Отец твой граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский».
Новый граф, наполненный невыразимой благодарностью, желал изъявить ее государыне новыми чудесами храбрости, но, к сожалению, его война с Турками в 1790 году приняла другой оборот: Австрийский император Иосиф II скончался, а его брат и наследник, Леопольд II, не любя войны от природы, должен был избегать ее в это время и по другим разным причинам, важным для его государства. Итак, в Австрии начали стремиться к миру с Турками, а Суворов был послан на помощь к Австрийцам. Скучая от бездействия, наконец, осенью 1790 года он был обрадован важным поручением Потемкина: взять неприступную крепость Измаил, построенную в устье Дуная и справедливо называвшуюся ключом ко входу в Турецкую империю. Уже более семи месяцев Измаил осаждался Русскими войсками, и продолжительные неудачи этой осады принудили, наконец, Потемкина поручить ее тому, кто никогда не знал неудач. Трудным было это поручение: Измаильская крепость имела все, чтобы заслужить название неприступной: и сильные укрепления, и многочисленный гарнизон, увеличенный войсками, выведенными из городов и крепостей, покоренных Русскими и Австрийцами, и бесчисленные запасы всего необходимого для военных действий. Кроме того, Измаил, по общему мнению Турок, был последним оплотом их государства, и грозным повелением султана каждому из правоверных было приказано не сдаваться ни в коем случае.
Все это было страшно, но не для Суворова. Придя к Измаилу, он на следующий же день послал к тамошнему паше требование сдать крепость. Паша гордо отвечал, что скорее воды Дуная остановятся в своем течении и небо падет на землю, чем Измаил сдастся Русским. Граф, видя такую непреклонность, подготовил свое войско к самому упорному сопротивлению со стороны Турок: воспламенил сердца воинов представлением славы и выгод, которые ожидают победителей в богатом Измаиле; напомнил им все их прежние победы, и, когда они уже горели нетерпением сразиться и победить, искусный полководец повел их на приступ в 5 часов утра 11 декабря 1790 года. Ничто не могло сравниться с ужасом этого приступа: пылкая неустрашимость Русских была в этот день беспримерна, но и сопротивление Турок было отчаянным, и только после восьми часов жесточайшей битвы Русские одержали чудесную победу, и гордый Измаил покорился Суворову. Тотчас он с восторгом отправил два донесения: в первом, к императрице, он писал: «Измаил у ног ваших», а во втором, к князю Потемкину: «Русский флаг на стенах Измаильских».
Вид города ОчаковаНо теперь, когда эта новая победа нашего героя, наведя ужас до самого Константинополя, гарантировала безопасность наших южных областей, посмотрим на север страны, давно оставленный нами: там происходят события, неожиданные для нас.
Война и мир со Швецией 1790 год
Швеция со времен Карла XII лишилась большой части своего блеска, и его сестра, Ульрика-Элеонора, и ее супруг, и, наконец, их избранный наследник, герцог Голштинский, Адольф-Фредерик, не только не могли поддержать славу знаменитого Шведского героя, но даже не могли сохранить своего собственного достоинства, и при последнем из них, Адольфе-Фредерике, самодержавное правление Швеции превратилось почти в аристократическое, то есть такое, где вельможи имели больше власти, чем сам король. Однако с его смертью все изменилось: его старший сын и наследник, принц Густав III, был одарен от природы высокими достоинствами. С момента своего вступления на престол он действовал с таким искусством и решительностью, что в короткое время исправил ошибки своих предшественников и вернул Шведской короне все прежнее ее достоинство: переворот, быстро и без малейшего кровопролития произведенный им в правлении, заставил недоброжелателей его, которыми были знатнейшие люди в государстве, покориться ему и уважать его.
Отличаясь образованностью, силой характера и истинно отеческой любовью к подданным, Густав III составил бы их счастье, если бы не его чрезвычайная гордость, увеличившаяся после успеха реформы управления. Считая себя с тех пор в одном ряду с величайшими государями, он вообразил, что назначен судьбой для совершения самых необыкновенных дел, очень важных для Швеции. Постоянно занятый этой гордой мыслью, он забывал, что счастье народа всегда было самым важным делом государя, и искал своей знаменитости в славе и военных подвигах. Такое настроение, естественно, внушило ему желание к расширению границ его государства, и при первой же возможности он обратил свой взор на Россию. Она владела землями, некогда принадлежавшими Швеции, и возвращение этих земель стало любимой мыслью Густава. Но это дело было очень трудным, во-первых, потому, что и Лифляндия, и даже не так давно завоеванная Петром Великим часть Финляндии уже привыкли к новым владетелям и не стремились к своему освобождению; во-вторых, могущество этих владетелей, по сравнению со Швецией, было так велико, что нападение на них можно было назвать безрассудной смелостью.
Все это Густав сначала понимал, но потом мало-помалу его опасения полностью исчезли: ослепленный гордостью, он думал, что его гений победит силу, — и вопрос о походе на Россию был решен. Обстоятельства благоприятствовали его намерению: все Русские войска были заняты войной с Турками, и наши северные границы были почти беззащитны, тем более что Екатерина, не нарушая ни в чем своих дружеских отношений со Шведами, вовсе не ожидала нападений с их стороны. Пользуясь таким положением дел, Густав спешил начать военные действия, но для этого была нужна подходящая причина. Тот недолго ищет, кто хочет ее найти: в Балтийских портах России корабли готовились к походу в Архипелаг против Турок, и Густав, как будто не зная, куда назначались эти корабли, объявил своему народу, что Россия готовится напасть на Швецию и что обязательно нужно предупредить это нападение. Напрасно наш посланник в Стокгольме, граф Разумовский, старался уверить в несправедливости такого объявления, напрасно объяснял, что Русские корабли идут в Турцию. Король, искавший только предлога к ссоре, нашел объяснения графа дерзкими и, радуясь новой причине для выражения неудовольствия, объявил войну в таких грозных, таких высокомерных выражениях, что многие из читавших ноту[472], присланную им по этому случаю в Петербург, сомневались, в полном ли рассудке находился король, писавший ее.
Рядовые и сержант пионерного батальона. Рисунок 1841 г.В этой ноте он требовал не только примерного наказания графа Разумовского за его дерзкие выражения, не только уступки всей части Финляндии, Карелии и Кексгольмской губернии, присоединенных к России по Ништадтскому миру, но требовал также, чтобы Русские уступили весь Крым его союзникам Туркам (с которыми заключил договор в 1789 году), требовал, чтобы они очистили от своих войск все места пограничные со Швецией, обезоружили все свои корабли на Балтийском море и спокойно смотрели бы на то, как Шведский король в полном вооружении и своей армии, и своего флота будет ожидать заключения мира Екатерины с Турцией. Прочитав все это и услышав, что Шведский король уже приглашает своих придворных дам на торжественный молебен в наш Петропавловский собор и на бал в Петергоф, современники не могли не усомниться в его здравом уме. Нельзя не удивиться, до чего гордость доводит людей! Но закономерным концом высокомерных замыслов бывает неудача. Так случилось и с Густавом III. Русские полки, быстро собранные под командованием самого наследника престола, великого князя Павла Петровича, и генералов Пушкина и Михельсона, смирили его гордость на самых первых шагах по Финляндии.
Рядовой фузелерного полкаВ то же время и на море адмиралом Грейгом была одержана победа над Шведским флотом, который был под командованием королевского брата, герцога Зюдерманландского. Неудачи Густава вскоре еще больше увеличились: его войска, удостоверясь, что Русские и не думали нападать на них, начали роптать на напрасное пролитие крови, и офицеры, вспомнив о прежнем правлении, уничтоженном Густавом, осмелились открыто противиться его воле в лагере под Фридрихсгамом, и вместо нападения на этот город ушли со своими полками за 25 верст оттуда. Опасность такого положения, уничтожив на этот раз величайший порок Густава — надменность, проявила в полном блеске его хорошие качества: он с твердостью переносил свое несчастье как заслуженное наказание за свою гордость и, несмотря на все препятствия и неудачи, поддерживал войну в течение двух лет. Много побед одержали Русские в это время, но и Шведы проявили не меньше храбрости, и особенно примечательным было сражение 24 мая 1790 года у Красной Горки в 30 верстах от Кронштадта.
Оно проходило с величайшим упорством с обеих сторон, и его пушечные выстрелы были так сильны и так часты, что в Петербурге окна дрожали. Все жители столицы были в большом страхе, кроме императрицы, сохранившей величайшее присутствие духа и как будто уверенной в победе. Ее уверенность в полной мере оправдалась: вице-адмирал[473] Круз и подоспевший к нему на помощь начальник Ревельской эскадры адмирал Чичагов принудили Шведский флот удалиться в Выборгский залив, где находился и сам король со своим галерным флотом. Здесь-то, снова доведенный до крайности, Густав показал свой геройский дух. Окруженный со всех сторон Русскими кораблями, он был в таком положении, что командующий нашим флотом, известный адмирал, прославившийся на Черном море, принц Нассау-Зиген, уже предлагал ему сдаться. Все думали, что судьба Швеции решена, как вдруг отчаянная мысль спасла Густава: он решил прорваться со своим флотом сквозь все Русские корабли и преуспел в этом смелом намерении! Правда, он много потерял при этом: восемь кораблей, пять фрегатов, множество других судов и около 5000 солдат войска, но зато спас свою честь.
