Королева-девственница не решалась его назвать, но все: парламент, двор, Тайный совет – знали, что им должен стать Яков. Он был ближайшим кровным родственником по бабке из Тюдоров, сестре великого короля Генриха. И хотя Яков являлся сыном изменницы-католички Марии, королевы Шотландии, сам он остался незапятнанным. Посаженный на трон матери, которую едва знал, он был приучен править в духе осторожного протестантизма. За этим следил суровый шотландский совет. Яков идеально устраивал Англию.
А та устраивала Якова. После долгих тоскливых лет в убогом северном краю богатое английское королевство казалось ему поистине теплым и приятным местом. Такую ли волшебную судьбу приуготовил Господь для него и всех его потомков?
Однажды утром Божий промысел обозначился. Подул ветер времени, выметая длинную череду Тюдоров. Он потянулся по галерее холодным сквозняком, тревожа занавеси, тафту, шелка и мишуру. На север мчался гонец. Эпоха Стюартов пришла.
На улице, отходившей от церкви Сент-Мэри ле Боу, со стороны таверны и близ того места, где веками раньше красовалась вывеска Буллов, стоял чрезвычайно красивый особняк. Пятиэтажное здание из кирпича, дерева и штукатурки посреди фруктового сада, обнесенного стеной, доминировало над крохотной церковью Святого Лаврентия Силверсливза. Последние два года здесь проживал олдермен Дукет, раздраженный возобновлением спектаклей в «Блэкфрайерсе». И он тоже ждал решения участи своей семьи, пока гонец спешил на север к Якову. Мужчина заглянул в колыбель с новорожденным. Украдкой, чтобы не видела жена, сунул руку. Осторожно потрогал. Затем с облегчением улыбнулся.
Проклятие было снято.
Он был женат трижды: трое детей от первой жены, трое от второй, и нынешняя принесла еще троих – этот стал девятым. И ни на ком не лежало проклятия в виде перепончатых пальцев. Он никогда не забывал того дня, когда мальчишкой изучил руки деда и услышал от старика: «У моего деда было то же самое. А ему досталось от отца – того самого Дукета, что нырнул в реку и спас дочку Булла. Они, смею думать, помогли ему выплыть».
Род Дукетов был богат, как Буллам и не снилось. Когда король Генрих VIII распустил монастыри и прибрал к рукам значительную часть несметных церковных богатств, деду олдермена досталось столько, что его стали называть Серебряным Дукетом. Но их низкое происхождение оставалось бесспорным. Они и не пытались это оспаривать. Будучи также потомками Буллов, они отличались врожденным неприятием всякой лжи; к тому же через поколение или два им снова являлось напоминание в виде перепонок. С неизбежным смирились. Но гордый мальчишка – нет. Дедовы руки внушали ему ужас. Мнилось, что в благородную реку Буллов-аристократов, к которым он себя причислял, вливался грязный ручей. Хуже того, кальвинизм входил в силу, и он стал задумываться, не являлось ли оно меткой Божьего недовольства – знаком того, что его род не пребудет среди избранных?
Но теперь он узрел воочию, что река очистилась. Не был обезображен отец, не стал уродом и он. В тревоге, но с возраставшей надеждой он осматривал каждое новое дитя, третье поколение, и вот сложилось три раза по три, все без изъяна. Проклятие исчезло. Обязано было исчезнуть.
Конечно, ему все равно следовало соблюдать осторожность. Даже избранные сражались с дьяволом – врагом, сокрытым внутри. Актеры «Глобуса», например, изумились бы, узнай они, что Дукет посетил их спектакли и те ему даже понравились. Однако он сокрушил в себе эту слабость с той же беспощадностью, с какой пытался уничтожить их самих. Два года назад, когда вопреки его неустанным протестам в новом театре «Блэкфрайерс» дозволили время от времени выступать безобидным и благопристойным актерам-мальчикам, он переехал в свой нынешний дом подальше от заразы. А теперь он уверился: Бог послал знак. Покуда он пестовал семейство в духе высокой нравственности, ему открывалось поистине светлое будущее.
Взирая на своего девятого ребенка и третьего сына, Дукет счастливо улыбнулся и, благо имел вкус к классике, провозгласил:
– Назовем его Джулиусом! Героическое имя, как у Юлия Цезаря. – Взяв младенца за крошечный палец, он тихо добавил: – Да не прилепится к тебе, сын мой, впредь никакое проклятие.
Месяцем позже благосклонность небес, ныне отметившая семейство, подтвердилась: Дукет, выехавший с мэром приветствовать нового короля, был посвящен в рыцари вместе со своими товарищами-олдерменами. Теперь он стал сэром Джейкобом Дукетом и связан с монархом вассальскими узами. Поэтому он уверенно внушил своим детям две важные заповеди: «Храните верность королю». Вторая была исполнена еще более глубокого смысла: «Похоже, что Бог избрал нас. Будьте смиренны».
Под этим он, конечно, подразумевал иное: будьте горды.
1605 год
В канун 5 ноября, когда король Яков – первый, кто носил это имя в Англии и шестой в Шотландии, – намеревался открыть английский парламент, в Вестминстерском дворце нашли огромный склад пороха. Выяснилось, что некий Гай Фокс вкупе с другими католиками-заговорщиками собрался взорвать короля, палату лордов и палату общин, а также и всю церемонию.
Это была сенсация. Сэр Джейкоб Дукет, темнее тучи, повел свое семейство во двор собора Святого Павла смотреть на казни. Джулиус был слишком мал, чтобы пойти, но к четырем годам, когда местная ребятня устроила против церкви Сент-Мэри ле Боу огромный костер и отметила годовщину сожжения чучела Гая Фокса, уже выучил песенку:
Помни, помни пятое ноября —Порох, измена, заговор…
Он понимал и смысл, так как отец на всю жизнь преподал ему третью заповедь:
– Никакого папства, Джулиус. Паписты суть внутренние враги.
1611 год
Марту Карпентер нельзя было не любить. Никто из знавших ее не мог вообразить в ней зла. Она его и не делала. Неизменно мягкая, кроткая, в свои двадцать семь она никогда ничего не просила для себя. Когда ей было велено сидеть дома и ухаживать за бабкой, она восприняла это как долг любви. Когда Катберт покинул их и отправился строить «Глобус», она, хотя бабка его прокляла, продолжала с ним видеться и молилась за его душу. Но сейчас от лица брата отхлынула кровь при виде книги, которую она протянула ему с ласковой улыбкой на круглом лице.
– Клянись, – молвила Марта.
Она разделяла пуританскую веру. Вера была силой, способной изменить мир.
Реформация сопровождалась не только разрушением. Истинной доктриной протестантов была любовь, и лучшие их проповедники несли благую весть о великой радости.
Таких людей собралось в Лондоне много. Кумиром ее детства был Шотландец – тихий старик с вьющимися седыми власами и умнейшими голубыми глазами. «Отбрось напыщенность, мирскую суету и суеверие Римской церкви – что останется? Истина. Ибо имеем Слово Божье в Писании, имеем изречения самого Господа нашего в Евангелиях». Читая Библию, Марта сознавала, что Бог обращался напрямую к ней.
Пуританами были и некоторые их соседи в небольшом приходе Святого Лаврентия Силверсливза. Встречаясь на службе или на совместной молитве дома, они преисполнялись милосердия. Порицания звучали редко. Так были устроены все приходы в пресвитерианской Шотландии и кальвинистских областях Европы. Священников не было, каждая конгрегация избирала своего старейшину. Епископы также отсутствовали. Старейшины, в свою очередь, формировали региональные комитеты для координации действий. Именно эти заграничные установления породили величайшую в истории надежду на возможность построить Царство Божие на земле.
Конечно, истинное Царство не наступило бы до последних времен. Так утверждала библейская Книга Откровения Иоанна Богослова. Но можно было хотя бы приблизить его. Разве не долг каждого свободнорожденного пуританина маршировать со своими единомышленниками к свету и строить на холме блистательный град Божьего Царства – здесь и сейчас? Эта идея не отличалась по сути от идеи средневековой коммуны, только теперь коммуна соотносилась с Богом.
Так и вышло, что маленькая Марта, росшая среди этих людей, приобрела мечту, которой предстояло сделаться ее путеводной звездой. Перебравшись через реку в Лондон, она увидела переполненные дома и темный готический массив старого собора Святого Павла; в ее умозрении возникло Царство Божие, готовое взойти. Она видела его очень ясно: сверкающий град на холме.
Обладала она и добродетелью терпения. А без него было не обойтись. Когда король Яков прибыл в Англию из пресвитерианской Шотландии, пуритане зажглись надеждой: уж с ним-то наверняка грядет истинная вера. Но Якову не нравилось подчиняться шотландским старейшинам, и он осознал, что авторитет монархии зависел от ее превосходства над Английской церковью. Англиканская церковь с ее реформированным католическим вероисповеданием, епископами, обрядами и прочим должна была сохраниться. «Нет епископа – нет короля» – так выразился король Яков перед своими английскими советниками.
