их он не помнит, но парни улыбаются ему, когда не… показушничают и не резвятся. В последнее время каждый раз, когда Бевон переступает порог супермаркета, перед ним высвечивается объявление о розыске практикующей лесбиянки. Может, ему стоит дать объявление и насчет этой парочки.
Бевон отпирает квартиру и вваливается внутрь, ободрав голень о деревянный сундук, который неделю назад затащил в гостиную. Он ругается, хоть и знает, что винить в этом некого, кроме себя. Пинком захлопывает дверь, бросает на сундук дорожную сумку и щелкает выключателем. Никакого результата. Он наощупь пробирается вглубь квартиры и пробует другой выключатель. Ничего. Бевон осознает, что не слышит холодильника и других приборов. Это авария – или ему отключили электричество? Он не помнит, оплатил ли в этом месяце счет. Ситуация его бесит, потому что правительство не отдает за электричество ни гроша. Его предоставляет пришелец. А правительство только дерет деньги за станцию да за то, что поставляет энергию в дома. Быть может, позднее он сможет подключиться к сети нелегально.
Бевон идет на кухню: его мучит жажда и нужно как-то ее утолить. Под холодильником растекается лужа грязной воды, воняет гнилью. Бевон хватает стакан и открывает кран. А потом, в уличном свете, замечает, что из раковины что-то растет.
Он наклоняется поближе.
Это побег растения – бледно-зеленый, едва живой; всего лишь пара примыкающих друг к другу листиков, и еще третий, свернутый в узкую трубочку, тянущийся к звездам.
Ну уж нет. Никаких тебе звезд.
Бевон зажимает побег между указательным и большим пальцами и выдергивает из стока. Выбросив его в ведро, он думает, что это, должно быть, пророс боб, оставшийся с того раза, когда он в последний раз готовил. Кажется, он смыл несколько штук в раковину перед уходом.
Когда он допивает воду, росток уже вылетел у него из головы.
После душа Бевон мастурбирует. Ему нравится, когда запах спермы вводит его в некое подобие посткоитального состояния, как будто он только что переспал с женщиной. Когда-то женщина у Бевона была, но ушла. Она его не понимала. Бевон убеждает себя, что не скучает по ней, но время от времени и сам сознает, что это неправда.
Он тратит двадцать минут на телефонный спор с домовладельцем из-за электричества. Он из Роузуотера. Он помнит, что в первые дни никаких счетов не было, только бесплатная энергия от ганглиев. Чертов инвертор Окампо. Бевону придется ждать два дня, прежде чем электричество подключат. Он сидит в темноте и пытается понять, как дошел до такой жизни. Ему все еще хочется пить, и он возвращается на кухню, огибая холодильник. У него есть карманный фонарик, но для того, чтобы избавиться от сгнившей еды, нужно больше света.
У раковины он снова останавливается.
Росток вернулся.
На секунду Бевону кажется, что это то же самое растение, и он проверяет мусорное ведро.
– Какого хуя…
Этот побег на два или три дюйма выше первого, и цвет у него более темный. Более здоровый. Вот правильное слово. Более здоровый оттенок зеленого. Бевон пожимает плечами, пытается выдернуть росток и вскрикивает, ощутив болезненный укол. В тусклом ночном свете видно плохо, но Бевон чувствует, что у него течет кровь. Он засовывает палец в рот и обсасывает. Потом зажигает спичку и при дрожащем огне осматривает его. Ранка неглубокая. Бевон переводит взгляд на раковину.
У растения – у нового побега – есть шипы. Как у белены, только эти толще и покрывают стебель и листья.
Бевон озадачен, но думает, что для этого есть логичное объяснение. Этот сорняк не успел бы вырасти, пока он дрочил в ванной. Он, наверное, скрывался внутри сифона и упирался в первый росток. А когда Бевон выдернул первый, этот распрямился. Распрямился, вот правильное слово. Он распрямился и выглянул через сток. У Бевона нет ни электричества, ни особого желания работать, поэтому он решает, что дождется утра, а уж потом вытащит сифон и вытряхнет из него ту дрянь, которая явно обеспечивает пропитание бобовому ростку. Хотя на бобовый росток эта штука больше не похожа.
Бевон открывает шкафчик и достает зазубренный столовый нож. Складывает пополам кусочек картона, захватывает с его помощью стебель как можно ближе к стоку и перерезает его. Растение поддается легко. Бевон собирается выкинуть его в мусорное ведро, но потом ему в голову приходит мысль получше. Он бросает росток на пол и наступает на него, растирая ногой так, словно давит насекомое, – месть за укол. Его домашние вьетнамки для такого недостаточно жесткие, и Бевон использует ножку кухонного стула, превращая растение в зеленый мазок. Потом собирает то, что от него осталось, и выбрасывает. Смачивает водой тряпку, вытирает пол, а потом выбрасывает и ее.
Он моет руки, внимательно приглядывая за стоком. Потом направляется к двери, но по пути оборачивается и смотрит на раковину, убежденный, что в ней что-то будет. Ничего. Глупости какие.
Бевон ложится в постель. Спит он беспокойно, и ему снится, что он превращается в огромную ракету. Через час он просыпается, решает, что не желает держать останки растения у себя дома, выносит ведро – в кухне шестнадцать раз взглянув на раковину – и вываливает мусор в стоящий на улице бак.
А потом возвращается в кровать, и спится ему на этот раз куда лучше.
Глава седьмая
Энтони
Глубоко под Роузуотером Полынь вытягивает ложноножку, непохожую на тысячи других покрывающих ее выростов. Эта конечность движется вверх и на юго-запад, к болотистой и плодородной почве у берегов Йеманжи. И она не просто ползет. Кончик ее напоминает луковицу и с каждой милей становится все больше. Внутри этого кончика делятся, дифференцируются и образуют ткани все большей сложности клетки. Луковица поглощает сырье из окружающей среды, что помогает ей продвигаться вперед, а еще обеспечивает материал для роста. Мертвые и разлагающиеся растения, земля, камни, ил, вода, а также захороненные металлы, пластик и строительный мусор разрушаются инопланетными энзимами и превращаются в органический углерод, кислород, водород, азот, кальций, серу, фосфор, натрий и микроэлементы, необходимые для выращивания тела. Примитивные синапсы объединяются, поначалу робко, а потом уверенно. Химические гонцы носятся туда и обратно, и Энтони приходит в сознание.
У него не получается открыть глаза, потому что вместо верхних и нижних век их закрывает ровная кожа. Он чувствует, как достраивается его тело, как железы выделяют пробные жидкости, как органы занимают положенные места в животе, а хрящевой каркас, оссифицируясь, становится костями. Пуповинная ткань покрывает лицо Энтони, соединяя его с Полынью, поставляя
