К ужину эта женщина появилась в гостиной, как ни в чем ни бывало разговаривала с его матерью, шутила с Огюстом, а Этьен не спускал с нее глаз, подмечая то, что видел и раньше, но не придавал этому значения.
Голос у нее не такой низкий, как у Розалин. И когда она садится в кресло, никогда не забрасывает ногу на ногу, как всегда делала его жена. И ни одного украшения – ни колец, ни ожерелий, ни браслетов, только скромные серьги-жемчужинки. А ведь Розалин любила выходить к ужину сверкая, как языческая богиня.
Жемчужные сережки! Розалин никогда не надела бы таких. И никогда ей не пришло бы в голову закрывать газовым шарфиком декольте. А эта закрывала. И знала об императоре Нероне и его скромнице-жене.
Этьен потер подбородок и усмехнулся.
Значит, эта чертовка опять провела его.
Но возможно ли найти такого похожего человека?.. Может, он ошибается, и эта женщина, все-таки – его жена? Просто притворяется, хочет заслужить возвращение в столицу.
Надо узнать обо всем точно.
Ночью Этьен не пришел в спальню, опять совершив путешествие – на сей раз до столицы и обратно. Он успел к утру, и, хотя провел несколько бессонных часов, усталости не чувствовал.
В доме еще спали, и граф не утерпел – на цыпочках прошел к спальне и приоткрыл дверь.
Женщина, спящая в постели, была похожа на Розалин – и не похожа. Похожа чертами, цветом волос, но… красивее, гораздо красивее. Или это ему кажется?
Она лежала разметавшись, обняв подушку, на которой он спал в прошлый раз, и забросив ногу на скомканное одеяло. Ночная рубашка задралась, обнажив тонкую щиколотку, округлую крепкую икру и белое колено, так и светившееся в полумраке. Волосы окутали лицо и шею, как темный шелк, и Этьен словно наяву ощутил пальцами их прохладную гладкость.
Он с трудом оторвался от столь соблазнительного зрелища и бесшумно прикрыл двери.
Потом он прошел в гостиную и достал из дорожной сумки то, за чем ездил в столицу – несколько огромных цветов, размером с мужскую ладонь, погруженных стеблями в плоскую глиняную вазу-чашу. Лепестки были похожи на мягкие иголки, а сами цветы – на непомерно разросшиеся одуванчики, правда, лилового цвета.
![]()
Поставив чашу на стол, Этьен полюбовался цветами, заранее предвкушая момент, когда эта женщина увидит их.
И все станет ясно – Розалин это или… другая обманщица.
Он думал, что не уснет, но прилег на диван в гостиной и не заметил, как задремал. Проснулся он от легких шагов – как будто кто-то прошел в комнату, замер, а потом поспешил к выходу.
Он открыл глаза как раз в тот момент, чтобы заметить, как исчез за косяком двери край розового платья – конечно же, это та женщина. Кто еще может убегать от него?
За завтраком мать отметила, что он слишком бледный и поинтересовалась, хорошо ли он спал.
- Совсем не спал, - весело признался Этьен, хитровато поглядывая на ту, что в образе Розалин сидела рядом с ним, чинно намазывая апельсиновый мармелад на ломтик хлеба. – Ездил кое-что прикупить.
Она почти испуганно вскинула на него глаза, и он мысленно поздравил ее за прекрасное чутье – лисичка почувствовала ловушку. Вот только она не знает, где ловушка, и обязательно в нее попадется.
- Съездил в королевскую оранжерею, чтобы тебя порадовать, - сказал он как можно теплее. – Надеюсь, цветы тебе понравятся.
- Ты сумасшедший, - вздохнула мать. – Но это так очаровательно – гнать за столько миль, чтобы подарить жене букет, - и она выразительно посмотрела на мужа.
Месье Огюст сделал вид, что не расслышал ее слов, углубившись в чтение свежей газеты.
Этьен едва дождался окончания завтрака и повел лисичку в гостиную, держа за руку и чувствуя, как дрожат тонкие, прохладные пальцы.
При свете солнца цветы выглядели еще великолепнее, и их нежную красоту как нельзя лучше подчеркивала грубоватая ваза из глазированной некрашеной глины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Прими мои искренние извинения и цветы, - сказал Этьен, целуя руку женщины, которая смотрела на вазу, не подходя к столу. – Тебе нравится?
Мать заглянула в комнату и сразу исчезла, не желая мешать.
- Тебе нравится, Розалин? – повторил Этьен, уже понимая, что ловушка захлопнулась и лисичка угодила в нее обеими лапками.
Женщина улыбалась. Вернее, губы ее чуть дрогнули в улыбке.
- Это артишок, - сказала она, и глаза ее смешливо прищурились. – Они не растут в королевской оранжерее.
- Ах, обманщики! – возмутился Этьен. – А мне сказали, что это самый дорогой цветок, привезен из Китая, как его там… лотос, кажется. Тогда я прикажу, чтобы Сесиль их выбросила. Надо было купить обыкновенные розы, вот я олух…
Она высвободила руку из его ладони и подошла к столу, склонившись над цветами артишока.
Помимо воли Этьен залюбовался ее точеным профилем, когда она с улыбкой поправила цветы, чтобы они легли головками на края вазы.
- Не надо их выбрасывать, - сказала эта женщина. – Пусть артишок и обыкновенный, он все равно очень красив. Думаю, ему самое место здесь, в гостиной графа де ла Мар.
- Да, он красив, - согласился Этьен, подходя к столу и становясь ее за спиной, - хотя и вырос на грядке в огороде, а не в оранжерее. Тот случай, когда овощ играет роль цветка – и у него это хорошо получается. Так я прощен?
Она быстро оглянулась на него через плечо и густо покраснела. Интересно знать – отчего? Оттого, что он встал слишком близко? Или есть другие причины? Розалин не умела краснеть. Врала, не краснея. А эта…
И артишок.
Этьен не сдержал усмешки.
Когда-то он поставил артишок в букете, в гостиной в столичном доме. Розалин тогда шумно восторгалась цветком, называла его индийским лотосом и хвасталась им перед знакомыми, пока он не сказал, что это – простой овощ. Тогда Розалин выбросила цветок с презрением и запретила ставить его в вазу. У нее должно было быть все только самое красивое, самое изысканное, и артишоку было отказано от дома де ла Маров навсегда.
Но женщина, так похожая на Розалин, этого не знала. И смотрела на скромный цветок с удовольствием.
- Благодарю за подарок, - сказала она тихо. - Считайте, что вы прощены. И пообещайте, что больше никогда не поступите со мной так, как в тот раз…
- Так – никогда больше! – торжественно поклялся Этьен и тут же наклонился к ней, прошептав на ухо: - Но мы можем устроить что-нибудь другое. Как в нашу первую брачную ночь.
Она замерла, словно затаилась, но не убежала и ничего не сказала. Значит, ему не почудилось, и вчера строгая малышка была… не такой строгой. Этьен осторожно обнял ее и прижался к ней бедрами. Странно – он думал, что только Розалин способна доводить его до бешеной страсти, но сейчас перед ним была другая женщина (если только Розалин, пока жила здесь, не ударилась головой и не потеряла местами память), а страсть захлестнула так сильно, как никогда раньше. Может, причина в том, что сослав Розалин в провинцию, он жил, как монах – отдаваясь одной работе? Или в том, что эта женщина так похожа на его жену? Или, наоборот – не похожа?..
- Я очень искренне сожалею, что напугал тебя вчера, - прошептал он ей на ухо, и она вздрогнула, но не отстранилась. – И хочу загладить вину. А ты хочешь?..
Ему пришлось повторить вопрос еще раз, прежде чем она поняла его смысл.
- Сожалею, - ответила она тоже шепотом, - но доктор мне запретил… Прошу, не настаивайте…
Как будто можно было не настаивать, когда внизу живота все уже ныло от сладкой боли, и хотелось только одного – получить ее по-настоящему, всю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Но мы тебе ничуть не навредим, - продолжал нашептывать ей Этьен. – Просто сделаем все, как в нашу первую ночь – только поцелуи… только прикосновения… Такие невинные, ничего не значащие…
Она смутилась до слез и попыталась освободиться, но граф развернул ее к себе лицом и обнял одной рукой, другой лаская шелковистую женскую щеку:
