Несколькими минутами позже меня позвала Матильда.
— Мисс Адриенна желает вас видеть, — крикнула она из-за двери. — Поторопитесь, мисс.
Встав с постели, я натянула свое прежнее платье, потому что других у меня не было. Я провела пальцами по волосам, стараясь их пригладить, позволив своим черным локонам рассыпаться по плечам и спине.
У меня не было никакой ленты, чтобы перевязать их, и я решила, что такой девический вид сойдет. Эта мысль вызвала у меня горькую усмешку.
Адриенна Уиндхэм находилась в гостиной одна.
Судя по морщинкам, покрывавшим ее лоб, она пребывала в смущении или затруднении. Адриенна изучала бумагу, которую держала в руке.
Я остановилась в дверях, окинув взглядом комнату, отметив, что персидский ковер был тусклым и местами протертым до основы, как и мое платье. Рядом с Адриенной на низком столике стоял серебряный потускневший сервиз.
— Этого никогда не случится, — пробормотала я.
— Чего не случится? — послышался голос из— за моей спины.
Я круто обернулась, испуганная неожиданным появлением Тревора. Он улыбнулся, глядя на меня сверху вниз, а Адриенна сказала:
— Входите, мисс Рашдон.
— Да, — добавил Тревор. — Советую впредь заявлять о своем присутствии. Заговорите, кашля ните или как-то еще покажите, что вы здесь.
Он взял меня за руку и ввел в комнату. Потом продолжил:
— Я полагаю, милая сестрица, что ты просматриваешь меню этой недели. Ты не слишком обременена этим?
— Прекрати, несносный мальчишка! — ответила она.
Сегодня ее настроение было явно намного лучше, чем прошлым вечером.
— Ты что-то рано поднялся, Тревор.
— Да, рано.
— Дела?
— А что же еще.
Он сел на стул напротив Адриенны. Это быд стул с прямой спинкой времен короля Якова, обивка которого сильно потускнела. По обе стороны стула стояли в вазах перистые папоротники.
Я продолжала стоять, пока Тревор не сказал:
— Садитесь, — и не указал рукой на кресло с продавленным сиденьем.
Я села, ожидая услышать, зачем меня пригласили сюда.
— Я провела беспокойную ночь, — сказала Адриенна, — не спала ни минуты.
Сложив на коленях руки, она обратилась к брату:
— Может быть, ты дашь мне своих порошков…
— Ни в коем случае. Ты ведь знаешь мое отношение к лекарствам.
Адриенна подняла бровь и взглянула на меня. .
— Вы когда-нибудь видели врача, мисс Рашдон, который отказывается лечить пациентов?
— Черта с два! — ответил он. — Ты ко мне очень несправедлива, Адриенна.
— Если бы я была старым толстым Шинеасом Кларком, ты бы меня вылечил.
— Вовсе нет. Будь ты старым толстым Финеасом Кларком, я сказал бы тебе, что у тебя водянка и что тебе не следует злоупотреблять шерри.
В комнате появилась служанка, молодая девуш ка примерно моего возраста. Она поклонилась сначала Тревору, потом Адриенне:
— Вы посылали за мной, мэм. Адриенна взяла бумагу, лежавшую у нее на колене.
У нас на исходе продукты, Элис. Как это случилось?
— Упущение, мэм.
Я смотрела, как лицо девушки заливается краской.
— Чье упущение?
Служанка пожевала нижнюю губу и опустила глаза.
— Ах, так! — внезапно вскрикнула Адриенна. — Можешь не трудиться отвечать! Ты покрываешь Николаса. Он снова не заплатил кредиторам? Верно? Они перестали поставлять нам провизию, срезали поставки! Верно?
Тревор несколько раз выразительно кашлянул, переводя взгляд со своей сестры на меня. Адриенна не обращала на него внимания.
— Сколько это может продолжаться? — спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Он совершенно не способен быть главой семьи, Тревор. Когда же ты наконец примешь меры?
— Оставь это, — отмахнулся он устало. Потом, отпустив девушку жестом, продолжал: — Напомню Николасу, когда увижу его.
— Ты слишком с ним носишься, — возразила Адриенна. — В конце концов ты совсем его избалуешь.
Он вытянул ноги и скрестил их в щиколотках. Наклонив голову в мою сторону так, что каштановые волосы упали ему на лоб, Тревор спросил:
— Как прошла ваша первая ночь в Уолтхэмстоу, мисс Рашдон? Вам было удобно?
— Да, благодарю вас.
Чувствуя облегчение от того, что на время тема болезни Николаса была забыта, я немного расслабилась.
— Сегодня утром был наш первый сеанс.
— Вот как? — в один голос спросили брат и сестра.
— И как же он себя вел? — полюбопытствовала Адриенна, подаваясь вперед, полная предвкушения каких-то необыкновенных подробностей.
— Нормально, — ответила я.
— Писать всю ночь и не давать спать другому человеку — едва ли это можно считать нормальным, — возразила Адриенна. — Кстати, вы случайно не взглянули на другие картины в комнате?
Я покачала головой. Тревор рассмеялся:
— Видишь, Адриенна, он уже очаровал ее. Я восхищаюсь вашей лояльностью, мисс Рашдон.
— Я говорю правду, — сказала я ему, упрямо вздергивая подбородок. — Я ничего не видела. Даже собственного портрета.
— Интересно знать, что он там скрывает? — заметила Адриенна.
Переводя взгляд своих синих глаз с сестры на меня, Тревор заметил:
— Это не наше дело.
В его тоне звучало предупреждение, и будто все встало на место в комнате — будто не осталось ни одной щели, будто все крючки попали в предназначенные для них петли, все ставни захлопнулись.
Наконец Адриенна собрала свои вещи — меню, сумочку для рукоделия, валявшуюся на подушку — и провозгласила:
— Видимо, я слишком рано встала сегодня. Я чувствую себя разбитой, Тревор. Ты извинишь меня?
Я встала со стула:
— Мэм, вы звали меня? Она казалась удивленной.
— Да, да, вероятно, звала.
Слегка покраснев, Адриенна взяла свои вещи под мышку:
— Чувствуйте себя свободно в Уолтхэмстоу, мисс Рашдон.
С этими словами она повернулась и вышла из комнаты.
Тревор встал со стула.
— Прошу прощения, Ариэль, но я спешу к пациенту.
Сказав это, он коротко поклонился и покинул комнату.
Оказавшись одна, я решила, что теперь самое время изучить мой новый дом.
В холле я встретила Матильду. Ее короткие ручки обнимали два расписанных розами ночных сосуда. Она засияла мне навстречу улыбкой и объявила:
— Поешь на кухне, дорогуша. Добро пожаловать, присоединяйся к нам.
Я с благодарностью последовала ее совету. Кухня — продолговатая комната, со стенами, на которых блестели медные кастрюли, — была первым по-настоящему теплым помещением, в которое я вошла с момента, когда переступила порог Уолтхэмстоу.
Служанки сновали по кухне, усаживаясь на свои места вокруг огромного старинного прямоугольного стола, занимающего в комнате центральное место.
