раздавались речи и поднимались тосты во имя различных общественных планов. В кружках русско-еврейской интеллигенции стали выдвигаться молодые деятели из литературы и адвокатуры, на которых стали взирать, как на будущих руководителей общественного мнения. Потребность в отпоре все более наглевшему антисемитизму и в конструктивной разработке актуальных вопросов еврейской жизни делала все более настоятельной мысль о создании органа русско-еврейской печати, который объединил бы широкие еврейские круги. Стоит отметить, что на упомянутых выше вечеринках проявлялся живой интерес к идиш — языку народной массы. С. М. Гинзбург, восстанавливая в памяти это время, рассказывает об одной из популярных фигур петербургских собраний — Савелии Войтинском, который был «мастерским рассказчиком еврейских анекдотов и происшествий. Его буквально рвали из рук, приглашая повсюду, чтобы выслушать в его художественной передаче еврейские юмористические сцены».
4
Нарождение новых органов русско-еврейской печати, однако, наткнулось на многочисленные трудности. Ходатайство еврейских общественных деятелей о разрешении издавать журнал было вначале подано от имени адвоката И. Бинштока, но оно было отклонено администрацией. Та же судьба постигла и другие ходатайства, — одно от имени д-ра А. Гаркави, видного ученого, заведующего еврейским отделом Публичной Библиотеки в Петербурге, и другое — от имени А. Кауфмана, служащего статистического управления. Только к осени 1879 года удалось использовать имевшееся у А. Цедербаума разрешение на издание «Рассвета», который затем выходил до января 1883 г. В редакционную группу «Рассвета» вошли М. И. Кулишер (1847—1919), Як. Розенфельд, Г. И. Богров (1825—1885), Н. М. Виленкин-Минский (1855—1937), Людвиг Слонимский, С. А. Венгеров (1885—1921) и другие. Постоянным секретарем редакции был Маркус Каган (Мордехай бен Гилел Гакоген — 1856—1936).
В то время, когда подготовлялось издание «Рассвета», обнаружилось, что одновременно педагог Л. Берман
