Я покраснела и понадеялась, что при свете свечей этого никто не заметит. И еще я надеялась, что Этьен успокоится и вспомнит, что терпеть не может жену.
- Ты не слишком увлекся вином? – спросил месье Огюст рассеянно – он был увлечен игрой и морщил лоб, продумывая следующую комбинацию.
- Боюсь, я потерял голову, - ответил Этьен, отпивая еще, - и не от вина. Совсем не от вина.
Он поставил бокал, и рука его вернулась на мое колено. Только на сей раз он не стал оглаживать меня, а потянул подол моего платья вверх.
- Этьен! – почти взвизгнула я и уронила карты.
- Что же ты такая неловкая, Розалин, - засмеялся он, переворачивая их вверх крапом. – Выдала меня с головой.
- По-моему, тут дело не в игре? – догадалась София, укоризненно покачав головой.
- Совсем не в ней! – ответила я сердито, пытаясь встать.
Этьен отпустил меня, и я поспешно вскочила и отбежала на несколько шагов.
- Не обращайте внимания, - сказал граф, посмеиваясь. - Это она при вас стесняется, а наедине у нас полное взаимопонимание.
- Тогда тем более не надо смущать женщину в нашем присутствии, - заметил месье Огюст.
Судя по взгляду Софии, который она бросила на меня, она слишком сомневалась в способности Розалин к смущению.
- Схожу в кухню, проверю, замариновали ли мясо к завтрашнему обеду, - сказала я, стараясь сохранить достоинство. – С вашего позволения.
Я направилась к выходу, а вслед мне уже летел голос графа – ленивый, чуть насмешливый:
- Проверь, проверь. Потом расскажешь, как там все промариновалось.
- Ты невозможен, Этьен, - упрекнула его мать, но без особой строгости. – И не хватит ли тебя вина, в самом деле?
- Что ты ворчишь, мама? – ответил он, когда я уже выходила из гостиной. - Моя жена молчит, значит, ее все устраивает...
Но меня не устраивало. При одном воспоминании о том, что он вытворял со мной, у меня подкашивались колени, и перехватывало дыхание. Я не была наивной дурочкой и прекрасно понимала, что это значит – мне нравится чужой муж. Слишком нравится.
Напрасно я говорила себе, что он слишком язвителен, даже груб, бесстыден, к тому же, и такой мужчина может понравиться разве что кухарке – все это были пустые отговорки. Он понравился мне. С самого первого взгляда. Понравился своей одержимостью, своим напором… Но это был чужой муж. И его интересовала лишь жена, а никак не Роза Дюваль, о существовании которой он и не подозревал.
Все это не добавило мне спокойствия, и я, простояв в пустой кухне минут двадцать, пошла в спальню с тяжелым сердцем.
Вчерашней ночью я спала, как младенец, но смогу ли уснуть сегодня? После того, как он пытался… пытался…
Дверь в комнату я открывала с опаской, боясь увидеть там графа, но в спальне было пусто. Поразмыслив, я решила снова лечь одетой. Развязывая ленточки на туфлях, я присела в кресло. На мне были тонкие шелковые чулки со стрелками и я не удержалась – подтянула подол повыше, чтобы полюбоваться ими. Граф тоже хотел их коснуться… Меня окатило душной, жаркой волной, и я упрекнула себя в распущенности, опять и опять повторив мысленно: чужой муж, он – чужой муж, ты не имеешь на него никакого права.
Я так глубоко ушла в свои переживания, что когда дверь распахнулась, испуганно вскинула голову.
- Что это ты так испугалась? – граф вошел в спальню и закрыл за собой дверь, задвинув внутренний крючок в петлю. – Наверняка, делала что-то предосудительное? Писала письмо очередному любовнику?
Я промолчала, да он и не ждал ответа.
Продолжая сидеть в кресле, я следила за ним взглядом – настороженно, не зная, чего ожидать дальше.
- Надо сказать, в церкви ты огорошила меня своими познаниями в истории, - как ни в чем ни бывало заговорил Этьен, медленно расстегивая пиджак.
Граф стоял лицом к зеркалу, но смотрел на меня, и я заерзала в кресле, как на иголках.
- Помнится, раньше ты называла историю замшелой наукой для замшелых стариков, - он снял пиджак, бросив его в кресло, как и в прошлую ночь, и повернулся ко мне лицом, принимаясь за пуговицы на рубашке и не спуская с меня глаз. – Я все думал над твоими словами, что люди меняются. И рад, что ты изменилась в лучшую сторону. Заинтересовалась историей, а не любовными интрижками… В самом деле – образцовая жена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но я уже плохо слышала, о чем он говорит, потому что он расстегнул одну пуговицу на рубашке, вторую, третью…
- Что это вы делаете? – спросила я, и голос мой дрогнул.
- А ты не догадываешься? – спросил Этьен преувеличенно вежливо, продолжая расстегивать на себе рубашку. – Всего-то хочу получить то, что причитается мне, как твоему мужу.
- Что? – тихо спросила я, чувствуя дурноту и вовсе не от приятного возбуждения. – Но я же… но вы же…
- Что – я же? – любезно переспросил он, отбрасывая рубашку и расстегивая поясной ремень.
- Вы же сказали, что вам противно прикасаться ко мне!
- Противно, - согласился он. – Но сегодня ты так сладко на мне ёрзала, что я, пожалуй, согласен потерпеть.
Потерпеть?!
Я впилась в графа взглядом, лихорадочно соображая, что предпринять, и выпалила:
- Врач запретил мне заниматься любовью! Я больна!
Надо ли говорить, что он мне ничуть не поверил и продолжил раздеваться, уже разувшись и спуская верхние штаны.
- Чем же ты больна? – спросил он с издевкой.
Я попыталась вспомнить хоть одну болезнь, о которых иногда и шепотом говорили артистки, но муж графини только расхохотался, видя мои старания.
- Не пытайся меня обмануть, - сказал он, уже собираясь снять подштанники. – По тебе видно, что ты здорова – так и светишься! Да и когда бы ты успела посетить врача, если уехала из столицы так быстро?
- Я ходила к местному врачу, - нашлась я. – К месье Белюзу, у него рекомендации от его высочества Франца-Иосифа. Он сказал, что я не могу забеременеть из-за того, что слишком стараюсь это сделать. Мне надо отдохнуть… месяца три-четыре…
По лицу Этена невозможно было понять – поверил он мне или нет. Но он остановился, и я мысленно себя с этим поздравила.
Но тут он сказал – медленно, прищуривая глаза и сбрасывая на пол подштанники:
- Что-то я тебе совсем не верю.
Больше я не раздумывала – бросилась бежать, но не успела даже схватиться за дверную ручку. Граф де ла Мар догнал меня в два прыжка, обхватил сзади поперек туловища и легко подтащил к кровати, бросив на перину.
- Не выйдет, Розалин, - сказал он, вставая на постель коленом и нависая надо мной. – Я пока твой муж, и я хочу тебя.
![]()
Глава 10. Нежнее розы![]()
Вина было выпито слишком много, это Этьен понял, когда ни с того ни с сего начал раздеваться перед своей женой – раздеваться напоказ, наслаждаясь тем, как ее нежное лицо вспыхнуло смущенным румянцем, а потом побледнело. Затворничество и в самом деле принесло Розалин только пользу. За эти несколько дней он был приятно удивлен, что она перестала скандалить по любому поводу, была мила и уважительна с его матерью, а уж ее набожность и вовсе заслуживала медали «Жена года».
За эти дни она смогла удивить его, поразить и… очаровать снова. Этьен злился на себя и ненавидел Розалин, потому что понимал, что все ее уловки – это ложь, только чтобы он перестал добиваться развода. Сейчас она притворится скромницей, какую строила из себя до свадьбы, а когда он поверит, размякнет и снова начнет бегать за ней влюбленным песиком – ударит под дых.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Изменяла ему направо и налево, и даже не выказала смущения, когда он застал ее вместе с любовником - в библиотеке, на приеме у принца… задрав юбку, как шлюха из подворотни… И еще с кем! С этим кретином Пужи – безвольным слабаком, единственным достоинством которого был рано почивший богатый отец.
Глава 10. Нежнее розы