- Да что Фленушка! - заметил Патап Максимыч.- Фленушка
хоть и знала бы что, так покроет, а
Манефа на старости ничего не видит. Ты бы других расспросила.
- Спрошу, Максимыч. Вот хоть Анафрольюшку.
- Да умненько спрашивай, стороной да обиняками, шутками больше, девку бы не срамить.
* * *
Лишь только вышел Патап Максимыч из Настиной светлицы, вбежала туда Фленушка.
- Ну вот, умница,- сказала она, взявши руками раскрасневшиеся от подавляемого волнения Настины щеки.- Молодец девка! Можно чести приписать!.. Важно отца отделала!.. До последнего словечка все слышала, у двери все время стояла... Говорила я тебе, что струсит... По-моему вышло...
- Жалко мне тятеньку, Фленушка, совестно перед ним,- отвечала Настя.
- Уж ты зачнешь хныкать! - сказала Фленушка.- Ну, ступай прощенья просить, "прости, мол, тятенька, Христа ради, ни впредь, ни после не буду и сейчас с самарским женихом под венец пойду..." Не дури, Настасья Патаповна... Благо отсрочку дал.
- Что ж из того, что отсрочка дана?.. Потом-то что?.. - сказала Настя.
- Алешкиной женой будешь,- молвила Фленушка.
- Как же так?
- Уходом. Ты, Настя, молчи, слез не рони, бела лица не томи: все живой рукой обделаем. Смотри только, построже с отцом разговаривай, а слез чтоб в заводе при нем не бывало. Слышишь?
- Слышу,- сказала Настя.
- Бодрей да смелей держи себя. Сама не увидишь, как верх над отцом возьмешь. Про мать нечего говорить, ее дело хныкать. Слезами ее пронимай.
- Добрая она у нас, Фленушка, и смиренная, даром что покричит иной раз,сказала Настя.- Сил моих не станет супротив мамыньки идти... Так и подмывает меня, Фленушка, всю правду ей рассказать... что я... ну да про него...
- Сохрани тебя господи и помилуй!..- возразила Фленушка.- Говорила тебе и теперь говорю, чтоб про это дело, кроме меня, никто не знал. Не то быть беде на твоей голове.
Вечером, после ужина, Настя с Фленушкой заперлись в светелке.
- Тошнехонько мне, Фленушка,- говорила Настя, в утомленье ложась на кровать нераздетая.- Болит мое сердечушко, всю душеньку поворотило. Сама не знаю, что со мной делается.
- А я знаю!..- бойко подхватила Фленушка.- Да провалиться мне на сем месте, коли завтра ж тебя я не вылечу,- прибавила.
- Нет, Фленушка, совсем истосковалась я,- сказала Настя.- Что ни день, то хуже да хуже мне. Мысли даже в голове мешаются. Хочу о том, о другом пораздумать; задумаю, ум ровно туманом так и застелет.
- Про долговязого, поди, все думаешь?- сказала Фленушка.
- Да...- едва слышно молвила Настя, кинувшись лицом в подушку.
- Повидаться надо, маленько покалякать,- сказала Фленушка.- Давеча опять я с ним виделась, говорила... Поклон от тебя сказала.
- Что ж он? - с живостью спросила Настя, вскочив на кровати.- Да говори же!
- Не стоит говорить,- молвила Фленушка.
- Да нет, скажи, пожалуйста, милая, голубушка, скажи!- приставала Настя, горячо обнимая и порывисто целуя Фленушку.
- Да отстань же, Настя!.. Полно!.. Ну, будет, будет,- говорила Фленушка, отстраняясь от ее ласк и поцелуев.- Да отстань же, говорят тебе... Ишь привязалась, совсем задушила!
- Да что ж говорил он? - умоляла Фленушку Настя.- Не мучь!.. И без того тошно... Скажи поскорей!
- Говорил, что в таких делах говорится,- отвечала Фленушка.- Что ему без тебя весь свет постыл, что иссушила ты его, что с горя да тоски деваться не знает куда и что очень боится он самарского жениха. Как я ни уверяла, что опричь его ни за кого не пойдешь,- не верит. Тебе бы самой сказать ему.
- Да как же это, Фленушка? - потупясь, спросила Настя.
- А вот как,- немножко подумав, молвила Фленушка.- Завтра я его сюда приведу.
- Обезумела ты!.. А тятенька-то?..
- А как сам тятенька Алешку в светлицу к тебе пошлет?..- с усмешкой молвила Фленушка.
- Чего только ты не вздумаешь!.. Только послушать тебя,- сказала Настя.Статочно ли дело, чтоб тятенька его сюда прислал?
- Да помереть мне, с места не вставши, коли такого дельца я не состряпаю! - весело вскрикнула Фленушка.- А ты, Настенька, как Алешка придет к тебе,прибавила она, садясь на кровать возле Насти,- говори с ним умненько да хорошенько, парня не запугивай... Смотри, не обидь его... И без того чуть жив ходит.
- Ты все шутки шутишь, Фленушка, а мне не до них,- тяжело вздыхая, сказала Настя.- Как подумаю, что будет впереди, сердце так и замрет... Научила ты меня, как с тятенькой говорить... Ну, смиловался, год не хочет про свадьбу поминать. А через год-от что будет?
- До году долго ждать,- отвечала Фленушка.- Весной повенчаетесь.
- Не мели пустяков,- молвила Настя.- И без того тошно!
- Как отцу сказано, так и сделаем,- уходом,- отвечала Фленушка.- Это уж моих рук дело, слушайся только меня да не мешай. Ты вот что делай: приедет жених, не прячься, не бегай, говори с ним, как водится, да словечко как-нибудь и вверни, что я, мол, в скитах выросла, из детства, мол, желание возымела богу послужить, черну рясу надеть... А потом просись у отца на лето к нам в обитель гостить, не то матушку Манефу упроси, чтоб она оставила у вас меня. Это еще лучше будет.
- Что ж из того будет? - спросила Настя.
- А то и выйдет, что летом, как тятенька твой на Низ уедет, мы свадебку и скрутим. Алексей - не робкого десятка, не побоится.
- Боязно, Фленушка,- молвила Настя.- Сердце так и замрет, только про это я вздумаю. Нет, лучше выберу я времечко, как тятенька ласков до меня будет, повалюсь ему в ноги, покаюсь во всем, стану просить, чтоб выдал меня за Алешу... Тятя добрый, пожалеет, не стерпит моих слез.
- Чтоб отец твоих слез не видал! - повелительно сказала Фленушка.- Он крут, так и с ним надо быть крутой. Дело на хорошей дороге, не испорть. А про Алексея отцу сказать и думать не моги.
- Отчего же? - спросила Настя.
- Разве ты не слыхала, что теперь по всем деревням вой идет?- спросила Фленушка.
- Сказывал тятенька, что с великого поста рекрутов брать зачнут,- отвечала Настя.
- То-то же. Алексей-от удельный ведь? - спросила Фленушка.
- Да.
- А головой удельным кто?
- Михайло Васильич.
- Отцу-то приятель?
- Приятель.
- Так Патапу Максимычу слово стоит сказать ему - "Убери, мол, подальше Алешку Лохматого",- как раз забреет - сказала Фленушка.
- И в самом деле,- молвила Настя.- Навела ты меня на разум... Ну как бы я погубила его!
- То-то же. Говорю тебе, без моего совета слова не молви, шагу не ступи,продолжала Фленушка.- Станешь слушаться - все хорошо будет; по-своему затеешь - и себя и его сгубишь... А уж жива быть не хочу, коли летом ты не будешь женой Алексеевой,- прибавила она, бойко притопнув ногой.
- А как он не захочет? - понизив голос, спросила Настя.
- Кто не захочет?
- Да он...
- Алексей-от? - сказала Фленушка и захохотала.- Эк, что выдумала!.. От этакой крали откажется!.. Не бойсь - губа-то у него не дура... Ишь какую красоту приворожил!.. А именья-то что!.. На голы-то зубы ему твои сундуки не лишними будут. Да и Патап Максимыч посерчает, посерчает, да и смилуется. Не ты первая, не ты последняя свадьбу уходом справишь. Известно, сначала взбеленится, а месяц, другой пройдут, спесь-то и свалится, возьмет зятя в дом, и заживете вы в добром ладу и совете. Что расхныкалась?- спросила Фленушка, увидя, что Настя, уткнувшись лицом в подушку, опять принялась всхлипывать.
- Не на счастье, не на радость уродилась я,- причитала Настя,- счастливых дней на роду мне не писано. Изною я, горемычная, загинуть мне в горе-тоске.
- Да полно же ты! - ободряла ее Фленушка.- Чего расплакалась!.. Не покойник на столе!.. Не хнычь, не об чем...
И, став перед Настиной постелей, подперла развеселая Фленушка руки в боки и, притопывая босой ногой, запела:
Ох ты, Настя, девка красна,
Не рани слезы напрасно,
Слезы ранишь - глаза портишь,
Мила дружка отворотишь,
Отворотится - забудет,
Ину девицу полюбит.
- Не робей. Настасья Патаповна, готовь платки да ручники. Да, бишь, я и забыла, что свадьбу-то без даров придется играть. А уж сидеть завтра здесь Алешке Лохматому, целовать долговязому красну девицу...
- Полно, Фленушка.
- И в самом деле: полно,- сказала Фленушка.- Спать пора, кочета (Петухи. ) полночь пели. Прощай, покойной ночи, приятный сон. Что во сне тебе увидать?..
- Ничего не хочу,- ответила Настя.
- Не обманешь, Настасья Патаповна,- сказала, ложась в постель, Фленушка,Алешку хочется. Ну, увидишь, увидишь... Прощай.
* * *
На другой день поутру сидел Патап Максимыч в подклете, с полу до потолка заставленном готовою на продажу посудой. Тут были разных сортов чашки, от крошечных, что рукой охватить, до больших, в полведра и даже чуть не в целое ведро; по лавкам стояли ставешки, блюда, расписные жбаны и всякая другая деревянная утварь. У входа в подклет старый Пантелей бережно укладывал разобранную посуду по щепяным коробам, в каких обыкновенно возят ее по дорогам и на судах. Алексей также в подклете был. Он помогал хозяину разбирать по сортам посуду и на завязанных Пантелеем коробах писал помазком счет посуды и какого она сорта. Сортировка деревянной посуды самое важное дело для торговца. Тут нужны и внимание и верный, опытный глаз, а главное - точность; без того торговец как раз может ославиться. Обложится как-нибудь - и пронесут худое слово по пристаням и базарам: у такого-то-де скупщика в первый сорт всякую дрянь валят.
