Взрослая львица весит раза в три больше. Но я не смог удержаться и положил подбородок ей на голову, демонстрируя детям, какая она большая: по сравнению с ней моя голова казалась булавочной головкой. Мы рассмеялись и сфотографировались, и я был очень рад, что львица крепко спала.
Я всегда с благодарностью пользовался случаем провести больше времени со своей семьей, выехать куда-нибудь вместе. Но мне также хотелось двигать дальше свою карьеру в кино, и это потребовало больших усилий. Я вынужден был развернуть целую кампанию, убеждая всех, что я по-прежнему способен делать дело. Первым шагом стало участие в программе Барбары Уолтерс, которая транслировалась по общенациональному телевидению через девять месяцев после моей операции.
– Вы могли умереть, – сказала Барбара. – Вам было страшно?
– Очень страшно, – подтвердил я, – особенно после того, как первая операция закончилась безрезультатно и нужно было начинать все сначала.
Рассудив, что лучше показать себя людям, я изложил все факты. Барбара расспросила меня о моей семье, пошутила насчет первых седых волос и подвела платформу к моему заявлению о том, что я полон жизненных сил и рвусь в бой.
Следующим шагом стали фотографии: я позаботился о том, чтобы снимки меня, бегающего по пляжу, катающегося на лыжах и занимающегося со штангой, попали во все газеты, показав людям, что я вернулся в строй. Но, несмотря ни на что, киностудии не торопились отвечать на мои звонки. Я с изумлением обнаружил, что главной проблемой была медицинская страховка. Моему агенту говорили не только: «Мы не знаем, как теперь к нему относятся зрители», но и: «Мы просто не знаем, сможем ли его застраховать». Студиям просто не хотелось иметь дело с бесконечными вопросами и неопределенностями.
Прошел целый год без нового фильма. Меня навестил Арми Бернстайн, продюсер, чья дочь ходила в тот же детский сад, что и наши дети. До него доходили разговоры из студий, и он знал, что я ищу работу. «Я готов в любой момент снять фильм с вашим участием, – сказал он. – И у меня сейчас в работе потрясающий сценарий». Такие независимые продюсеры, как Арми, являются спасением в Голливуде, потому что они готовы пойти на риск, на который крупные студии ни за что не пойдут. У Арми была своя компания, за которой числилась череда громких успехов, и у него было хорошее финансирование.
Фильм, который он предложил мне, назывался «Конец света». Это был боевик-триллер, и он должен был выйти в прокат в конце 1999 года. Сюжет был построен на шумихе вокруг «проблемы 2000», связанной с рубежом тысячелетий. Я играю роль Джерико Кейна, бывшего полицейского, который должен помешать Сатане прийти в Нью-Йорк и выбрать себе невесту в последние часы 1999 года. Если Джерико постигнет неудача, женщина родит Антихриста, и следующая тысяча лет станет тысячелетием зла.
Режиссер Питер Хайамс пришел по рекомендации Джима Кэмерона, и, подобно Кэмерону, он предпочитал снимать по ночам. Так что когда мы в конце 1998 года приступили к съемкам в студии в Лос-Анджелесе, нам пришлось жить по ночному распорядку. К моему изумлению, на съемках присутствовали представители страховой компании и киностудии – речь шла о студии «Юниверсал», которая взялась за распространение фильма. Эти люди следили за тем, не свалюсь ли я в обморок и не умру, и как часто мне приходится делать перерывы.
Так получилось, что в первом эпизоде, который мы должны были снять, на Джерико нападают десять сатанистов, избивающих его в кровавую кашу. Драка происходит ночью, в темном переулке, под проливным дождем. И вот мы принялись за работу и дрались до тех пор, пока я не оказался распростерт навзничь на асфальте, уставившись невидящим взором на струи подсвеченного сзади искусственного дождя. После дубля я уходил со съемочной площадки и садился перед монитором, промокший насквозь, кутаясь в полотенце, готовый сниматься в следующем дубле.
Часам к трем ночи один тип из страховой компании не выдержал и спросил:
– Послушайте, разве это не утомительно – когда снова и снова повторяется одно и то же, вы промокаете насквозь и вас превращают в кровавое месиво?
– Если честно – нисколечко, – ответил я. – Я люблю сниматься по ночам, потому что ночью у меня много энергии. Ночью у меня много вдохновения. На самом деле это просто здорово.
После чего я отправлялся за следующей порцией побоев, возвращался, садился перед монитором и спрашивал: «Можно посмотреть последний дубль?» И техник прокручивал мне последний дубль.
– Не представляю, как вы все это выносите, – сказал тип из страховой компании.
– Это все пустяки, – небрежно заметил я. – Видели бы вы другие фильмы, такие как «Терминатор», вот там действительно приходилось туго.
– Но разве вы не устаете?
– Нет, нет, я не устаю. Особенно после операции на сердце. Она придала мне невероятную энергию. Я чувствую себя заново родившимся.
После чего тот же самый вопрос мне задавал тип из киностудии.
После первой недели съемок ребята из страховой компании и киностудии больше не приходили. Тем временем от каскадеров, гримеров и костюмеров пошла молва, что я чувствую себя превосходно и работаю отлично. После этого ко мне снова рекой потекли предложения, и мне уже больше не нужно было никого убеждать в том, что у меня по-прежнему прощупывается пульс.
Глава 23
Политическое предложение
Многие любили шутить по поводу того, что я займусь политикой. На торжественном ужине губернаторского совета в Сакраменто в 1994 году губернатор Пит Уилсон приветствовал меня с трибуны, сказав: «Арнольд, я бы хотел, чтобы вы выдвинули свою кандидатуру на губернаторских выборах. Человек, сыгравший в «Детсадовском полицейском», уже обладает всем необходимым опытом для работы в законодательной власти». Это вызвало смех. Однако мысль о том, чтобы представитель Голливуда боролся за губернаторский пост, была не такой уж неестественной. Рональд Рейган уже проторил дорогу.
За год до того вышел в прокат фантастический боевик «Разрушитель» с Сильвестром Сталлоне в главной роли. Его герой, вдруг оказавшийся в 2032 году, испытывает потрясение, услышав про «Президентскую библиотеку Арнольда Шварценеггера». Разумеется, для меня не могло быть и речи о борьбе за президентский пост, поскольку я не урожденный гражданин Соединенных Штатов, как того требует конституция. Но я временами фантазировал: а что, если моя мать в конце войны согрешила и мой отец на самом деле не Густав Шварценеггер, а какой-то американский солдат? Это объясняло бы, почему у меня с юных лет была такая твердая уверенность в том, что мой настоящий дом – Америка. Или что, если роддом, где я появился на свет, находился в американской зоне оккупации? Позволило бы мне это претендовать на то, что я родился на американской земле?
