Войдя в кухонную дверь, я тотчас же поняла, что в доме не все ладно. На лице Полли было написано отчаяние, а молодая женщина, которую в моем присутствии распекала Адриенна, плакала, прижимая к лицу платок.
Потом я услышала тонкий и протяжный вой, жалобный, полный горечи и боли.
Выбежав из кухни, я поспешила по коридору, на ходу срывая плащ. Мне показалось, что эти жалобные звуки исходили как раз из той самой комнаты, где Адриенна принимала меня утром.
— Ты ужасный, ужасный человек! — кричала Адриенна. — Дьявол! Как ты мог это сделать?
Я прислушалась, ожидая ответа. Его не последовало.
— Монстр! У тебя каменное сердце!
Я чувствовала, как от быстрого бега и недоброго предчувствия колотится мое сердце. Я остановилась у двери, наблюдая драматическую сцену. Адриенна сидела на стуле в дымчато-синем платье, окруженная обрывками упаковочной мягкой бумаги. Лицо ее было залито слезами. Она сжимала в пальцах кусок изысканного тонкого кружева. Я была слишком напугана, чтобы оглядеть комнату внимательнее, боясь увидеть виновника.
Им оказался милорд Малхэм.
Высокий, темноволосый, молчаливый, с лицом, напоминавшим холодную маску, он стоял спиной к камину, прямой и неподвижный, как кариатида, поддерживавшая мраморную каминную полку итальянской работы.
Он и глазом не моргнул, сколько бы она его ни обзывала и как бы ни бушевала.
— Животное! Ты животное, и я готова отдать свою кровь до последней капли — только бы расстаться с тобой!
Завидев меня, Адриенна сверкнула глазами, ноздри ее раздулись от ярости, она подняла дрожащий палец и, указывая на Николаса, воскликнула:
— Посмотрите на это чудовище, мисс Рашдон, на человека, которого вы считаете здравомыслящим, который, по вашему мнению, обладает благородным сердцем. Он разбил мое сердце и снова сделал это теперь — жестокий, жестокий человек. Яненавижу тебя за то зло, что ты причинил мне. Яненавижу тебя!
Она менялась прямо у нас на глазах. Я ждала, не зная, что предпримет Николас. Но он продолжал стоять молча и неподвижно. Не в силах больше выносить отчаяние Адриенны ни минуты, я поспешила к ней и обняла ее.
— Ну, ну, — попыталась я ее успокоить, — на самом деле все, вероятно, не так уж плохо.
— Почему он меня так ненавидит?
Плечи ее сотрясались от рыданий. Но, даже упрекая его, Адриенна продолжала прижимать к груди тонкое кружево, будто бесценное сокровище.
— Что я такое сделала, что он всегда готов меня уязвить?
— А что он сделал? — спросила я.
Разжав пальцы, она показала мне кружевную ткань.
— Это подарок…
— Очень красивое кружево. Но в чем дело?..
— Это свадебный подарок.
Голос ее задрожал и пресекся, но она все же попыталась договорить:
— Это был подарок ко дню моей свадьбы. Я не вспоминала о нем, пока… пока он его не уничтожил. Он лишил меня надежды на счастье, лишил навсегда, не дал мне выйти замуж за единственного мужчину, которого я могла бы любить. А теперь вот это. Он бродит по дому с моим свадебным подарком: это кружево было предназначено для брачного туалета! О, мерзкий, гнусный, отвратительный человек! Лучше бы ты погиб во сне вместе со своей злючкой-женой. Надеюсь, вы скоро вместе будете гореть в аду.
Я повернулась к Николасу. Его взгляд — холодный и неподвижный — был устремлен на меня. — Что ж, можете считать меня сумасшедшим и чудовищем! — сказал он спокойно, и на мгновение его губы искривились в подобии улыбки. Потом он повернулся и вышел. Я вызвала Тревора из его апартаментов, и мы помогли Адриенне добраться до ее покоев. Звук глухих рыданий, казалось, заполнял коридоры и отдавался эхом от дверей пустующих комнат Уолтхэмстоу, и я подумала, что, где бы ни находился Николас, он должен был их слышать.
В комнате Адриенны было тепло. Пламя горящих в камине дров слабо освещало комнату, бросая на стены красноватые блики, канделябр был зажжен, на столике стоял массивный подсвечник. Тревор раздвинул потускневшие от времени портьеры цвета тутовой ягоды, скрывавшие ее постель, и мы уложили расстроенную Адриенну на подушки.
— Адриенна, ты должна взять себя в руки и успокоиться! — Тревор, обеспокоенный ее припадком, сжал руку сестры. — Я уверен, что Ник не хотел сделать ничего дурного.
— Ничего дурного? Почему ты всегда пытаешься оправдать его поступки?
— Все дело в его памяти, дорогая. Он просто забыл.
— Забыл, что унизил меня? Забыл, что уничтожил, опозорил меня? Что оставил меня коротать свой век старой девой? — Она снова разразилась слезами. — Я никогда больше не хочу его видеть! Он ужасно обидел меня! Я никогда ему этого не прощу!
Адриенна продолжала плакать, закрывая лицо руками, и Тревор повернулся к столу красного дерева, стоявшему возле кровати. Он налил в стакан воды из кувшина, потом добавил какого-то порошка из маленького флакончика. Быстро размешал лекарство и поднес стакан к ее рту. Она послушно проглотила смесь, потом откинулась на подушки, все еще всхлипывая.
Отойдя от кровати, Тревор бросил на меня испытующий взгляд. Его темно-каштановые брови сошлись на переносице.
— Что вызвало этот припадок, Ариэль?
— Подарок вашего брата, сэр. Свадебный подарок.
Я подняла с пола клочок кружева, выпавшего из рук Адриенны.
Он взял лоскуток в руки и, сжав губы, какое-то время его разглядывал. Потом скомкал в кулаке.
— Черт возьми! Это первый его странный поступок за долгое время. Я так надеялся…
Глядя мне прямо в глаза, Тревор спросил:
— Вы побудете с ней, пока она не уснет? Меня ждет пациент.
Я не смогла отказаться.
Когда он ушел, я села возле постели Адриенны на чиппендейловский стул с гнутыми ножками. Скоро рыдания утихли, теперь о недавнем припадке напоминали только судорожные вздохи, время от времени сотрясавшие ее тело. Я тоже почувствовала себя спокойнее, начала расслабляться и уже подумала, что она уснула, когда внезапно Адриенна заговорила, испугав меня:
— Я не сомневаюсь, что во всем виновата наша мать.
Она слегка приподнялась и, сонно мигая, смотрела на меня.
— Видите ли, моя мать была настоящей ведьмой — суровой и требовательной. Отец часто говорил: «Посмотрите на моих сыновей — у них навсегда останется ненависть ко всему женскому роду». Так оно и вышло. Николас ненавидел мать, потом свою жену, а теперь ненавидит меня. Думаю, больше всего ему хотелось бы уничтожить нас всех.
Я поняла, что на Адриенну подействовал порошок. Уж мне-то хорошо было известно действие успокоительных лекарств как положительное, так и дурное. И все же я продолжала внимательно слушать, словно околдованная ее голосом и словами.
Адриенна прикрыла лицо согнутой рукой. И в этот момент я подумала, что она очень хорошенькая. У нее были очень красивые густые волосы и кожа без изъянов, похожая на белую камею.
