даму, — начал Уимзи, но тут же сообразил, что под церковными сводами это выражение прозвучало несколько странно, и поспешил объяснить подробнее, понизив голос до подобающего в святом месте полушепота.
— Да-да, — невозмутимо ответил священник. — Мисс Климпсон была здесь недавно, но уже ушла. Не то чтобы я имел обыкновение следить за своей паствой, — добавил он, рассмеявшись, — но мы с ней говорили перед ее уходом. У вас что-то срочное? Как жаль, что вы с ней разминулись. Чем я могу помочь? Передать ей что-нибудь?
— Нет, благодарю, — сказал Уимзи. — Простите, что побеспокоил. Негоже отлавливать людей в церкви, но… да, у меня довольно важное дело. Я оставлю ей записку дома. Огромное спасибо.
Он повернулся было, чтобы уйти, однако неожиданно оглянулся.
— Послушайте, — произнес он, — вы ведь даете прихожанам советы морального свойства, не так ли?
— Считается, что мы должны пытаться это делать, — ответил священник. — Вас тревожит что-то конкретное?
— Да-а, — протянул Уимзи. — Это не имеет отношения к религии — ничего вроде непорочности Пресвятой Девы или чего-то в этом роде. Просто кое-что меня смущающее.
Священник — это был тот самый викарий, мистер Тредгоулд — сказал, что он полностью к услугам лорда Питера.
— Очень любезно с вашей стороны. Не могли бы мы перейти куда-нибудь, где не надо шептать? — попросил Уимзи. — Никогда ничего не мог объяснить шепотом. Это меня просто парализует.
— Давайте выйдем на улицу, — предложил мистер Тредгоулд.
Они вышли и присели на плоском надгробии.
— Речь идет о некоем гипотетическом расследовании, — сказал Уимзи. — Предположим, кто-то знает кого-то, кто очень-очень болен и о ком известно, что жить ему осталось совсем недолго. Человек испытывает чудовищные боли, постоянно находится под действием морфия — словом, фактически для окружающего мира он уже мертв. Далее предположим, что, если больной умрет прямо сейчас, может произойти нечто желательное для них обоих, чего не произойдет, если больной немного задержится на этом свете. (Не могу уточнять подробности, чтобы не указывать ни на кого персонально.) Пока все ясно? Так вот, предположим, кто-то, кто в курсе дела, просто чуть-чуть, так сказать, поторопит события. Будет ли это таким уж тяжким преступлением?
— Закон… — начал мистер Тредгоулд.
— О, закон однозначно трактует это как преступление, — перебил Уимзи. — А вы, положа руку на сердце, тоже сочли бы это страшным грехом? Это ведь никакого вреда никому не принесло бы.
— Нам не дано этого знать, — ответил мистер Тредгоулд, — поскольку нам неведомы пути, коими Господь ведет наши души. Возможно, в эти последние недели или даже часы страданий и забытья душа проходит некую необходимую часть своего земного пути. Не нам прерывать его. Кто мы такие, чтобы распоряжаться чужой жизнью и смертью?
— Вообще-то мы каждый день это делаем. Жюри присяжных, солдаты, врачи… Тем не менее мне кажется, что данный случай — нечто другое. И еще, вторгаясь в это дело — пытаясь выяснить факты и так далее, — можно только больше навредить, навлечь новые беды.
— Я думаю, — сказал мистер Тредгоулд, — что грех — хотя здесь было бы уместней другое слово — вред, наносимый обществу, неправедность содеянного пагубно влияет не столько на убитого, сколько на убийцу. Особенно, конечно, если убийство выгодно убийце. Могу я спросить, то «желательное», о чем вы упомянули и что больной в любом случае намеревался сделать, принесло выгоду другому?
— Да. Определенно. Ему… ей… да, принесло.
— Это сразу переводит его поступок в иную плоскость: это не то же самое, что приблизить смерть человека из сострадания. Грех — в намерении, не в деянии. И в этом заключается различие между законом людским и законом Божьим. Пагубно для человека считать, что он имеет право распоряжаться чужой жизнью к собственной выгоде. Это ведет к тому, что он начинает ставить себя над всеми законами, — человек, безнаказанно совершивший намеренное убийство, опасен для общества. Вот почему — или и поэтому тоже — Господь запрещает личную месть.
— Вы хотите сказать, что одно убийство может повлечь за собой и другое?
— Так часто бывает. Во всяком случае, одно убийство ведет к готовности совершать другие.
— Оно и привело. И в этом-то проблема. Других убийств не было бы, не начни я выяснять, что случилось. Может, мне не следовало вмешиваться?
— Понимаю. Это трудный вопрос. А для вас — ужасно мучительный. Вы чувствуете себя ответственным!
— Да.
— Вы сами не преследовали цель личной мести?
— О нет. Ко мне это не имеет никакого отношения. Я, как дурак, ввязался в дело, чтобы помочь человеку, который попал в беду, поскольку на него пало подозрение. Но мое непрошеное вторжение вызвало цепную реакцию новых преступлений.
— Вам не стоит слишком корить себя. Вполне вероятно, что страх разоблачения привел бы убийцу к новым преступлениям и без вашего вмешательства.
— Это правда, — согласился Уимзи, вспомнив мистера Тригга.
— Мой вам совет: делайте то, что считаете правильным согласно законам, в уважении к которым мы воспитаны, а последствия предоставьте Господу. И
