Алтанар снова засмеялся:
— И не благодари меня.
Его смех звучал издевательством. Дверь захлопнулась. Сайла закричала, бросаясь на нее. Хриплые гортанные звуки, которые она производила, не были словами, но они умоляли. Стуча кулаками в дверь, она кричала, стараясь, чтобы он услышал, понял, проявил милосердие. Внезапно женщина поняла, что он снова заговорил. Она прикусила кулак, чтобы замолчать и понять его слова.
— Сюда направляется твой старый друг Ликат со своими Собаками. Мы вместе выступим против Харбундая. Ты не увидишь, как умрет твой муж. А вот Мондэрка я хочу оставить в живых. Покажу ему, как его жена понесет от меня. Все должны узнать, что бывает с теми, кто идет против королевской власти.
Шаги не были слышны, так что Сайла могла знать об их уходе лишь по угасающему отблеску факела на полу камеры. Она упала на четвереньки, и ставшие такими чувствительными пальцы пробежали по стыку дерева и камня. Секунду она смотрела в черную пустоту — туда, где только что находилось светлое пятно. Точно так же катятся волны, унося в море солнечный свет. Иногда под ветром колосья в полях сгибаются так же — от блестящего к тусклому.
Она бросилась на стену, вцепившись зубами в кулак, но тут же вспомнила об опасности, которую представляют местные земляные твари. Все те усилия, которые Сайла прикладывала, чтобы не расчесывать укусы, пропадут впустую, если она сейчас сама прокусит руку до крови. Но ее скрученные, словно пружина, эмоции требовали какого-то выхода. Можно бросить все силы на упражнения, которыми она поддерживала форму в заточении. Но от усилия она сразу вспотеет. Воздух в камере станет еще отвратительнее. Ее мысли истерично забегали — ну и что с того? Она сдержала смех и начала бег на месте, считая шаги, которые сливались в мили.
Вот она скользит по замку, вот минует городские ворота. С севера появится Клас. Они встретятся где-то на полпути. Ее босые ноги касаются нагретой солнцем земли. Она бежит к нему…
Алтанар стоял у начала лестницы, ведущей наверх, прочь из подземелья. Около самого носа он держал маленький полотняный мешочек. Время от времени он взмахивал им, обращаясь к блюстителю истины:
— Этот гнилой воздух пересилил даже мой пакетик с благовониями. Теперь он пахнет точно так же, как и все вокруг. Как только ваши люди справляются с этим?
Блюститель остался невозмутим.
— Это наш долг.
— Да. — Алтанар кивнул, удовлетворенный ответом, и энергично потер руки. — Кстати, что слышно о том охраннике, который связался с этими Танцующими-при-луне?
Занервничав, блюститель позволил озабоченности проступить в своем голосе. Да, один из его людей посещает их церемонии. Его жена носит диск, однако сам он этого не делает.
Алтанар подумал, что стоило бы наказать блюстителя. Конечно, он доложил о преступнике, но должен отвечать за проступки своих подчиненных. Пожалуй, надо, чтобы он слегка пострадал. Алтанар вздохнул: еще так много предстоит сделать!..
— Я хочу повысить его. — Бровь блюстителя дернулась от удивления, но король продолжал. — Я хочу назначить его главным в отделении, где содержат Жрицу. И уменьшите наполовину ее рацион. — Удивление превратилось в смущенное понимание. Алтанар был к этому готов. Никто ничего не может понять, пока не разъяснишь все до мелочей. — Она умрет. Никаких повреждений, ни малейшего синяка. Никакого яда — эти Церковные ведьмы слишком хорошо во всем разбираются. Если она угаснет от горя и раскаяния, они ничего не смогут сказать. А если вдруг окажется, что Церковь не отлучит ее, ты заявишь, что это Танцующий-под-луной заморил ее голодом, потому что он, как и все остальные, ненавидит Церковь. Все понятно?
— Да, мой король.
— Надеюсь. Сколько времени это займет?
Блюститель принялся изучать пятно на дальней стене.
Потом почесал нос.
— Месяц. Может быть, пять недель.
— Месяц? — В голосе Алтанара было отвращение. — Смешно. Как только Харбундай падет и я подчиню себе Собак, я избавлюсь от Церкви. Еще не знаю как, но я сделаю это. Мне надоело их постоянное вмешательство. Месяц! И ни одним днем больше!
* * *
Единственным утешением Гэна было наблюдать за Внутренним Морем. Лишь тогда он мог на пару минут отвлечься от мыслей о Ниле и о том ледяном колодце, который прежде был его сердцем. Даже сейчас, через месяц после того, как Волки захватили замок Малтен, юноша проводил все свободное время, глядя на воды, чье непрерывное движение захватывало разум. Таинственность переливающихся цветов привлекала его. Порою свет падал так, что далекие горы Китового Берега казались совсем близкими и Гэн даже чувствовал запах снега, доносящийся с запада. Иногда небо бывало скрыто тяжелыми тучами с Великого Океана. И тогда он стоял и смотрел, как свинцово-серая масса неотвратимо закрывала всю гряду, а потом окутывала и само море.
Лодки тоже зачаровывали его. Гэн часами мог наблюдать, как они рассекают воду, и даже научился управлять одной из небольших лодчонок. Их скорость и маневренность напоминали ему длинноногих водомерок, в которых он в детстве бросал камни.
Два года назад Гэн еще был ребенком и мечты его были мечтами обычного мальчишки. Теперь он обучал армию, чтобы уничтожить короля и основать новое государство.
Его мечты были теперь уже не его.
Отцеубийца. Цареубийца. Король.
Узник.
Как и Нила.
Из замка он мог разглядеть Олу. Она была там. Его Вестники к Алтанару возвращались, не принося ответа на требования вернуть его жену. Второй узнал, что ее держат в одиночестве в королевском замке. Сайла находилась в каком-то месте, называемом камерами. Больше о ней ничего не было известно.
Они узнали, что Ликат очень обрадовался, услышав, что Нила в руках Алтанара. Его скоро ждали в Оле, и он уже потребовал ее выдачи.
Эта новость была словно нож в спину. И Гэн здесь был бессилен.
Ежедневно, иногда ежечасно Клас предлагал организовать вылазку и освободить женщин. Он хотел, пытался, но не мог.
Джонс постоянно появлялся в мыслях Гэна. Он вспоминал, как удар по голове полностью изменил этого человека.
Рана на его собственной голове теперь совсем зажила, оставив лишь клеймо поражения и потери. Но он продолжал свое летаргическое существование. Гэн спал столько же, сколько обычно, так же ел, даже занимался с собаками и лошадьми. Только одно отличало его от прежнего вождя: он не мог решиться ни на какие серьезные действия.
Сон юноши был наполнен сновидениями о ее спасении. Мысль о том, что она в опасности, парализовала его мозг.
Из темной пустоты ночи он слышал другой голос. Это был голос его матери. Она говорила о победе или забвении, славе или позоре.
Если он попытается спасти Нилу и не сможет, позор будет абсолютным. Это завершило бы предсказание. Его жена и ребенок мертвы или в рабстве. Он сам сломлен. Все, чего он коснется, что он полюбит, будет осквернено. Любовь Нилы пропадет даром. Любовь его отца и его смерть окажутся глупыми и ненужными. Клас. Сайла. Раггар. Барон Джалайл.
Если он не сможет.
Все не должно было так заканчиваться. Однако страх, что все может закончиться именно так, был словно ловушка в его мыслях. Гэн не мог идти против него. Он ненавидел себя.
Юноша не стал поднимать глаз, хоть и знал, что Тейт присела рядом с ним. Ни один из них не начинал разговор, они просто сидели рядом, вместе наблюдая за морем и облаками. Потом Доннаси заговорила:
— Обучение войск союзных баронств идет неплохо. И было бы еще лучше, если б ты обратил на них свое внимание. — Она замялась, и Гэн повернулся к ней. Тейт твердо встретила его взгляд. — В армии растет беспокойство, потому что ты не следишь за ней.
— У меня есть кое-что на уме, — ответил юноша; его лицо пылало злобой. — Ты что-нибудь слышала о своем дружке — Танцующем-под-луной? Том, который сбежал, когда похитили Нилу?
— Гэн, я же говорила тебе, что отослала его. Он не мог быть связан с похищением Нилы.
После долгой паузы, мрачно взглянув на юг, Гэн произнес:
— Извини. И как вы еще терпите меня? Я потерял свой путь!
— Это все от беспомощности. — В ответ на резкий взгляд Гэна Доннаси медленно кивнула. — Ты ведь воин и уже давно вернул бы ее, если б был вариант спасения. А рано или поздно он обязательно найдется. В этом разница между беспомощностью и безнадежностью. Послушай специалиста.
Она поглядела вниз, где ее рука лениво поглаживала камень стены, и вдруг отдернула ее. Тейт ощупывала шершавую поверхность куска гранита. Теперь она видела, что раньше на нем были глубоко высечены римские цифры. Их края потрескались и стерлись. Один конец камня обесцветился, будто его сильно нагрели. Числа были еле различимы; ей удалось разобрать только пару М и несколько X.
Внезапно ее затрясло от сдерживаемой ярости. Ей захотелось схватить Гэна за голову и толкать до тех пор, пока его нос не уткнется в камень. Доннаси хотелось закричать на него, объяснить, что он не понимает и малой доли того, что же такое беспомощность, безнадежность и все остальное. Что он может знать об одиночестве?! Ее раса исчезла с лица земли. Единственные сохранившиеся друзья из ее мира бежали из Олы — но куда? Никто не знает.
