И вот, в середине сентября, gв Оппенгейме41 состоялся большой сейм, на котором почти все князья королевства под председательством патриарха...42 вместе с епископом Пассау43, легатом римского понтифика, отказали королю Генриху в повиновении, ибо он, не явившись по призыву двух папских легатов для дачи удовлетворения, был приговорен папой Григорием к отлучению и низложению на римском соборе - неслыханный и доселе не имевший места приговор. Там было очень много швабов, которые вместе со всеми остальными ожидали прибытия войска саксов. Когда те приблизились44, патриарх и прочие князья, поскольку мечи их до сих пор были сыры от крови друг друга, - хоть они и обменялись через послов взаимными дарами - вышли навстречу саксам, чтобы не дать ничтожным людям устроить смуту и сорвать договор, и убеждали скрепить при личной встрече ту дружбу, которую они возобновили в отсутствии друг друга. И вот тут герцог Отто, несправедливо лишенный Баварского герцогства, там Вельф, незаконно возведенный в эту должность, обменялись друг с другом поцелуем мира при условии, что, когда ими сообща будет избран новый король, тому, кому он по справедливости пожалует эту должность, второй без зависти ее уступит. Точно также поцелуем мира обменялись чины 2-го и 3-го ранга и рыцари обеих сторон, и все, чем они друг другу досадили, не без многих рыданий возместили. Тогда, из врагов став верными друзьями, они разбили лагери по соседству друг с другом, так, чтобы одному народу были слышны речи другого. И когда они начали вести речи об избрании короля, то саксы предлагали избрать кого-либо из швабов, а швабы - из саксов. Генрих между тем удерживал на другом берегу Рейна город Майнц, потеряв всякую надежду на сохранение власти. Все же он отправил послов, которые пытались склонить их к милосердию, соизволить принять его исправление, ибо он и так уже достаточно наказан. Но те отказались принять это посольство до тех пор, пока папский легат не разрешит его от уз анафемы. Наконец, они обещали принять смирение кающегося Генриха при условии, что он согласится исполнить все, что они предпишут ему сделать. Когда он торжественно с этим согласился, они сначала предложили ему поставить епископа Вормсского45, который уже долгое время находился в изгнании, во главе его города, а затем -написать письма с признанием, что он незаконно угнетал саксов, запечатать их своей печатью в их присутствии и с их ведома и передать запечатанными их послам, чтобы те распространили их по землям Италии и Германии; сам же он должен явиться в Рим и, дав достойное удовлетворение, освободиться от уз анафемы. Итак, епископ тут же с великой честью был введен в Вормс; письма, запечатанные королевской печатью указанным выше способом, также были отправлены; сам Генрих со всей поспешностью готовился по милости верховного понтифика снять оковы анафемы. Тогда князья, которые там собрались, клятвенно постановили, что если Генрих IV, сын императора Генриха, к началу февраля не будет освобожден папой от отлучения, то никогда более не будет ни называться их королем, ни быть им. Первым эту клятву дал патриарх и, записав на бумаге, спрятал за пазуху. Затем то же самое сделал епископ Пассау, легат римского престола, а за ним - все собравшиеся епископы, герцоги, графы и прочие, большие и малые; но епископы усердствовали в этом более прочих, ибо сохраняли свои клятвы также и на бумаге. Тогда, отправив послов, они просили папу прийти в начале февраля в Аугсбург, чтобы он, тщательно расследовав дело, или разрешил перед всеми [Генриха от анафемы], или еще крепче связал, и тогда бы с их согласия был избран другой король, который умеет править. Когда они все это совершили, оба войска,g то есть саксонское и швабское, gc большой любовью расстались, и каждое, ликуя и вознося хвалу Богу, вернулось к себе домой.g
hОднако названный патриарх, который являлся главным виновником этого дела, позднее соединился с Генрихом и был за это низложен. А спустя малое время он был настигнут внезапной смертью, ибо вступил в общение с отлученными; отлученный и без исповеди ушел он из этой жизни46 вместе с 50 спутниками, которые стали его товарищами в наказании, как прежде были соучастниками его нечестия.
Но что я вспоминаю, будто он один умер столь жалким образом, когда известно, что все сторонники Генриха погибли такой же жалкой смертью, и тем более жалкой, чем более преданы ему они были, ибо чем иным является подобная верность, как не преступлением?h Из них можно назвать Вильгельма, архиепископа Утрехтского, и Гоцело или Готфрида, герцога Лотарингии, о которых уже было сказано, а также епископов У до Трирского и Эппо Цейцского, о которых будет сказано ниже47.
hКогда Бурхард, бургграф Мейсена, подвергся в некоем городе, комендантом которого он был, нападению со стороны горожан, то, пришпорив коня, на котором сидел, попытался бежать, но напрасно, ибо конь, которого часто хвалили за его быстроту, вдруг остановился, - именно тогда, когда особенно требовалось это его качество. Так погиб [Бурхард], погубив заодно и свою душу, ибо часто соглашался с преступными планами самого жестокого короля.
Годобальд, когда поднимал у своего заново подкованного коня заднюю ногу, чтобы проверить, хорошо ли он подкован, то получил удар этой ногой прямо в лицо и таким образом ушел из жизни.
Леопольд48, брат Бертольда, королевского советника, который и сам был его советником, когда однажды скакал рядом с королем, ведя с ним беседу, ястреб, который сидел у него на левой руке, начал взлетать, будто увидел дичь. Склонившись на короткое время к птице, он тяжело упал с коня, а меч, которым [Леопольд] был опоясан, выскользнул из ножен и, воткнувшись рукояткой в землю, поразил его в грудь; так этот неоднократный виновник и соучастник дурных планов короля ушел из этой жизни без надежды на вечное спасение.h
A.1077
1077 г. Зима была сурова, богата снегом и весьма продолжительна. С 26 ноября по 14 марта все реки были скованы льдом.
aКогда папа Григорий направился в Аугсбург, чтобы в начале февраля принять участие в княжеском сейме, а они,a то есть князья, послушные апостольскому престолу, aпоспешили его почтительно встретить, ему сообщили, что Генрих с большим войском вступил в Италию и что если он, как намеревался, перейдет Альпы, то [король] поставит вместо него другого папу. Итак, тут же отправив навстречу князьям легата, он в печали и сильном страхе вернулся, чтобы защитить Италию от огня и меча.
Генрих же, блуждая по Италии, но более колеблясь духом, не знал, что ему предпринять. Ведь он знал, что если не придет со смирением к папе и тот не снимет с него отлучение, он не сможет вернуть себе королевство; кроме того, он боялся, что даже если он и придет к папе, тот из-за обилия преступлений все равно лишит его королевской власти или апостольской властью удвоит непослушному оковы. Все же он избрал ту долю, в которой, как он полагал, была хоть какая-то надежда;a bнайдя папу в замке Каносса1, он, сложив с себя все королевское облачение, одетый в рубище и власяницу, в течение трех дней стоял у ворот замка; заявляя, что небесное царство ему дороже земного, и громко рыдая, он сумел добиться помощи и утешения апостольского милосердия; благодаря слезам и молитвам всех, кто там присутствовал, с него были наконец сняты господином папой узы анафемы, он опять был принят в милость общения и лоно матери-церкви, но не раньше, чем папа получил от него - ради исправления в будущем его жизни - ряд гарантий.b Среди прочих условий было предписано, aчтобы королевское облачение он вернул себе не иначе, как с разрешения папы;a во-вторых, aчтобы на пиру и в беседах он избегал отлученных;aв-третьих, чтобы в любое, угодное папе время он был готов дать отчет во всех вменяемых ему преступлениях; в-четвертых, чтобы ни он сам, ни кто-либо из тех, кого он может заставить, никоим образом не препятствовали людям, отправившимся из какого-либо места земли к могилам апостолов.
aПодтвердив все это под присягой, он был освобожден и отпущен, еще и еще раз получив наставление не обманывать Бога; ибо, если не исполнит он этих обещаний, то не только не избегнет прежних уз, но будет подвергнут иным, более тесным. И вот, когда он, вернувшись к своим людям, начал отлучать их от своих пиров, они возмутились, говоря, что если он теперь прогонит от себя их, чьей мудростью и доблестью держал он королевство, то папа все равно его ему не вернет и не даст приобрести ничего взамен. Этими и другими подобными словами дух его был смущен и вскоре вернулся к прежним дурным намерениям. На голову он возложил золотую корону, а в сердце сохранил более прочную, чем меч, анафему.a
