Это необычное донесение можно назвать верным изображением Суворова; он всегда отличался глубокой набожностью, и ею дышит его первое восклицание: «Слава Богу!» Он был так скромен, как редко может быть скромен счастливый и искусный воин, и не эта ли скромность видна в словах его: «Слава вам!» Он был чрезвычайно быстр в действиях и краток в речах, и как хорошо это выразилось в последней строке его донесения! Наконец, стихотворная форма этого донесения показывает, что он любил поэзию. Это заставляло его иногда отвечать стихами на письма к нему Державина и восклицать: «Если бы я не был полководцем, то был бы писателем!»
Но, говоря о нравственных качествах и природных способностях Суворова, нужно сказать читателям о том, чем прежде всего удивлял он каждого, кто его видел: о его странностях. Никогда человек, достигший такого почетного места в обществе, не имел так мало сходства с другими людьми, как Суворов. Не только в важных делах, но и в мелочах был он необычен. Мы тем более должны обратить внимание на его странности, что дошли до того периода в его жизни, когда они начали становиться известными и в армии, и даже при дворе, особенно с тех пор, когда деятельное участие Суворова в покорении Крыма сделало еще более знаменитым уже известное его имя.
Можно ли представить себе, что этот человек, столь возвышенный над другими, мог заслужить когда-нибудь название чудака. Многие, не понявшие его гений, считали его таким, особенно иностранцы, которым постигнуть его было еще труднее, потому что, не зная ни нашего языка, ни наших нравов и обычаев, они находили удивительного генерала еще более странным, чем его соотечественники. Да и мало кто не нашел бы его странным, когда он… Что бы рассказать вам о нем, милые читатели? Вот, например, он выбегал в лагере из своей палатки, становился на одну ногу и изо всех сил кричал: «Кукареку! Кукареку!» Вам кажется это смешным и невероятным, друзья мои, но это было совершенной правдой. Послушайте дальше: кто не нашел бы это странным, если бы видел, как он каждый день во время походов ел с солдатами сухари и их кашу; садился за свой обед в 8 или 9 часов утра; приказывал вынести из отведенной ему квартиры мебель и вместо нее принести только связку сена и чан[467] с холодной водой: он всегда спал на сене, каждое утро окатывался водой, даже зимой. Перед сражением, сев на лошадь, он кричал солдатам: «На коней! На коней! Кто со мной не поедет, того волки съедят!» Одним словом, нельзя перечислить всего странного, что делал Суворов, и в результате как не прослыть в глазах людей чудаком? Но среди этих людей были и такие, кто не судил по одним внешним признакам, а видели причины таких действий. Они видели, что эти простые привычки, так сильно отличавшиеся от нравов высшего круга, к которому он принадлежал, имели особенную цель. Что лучше могло сблизить полководца с его воинами, как не совершенно одинаковый образ жизни? Что могло быстрее побудить их переносить все военные трудности, как не его высокий пример? Могли ли они жаловаться на скорость маршей, на скудость пищи, на краткий отдых во время походов, когда сам командующий шел возле них тем же шагом, как и они; ел с ними кашицу, спал еще меньше их, потому что пел петухом намного раньше настоящих петухов? Они не только не жаловались, а один только взгляд на него заставлял их забывать все опасности, один только звук необыкновенного пения доставлял столько общего неизъяснимого веселья по всему лагерю, несмотря на то что это пение всегда было сигналом к битве.
Рядовой московских гусарских эскадронов с 1788 по 1796 год. Рисунок 1841 г.Значит, все действия Суворова были направлены на то, чтобы привязать к себе войско настолько, чтобы оно как бы имело с ним одну душу и, кроме того, чтобы какой-то особенностью поступков стать в глазах этого войска человеком, отличным от других людей. Эта цель была в полной мере достигнута: каждый солдат любил Суворова больше жизни; каждый солдат, видя в нем сверхъестественного человека, считал себя непобедимым под его командованием и был на самом деле непобедимым: известно, что на протяжении всей своей продолжительной службы Суворов не проиграл ни одного сражения.
Военная история всех веков не знает подобного примера, и этим неизменным счастьем Суворов обязан был больше всего беспредельной преданности к нему солдат и офицеров.
Рядовой и трубач легкоконных полков с 1786 по 1796 год. Рисунок 1841 г.Итак, теперь вы понимаете, какова была цель необыкновенных странностей нашего знаменитого полководца? Она была благородна и высока, и поэтому все шутки Суворова, даже плоские внешне, даже то самое его «кукареку» заслуживают не смех, а наше удивление. Многие его современники видели кроме этой цели еще и другую причину, о которой историки того времени говорят с достоверностью в своих сочинениях, и это заставляет и нас прийти к такому же выводу.
Суворов, поступив на военную службу гораздо позже своих сверстников, проходил ее без чьего-либо покровительства и, как читатели мои видели, долго оставался в нижних чинах. Между тем его душе, любившей славу, лестно было обратить на себя внимание государыни. Но как это сделать? Чем отличиться в толпе соперников, большая часть которых была выше его чинами? В то время, когда он думал об этом, сама императрица вывела его из затруднения, случайно сказав в избранном обществе, что почти все великие люди, которых знает история, имели свои странности, свои особенные привычки и даже недостатки, от которых ни время, ни старания, ни сама слава не могли освободить их. «Да это и не нужно, — прибавила Екатерина, — человек с сильным характером и глубоко погруженный в свои планы, конечно, не будет сильно заботиться о том, чтобы исправить какие-нибудь свои недостатки, совсем даже не важные и некоторым образом отличающие его от толпы».
Итак, слыша, с какой снисходительностью императрица извиняла легкие недостатки людей, способных на великие дела, он осмелился без страха использовать единственное средство, которым мог выделиться среди толпы и обратить на себя внимание царицы. Средство это тем удобнее казалось ему, что оно заключалось в проявлении тех же странностей, с помощью которых он уже удачно воздействовал на умы своих подчиненных, и это было второй, такой же правдоподобной, как и первая, причиной тех необыкновенных поступков Суворова, из-за которых многие называли его чудаком.
После этого отступления, сделанного для того, чтобы читатели имели полное представление о нашем знаменитом полководце, обратимся к описанию его побед, для которых 1787 год был началом его блистательной эпохи.
Медная сибирская монета Монета 1772 годаТурки, объявив войну России, совершили первое нападение из своей Очаковской крепости на наш, лежащий в двух милях от нее, небольшой городок Кинбурн, построенный на косе[468], или остроконечном мысе, Ногайской степи. Кинбурн был бы важным завоеванием для Турок, потому что открывал удобную дорогу к Херсону и в Крым; но, к нашему счастью, в это время в Кинбурн прибыл для осмотра войск Суворов, и вы можете догадаться, что Туркам оставалось только мечтать об этом завоевании. Вовсе не ожидая здесь своего несчастья, они с большой самонадеянностью выступили из Очакова с отборным войском в количестве 6000 человек, которому было приказано Очаковским пашой победить или умереть; поэтому все суда, высадившие их на Кинбурнский берег, должны были отъехать назад к Очакову. В то время, когда в Кинбурне увидели, что Турки подъезжают к косе и некоторые суда уже высаживают войска, Суворов спал после своего раннего обеда. Адъютант, пришедший доложить об этом, разбудил его. Храбрый генерал на сей раз не вскочил с обычной своей поспешностью, но спокойно оставаясь в постели, сказал: «Не мешайте им, пусть все вылезут».
В самом деле, Русские ни одним выстрелом не показали, что заметили высадку, и Турецкое войско, радуясь, что застанет врасплох малочисленный Кинбурнский гарнизон, состоявший едва из 3000 человек, вскоре было все на песчаном мысе. Но того только и ждал Суворов: его приказания уже были отданы, и Русские полки вихрем понеслись на неприятеля, который из осаждающего вдруг сам сделался осажденным. Девять часов продолжалось жестокое сражение, потому что Турки были в отчаянии: их ожидала верная смерть либо под штыками Русских, либо в море. Так и случилось, и из 6000 лучших воинов в Очаков вернулись лишь 700. Эта блистательная победа, одержанная Суворовым над неприятелем, вдвое превосходившим его по численности, имела важные последствия. Турки потеряли надежду овладеть Херсонесом и Крымом, потому что Суворов укрепился в Кинбурне и, построив на конце косы батарею, наносил большой вред всем Турецким кораблям, пытавшимся проходить в лиман[469], и тем оказывал большую помощь нашему флоту. Он сторожил таким образом Турок около года, и его имя уже стало страшным и в Константинополе, особенно когда в августе 1788 года Потемкин начал осаду Очакова, а Суворов был один из его ревностных помощников.
