Александра выслушала рассказ жадно, не перебивая. Хотя он и не нес никакой информации по поводу того, где искать пропавшую девушку, ей стало ясно другое: как Наталья могла так безгранично довериться приезжему, случайному человеку. «О, это старая история… Старая и много раз повторявшаяся. Недостаток любви в семье. Потеря матери, затем отца. Грязь, которую принесла в дом чужая, распущенная женщина. Отсюда – полное непонимание того, какой должна быть нормальная семья, брак, отношения мужчины и женщины. Растерянность и вместе с тем – отчаянный идеализм, ведь каждой молодой девушке хочется, чтобы ее любили. И вот появляется гость из Питера – с хорошо подвешенным языком, напористый, точно знающий, что ему нужно. Она теряется, полностью ему покоряется. Становится практически его собственностью, потому что именно этого она и хочет – чтобы наконец появился некий идеальный принц и принимал за нее все решения, которые так ее тяготят. И – удар…»
– А вы знали ее по Минску? – спросил хозяин, прервав наступившее молчание.
– Нет… К сожалению, не знала. Просто у меня к ней есть предложение по работе, а в Пинске, где она работала, сказали, что она уволилась… Я не знала, куда податься. И приехала сюда.
– Ну, тут искать нечего!
– А подруги? Школьные подруги у нее были? – с надеждой спросила Александра. – Может быть, они знают что-то?
– Были, конечно! – кивнул Михаил. – Да вот хотя бы через улицу, наискосок, дом под красной крышей – там живет Марьяна, лучшая ее подруга. Вы и идите к ней! А к Тамарке смысла нет соваться: если пьяная – лыка не свяжет, если трезвая – набросится с матом… А то и с лопатой! От водки, что ли, совсем бешеная стала… Уже скоро чертей ловить начнет!
И мужчина с презрением сплюнул в пыль, на которой дрожали синие тени яблоневых листьев.
Последовав его совету, Александра пересекла улицу и постучалась в калитку дома под красной крышей. Хозяйку она увидела там же – молодая женщина, лет двадцать с небольшим, развешивала в саду выстиранное белье. Вытянув шею, та напевно поинтересовалась: «Кого угодно?» Узнав, что гостья ищет Наталью, изумилась. Поставив таз с бельем под дерево, вытирая руки о полы халата, Марьяна торопливо подошла к калитке:
– Вы из Минска? Ах, из Пинска? Надо же, я недавно ее вспоминала!
– А почему, можно узнать?
– Так… Как-то… – неопределенно протянула та, подняв вверх правое плечо. – Сон какой-то нехороший с ней приснился. А вообще, я давно о ней ничего не слышала… Зачем она вам?
Повторив ту же историю, которую рассказала Михаилу, Александра спросила, давно ли Марьяна имела вести от школьной подруги? Та сдвинула смоляные брови и задумалась. Смуглая, жгучая черноглазая брюнетка чистейшего итальянского типа, который нередко встречается в Полесье, среди представителей старой белорусской породы, молодая женщина была очень хороша собой. Для художника она представляла бы идеальную модель, если бы он вздумал писать картину на классический сюжет – библейский, древнегреческий или древнеримский. Александра молча изумлялась тому, как не соответствует такая внешность стереотипу о том, каким должен быть белорус – а именно синеглазым блондином. Она вспоминала историю, то ли сказку, то ли быль, которую ей когда-то рассказывала Татьяна, взявшаяся объяснить, откуда повелись так называемые «галки», то есть черные белорусы. «Как-то в Беларусь, еще веке в шестнадцатом, что ли, точно не скажу, выдали замуж за местного князя итальянскую принцессу. И та приехала в наши глухие болота с огромной свитой – по тем временам неслыханной! Ехали с ней тысяч двадцать, не то еще больше челядинцев. Расселились и рассеялись в нескольких селах в Полесье. Скрестились с местными… От них и пошли эти «галки» – посмотришь, в обморок упадешь! И песни итальянские остались – в болотах, в глуши. То есть музыка итальянская, напев, а слова-то наши!»
Такой вот «галкой» и была Марьяна, и такой же «галчонок» лет двух, в одной рубашонке, скакал возле крыльца дома, пытаясь поймать полосатого, толстого серого кота, ленившегося убегать от малыша далеко. Наконец мальчишка завладел котом, стиснул беднягу в крепких объятьях и унес в дом. Марьяна оглянулась на скрывшую их кисейную занавеску, закрывавшую проход от мух.
– Я знаете, почему задумалась? – спросила она скорее себя, чем Александру. Ее черные блестящие глаза приобрели отсутствующее выражение. – Я сама не могу понять, видела я ее недавно или нет!
– Как это? – жадно подалась вперед художница.
– Это было ночью, на вокзале… Я плохо разглядела! – призналась Марьяна, все еще созерцая в пустоте одной ей видимые картины. – Хотела окликнуть даже ту женщину, но постеснялась… она была не одна. Они вместе сели в поезд, и было уже поздно ее звать. Я тогда была почти уверена, что это Наташа, но когда спросила тетю Тамару, приезжала ли она, та ответила, что нет! Так что, может быть, я ошиблась… И ко мне она не зашла, и к дяде Мише с тетей Надей не заглянула… А они ей лучше родных были!
– Прошу вас, расскажите все подробно! – почти взмолилась Александра. – Когда это было? С кем она была?
– С каким-то мужчиной… Его я и вовсе не разглядела, он все время стоял спиной. Да это и длилось несколько минут, поезд ведь проходящий, а мы – станция маленькая!
…Это было в самом конце марта. Марьяна точно помнила число и все другие подробности, потому что тот день был для нее знаменательным: муж вернулся из длительной командировки, из Бреста. Она встречала брестский поезд на вокзале, несмотря на то что была уже глубокая ночь, а идти от вокзала было недолго.
– Но я соскучилась и хотела сделать мужу сюрприз! – пояснила молодая женщина. – Я ждала брестский поезд, «Брест – Мурманск», он приходит на нашу станцию в час тридцать семь ночи. Это было в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое марта.
У Александры сильно заколотилось в висках. «Наталью уволили двадцать седьмого!»
– Муж вышел, мы обнялись, – продолжала Марьяна. – И тут я увидела, что у последнего, прицепного вагона стоят двое, предъявляют билеты. Мужчина стоял спиной, а вот женщина в профиль, и мне вдруг показалось, что это Наташа! Я могла бы ее окликнуть, но постеснялась… Муж ее тоже знал, мы в одной школе учились, я его потом спросила, правильно ли мне показалось, что та женщина была похожа на Наташу? А он, оказывается, и вовсе тех двоих не заметил!
– А что за прицепной вагон?
– А это такой вагон, который потом отцепят и прицепят к другому поезду, – охотно пояснила Марьяна. – У брестского ночного вагон отцепляют обычно на станции Дно, следующим вечером. Он там стоит несколько часов, а ночью его цепляют к питерскому составу. Утром вагон уже в Петербурге.
– То есть… Когда эти двое должны были попасть в Петербург? Какого числа? – Александра едва шевелила губами и сама почти не слышала своего голоса, но Марьяна отлично ее поняла.
– Ну, когда… На станцию Дно они прибыли вечером двадцать девятого марта, – вычисляла молодая женщина. – Ночью тридцатого, часика в два, их прицепили к питерскому составу. В шесть утра тридцатого марта они уже были в Петербурге! Я сама как-то так ездила, со школой! И Наташа с нами тоже! Мы весь вагон заняли, так весело было!
«Тридцатого марта… – потерянно повторила про себя Александра, уже почти не слушая рассказчицу, которая ударилась в воспоминания о школьных годах и том замечательном путешествии. – Именно тридцатого марта в питерскую квартиру Игоря явились двое неизвестных, которым он не хотел отпирать дверь. Но сразу отпер, когда они что-то сказали про пропавшего единорога!»
Глава 5
Марьяна оказалась не только словоохотлива, но и гостеприимна. Видя замешательство столичной гостьи, не решавшейся уйти, она прямо настояла на том, чтобы та осталась поужинать.
– И куда вы поедете на ночь глядя? – спрашивала она, проводя Александру за угол большого, поставленного на века бревенчатого сруба. Бревна в венцах были чуть не в обхват. – Последняя электричка, на Дрогичин, через пятнадцать минут уйдет. Автобус тоже ушел. Заночуйте, а утром, хотите, так в семь, поезжайте!
– Это неудобно… – слабо сопротивлялась Александра, умываясь под рукомойником, привинченным к старой, корявой яблоне. – Я чужой человек, вы меня впервые видите…
– Да господи! – всплеснула руками Марьяна, чуть не выронив полотенце, которое держала наготове для гостьи. – Какие церемонии! Вы же ради Наташи сюда приехали… А она была моя лучшая подруга, ближе у меня до сих пор нет!
– Только зря, кажется, приехала…
– Ничего не зря! – Марьяна оглянулась на кисейную занавеску, за которой слышался детский визг и старческий надтреснутый голос, по-белорусски уговаривавший внука не баловаться. – Побегу, на стол соберу. Муж поздно приедет, он в районе сейчас работает. Мы уж без него…
Взяв полотенце, Александра промокнула умытое лицо, вытерла руки и прислушалась. Было необыкновенно тихо. Долгий день клонился к закату, под старыми яблонями сада сгущалась тень. На краю бесцветного, словно застиранная голубая домотканая тряпица, неба появился нарождающийся, узкий серп луны. Внезапно у нее у самой возникло ощущение, что торопиться некуда, хотя в Пинске ее ждала Татьяна, которой она обещала вернуться к вечеру. «А куда спешить?» Замерев, художница прислушивалась к своим смутным ощущениям, которые в этой нетронутой тишине становились все отчетливее.
