Тоха: конкуренты, что ли, какие-то?
Росомаха: типа!
Росомаха: лан, слушай… мне бежать пора. Ок?
Тоха: только не говори, что ты опять собралась охотиться на этого своего генерал-майора
Росомаха: не, сегодня точно не. Я к Лешке!
Росомаха: все, я побежала, пока!
Тоха: пока!
Руслана откинулась на спинку кресла и улыбнулась. Снова переключилась на вкладку Википедии. Фотографии нет, конечно, но статья в два абзаца — вот она. Есть. Сама, свое. Без чьего-либо вмешательства или помощи. В такие моменты Росомаха точно знала, что поступила правильно, выбрав журналистику и задвинув папу с его юрфаком. Будто бы ей самой нужны подобные доказательства собственной состоятельности.
В Африке, к примеру, все было куда проще. Там лишь бесконечная дорога, дорога, дорога. И люди, такие непохожие на тех, к которым она привыкла. Здесь, дома, все снова становилось сложным, а она бегала от сложностей.
«И не уверяйте меня, что вам не интересно широкое признание и карьерный престиж», — вспомнилось ей вдруг. И это воспоминание снова ее рассердило.
Неделя прошла. Неделя с памятного обеда с представителем журнала «À propos» Ольгой Залужной. И как Руська ни пыталась об этом забыть — никак не выходило.
Вообще-то она была довольно отходчивой барышней. Ей всегда оказывалось проще на что-то забить, чем мучиться. Но здесь, увы, не тот случай.
Голова Русланы Росохай устроена странным образом. Всякая обида беспокоила ее лишь поначалу. Потом проходили дни и недели, и она переставала сердиться на обидчиков, зато начинала сердиться на себя, постепенно переваривая в черепушке все случившееся с ней. И приходила к закономерному выводу: сама дура!
Но сейчас период самоедства еще не наступил. И злилась она на «À propos» с их гребаными предложениями.
Чтобы хоть как-то отвлечься, попробовала следить за дядей Пашей. Четыре дня каталась за ним по городу, рискуя оказаться замеченной. С ее новой машиной солнечного окраса — раз плюнуть. Потом забила. Он и ездил-то только на работу и с работы. В клуб больше не совалась. Изучала профили Алин Соловьевых в соцсетях, пытаясь вычислить ту самую. Но с этим тоже выходило глухо. Хоть бери и объезжай все возможные Ульяновки. Месяца за два-три справится!
Проблема в том, что по зрелом размышлении вся эта возня была лысой вороной. Шума много — толку никакого. И главное — непонятно для чего.
Потому, в конце концов, на один день Руська забила и на это. С самого утра, когда отзвонился Шаповалов с приглашением на собственный день рождения. Отказать ему она повода не видела. Леша Шаповалов был хорошим другом и помогал ей на первых порах обращаться с камерой, когда Руслана еще не представляла, с какой стороны держаться за фотоаппарат. Несколько его простеньких уроков — и она научилась сносно снимать. Во всяком случае, для блога хватало.
Потом у Леши Шаповалова началась пруха. И он стал весьма популярен среди сонма медиаперсон, олигархов и политиков, заказывавших у него фотосессии. Такими заработками и жил, иногда все же пускаясь в путешествия за вдохновением. И до сих пор жалел о том, что не позволил себя убедить ехать с Росохай в Африку.
Но контракты, графики, гонорары. Леша себе не принадлежал. А Руська собственную свободу ценила настолько, что не связывалась с такими, как «À propos». Предложения-то посыпались. Еще как посыпались!
В очередной раз победив себя во внутреннем споре относительно того, правильно ли она живет, а заодно победив госпожу Залужную как олицетворение того, от чего она бегала, Руська выдернула из шкафа свое единственное платье — смешное, ярко-зеленое, с огромными черно-фиолетовыми силуэтами котов и домов по подолу, едва прикрывавшему задницу. С университетских времен, все еще любимое и лишь потому не выброшенное в мусорное ведро. Некоторое время Руслана рассматривала причудливый рисунок. Потом поджала губы и запихнула вешалку с платьем обратно. Джинсы. Вечные джинсы. Если она в них даже на МедиаНу приперлась, то к Лешке сам бог велел.
В итоге в 18:30 лохматое создание из семейства куньих в необъятном красном шарфе и берцах, вооружившись обернутой блестящей ленточкой африканской маской народа фанг, привезенной собственноручно из Камеруна, топало в ресторан, где должно было проходить мероприятие. Мероприятие — и Лешка Шаповалов. Два слова так странно увязывавшихся в одном предложении.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Росомаха! — радостно приветствовал ее модно подстриженный виновник торжества, непривычно одетый в явно брендовый костюм. Увидела бы на улице — не узнала бы. Ее Лешка носил растянутые футболки, был в меру лохмат и небрит. А еще весь пропах сигаретами, тогда как сейчас благоухал явно недешевым парфюмом. — Я уж думал все, пропала наша Муха!
— Не пропала, жужжит, — ответила Руська. Второй ее кличкой было Муха. Но единственный человек, которому было позволено так ее называть, — это Шаповалов. Она сунула ему в руки подарок и бодренько проговорила: — Хорошей охоты!
Лешка вцепился в маску и благоговейно выдал:
— Это оттуда, да?
— Ага. И даже не из сувенирной лавки. Настоящая.
— Могла бы и не уточнять! И так ясно, на то ты и Росомаха!
Через мгновение Лешка сжал ее в своих медвежьих объятиях, которые она неожиданно для себя узнала и удостоверилась — это все-таки ее Лешка! А потом отправил слоняться в толпе гостей. На всех бедолаги попросту не хватало.
Правда, и сама Руслана, толком никого здесь не зная, подумывала о том, как бы незаметно свалить. Но слишком быстро тоже нельзя. Потому, чтобы не привлекать лишнее внимание своим не вполне форматным внешним видом, она присмотрела себе уголок возле окошка, где можно незаметно занять наблюдательную позицию. И, потянувшись к подносу с шампанским из числа тех, что были расставлены на небольших столиках по всему залу, от неожиданности резко отдернула руку, наткнувшись на чужую ладонь, тянувшуюся за тем же самым бокалом. Негромко хихикнула и подняла глаза, теперь уже столкнувшись взглядом с… Лукиным. Егором Андреевичем.
— Вот же блин! — выдохнула Росомаха.
— Это шампанское, — уточнил Лукин. — Привет!
— Здрасьте! — Руслана таки подхватила бокал, на который нацеливалась изначально, сделала глоток и выпалила: — Надо же! И правда!
— Как продвигается расследование?
— Хотите у себя результаты напечатать? Вряд ли мы сойдемся в цене.
— Нет, не хочу.
— Ну и отлично! А Шаповалова откуда знаете? Он что-то снимал для вашего журнала?
— Да, и не раз. Мне нравится, как он работает.
— Повезло ему… или вам… черт, я запуталась, — Руслана снова пригубила шампанское, неожиданно для себя приметив идеально блестящие носки идеальных туфель на, несомненно, идеальных ногах собеседника, едва не поперхнулась и, подняв глаза, посмотрела Лукину прямо в лицо — тоже идеальное. — Но он хотя бы может быть уверен в своих заслугах, верно? У него, вроде, знаменитых родственников нет, чтобы подсовывать их вам, лишь бы в «À propos» засветиться?
— Не понял, — Егор удивленно вскинул брови. — Ты о чем?
— Не валяйте дурака, вы все поняли! — вспылила Росомаха, шандарахнула бокал на поднос и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, едва сдерживая гнев, ломанулась прочь. И даже не представляла, как продержаться остаток вечера.
Егор долго провожал ее недоуменным взглядом, пытаясь понять, что это такое сейчас было. Не то чтобы это имело для него большое значение — даже в самой альтернативной реальности Лукин ни на что не претендовал, но подобный выпад со стороны Росомахи был странным и, что важнее, необъяснимым.
Руслана затерялась среди многочисленных гостей, и Егор почти пришел к выводу о нелогичности поведения женщин в некоторые периоды их жизнедеятельности, когда в поле его зрения попала Ольга. Она что-то живо говорила Шаповалову, тот кивал, но выглядел так, словно пытался отойти к другим гостям. Залужная, словно не замечая, подхватила его под руку, продолжая блистать улыбкой и, наверняка, текстом. Егор почти слышал, что именно она говорит.
