восемь раз больше, но иметь право выбрать место по своему желанию. Были и такие, кто был готов швырнуть на ветер бешеные деньги, чтобы получить возможность несколько часов в день пожить в бедности, а другие мечтали путешествовать, не покидая собственного дома, – скажем, прогуляться по Индии без риска подхватить диарею или полюбоваться полярной зимой, сидя у себя на диване босиком и в пижаме. Правда, попадались и весьма предприимчивые люди, и для них подключение к какой-нибудь адвокатской конторе в Дохе давало шанс ночь напролет прогуливаться по столу, заваленному документами и бумагами, которые никто посторонний не должен видеть. Или вот еще: всего три дня назад отец безногого мальчика из Аделаиды заказал Грегору соединение с “благовоспитанным хозяином”, который занимался бы экстремальными видами спорта в каких-нибудь “райских местах”. В своем письме он сообщил, что готов заплатить за это любые деньги. Иногда, правда, клиенты не имели такого ясного представления о том, что бы им хотелось получить, и Грегор отправлял им две-три таблицы, к которым прилагалось несколько картинок или видео. Случалось, что он и сам восхищался соединениями, подготовленными к продаже. И тайком даже пользовался свалившимся на него даром “вездесущности”. Грегор наблюдал, как его “хозяева” спят, едят, принимают душ. Кто-то допускал кентуки лишь в строго отведенные для него зоны, кто-то позволял разгуливать повсюду и совершенно бесконтрольно, и не раз Грегор от скуки, пока хозяева отсутствовали, развлекался, осматривая квартиры и все, что там имелось.
– Теперь мы экономим по пятьдесят кун в неделю, сынок, – сообщил отец, показывая ему свой пустой стакан.
Грегор сообразил, что все еще держит в руке йогурт. Он сделал глоток и сразу понял, что имел в виду старик: тот уже не покупал его в магазине, а сам готовил на кухне. Грегор с большим трудом удержался, чтобы не выплюнуть йогурт обратно в стакан, и с улыбкой проглотил его.
* * *
Марвин побродил по витрине вокруг пылесосов, потом решил немного понаблюдать за улицей. Магазинчик был маленьким и темным, это стало понятно по отражению в стекле. Продавали здесь электробытовые приборы. Но сам кентуки в отражение не попадал, он и вообще до сих пор ни разу не видел своего отражения, поэтому Марвин не мог ответить на вопросы приятелей, каким именно зверем ему выпало стать. Когда кентуки издавал невнятные звуки, то, что доносилось до Марвина из динамиков планшета, тоже не проясняло ситуацию, это напоминало как крик хищной птицы, так и скрип открывающейся двери. Он по-прежнему не знал, ни в какой город попал, ни кто был его “хозяином”. Мальчик рассказал друзьям про снег, но это вроде бы не произвело на них большого впечатления. Тотчас посыпались шуточки на тему, чем задница принцессы или квартира в Дубае лучше снега, а потом ребята выдвинули последний аргумент: этот его снег нельзя даже потрогать. Но Марвин-то понимал, что они ошибаются, и если только он доберется до снега и посильнее толкнет кентуки в очень белый и очень пышный сугроб, там останется его след. А это все равно что собственными пальцами дотронуться до чего-то на другом конце света.
Два квадратных метра витрины, где он теперь обитал, казались ему все более тесными. Марвину стало так скучно, что он рискнул на время оставить кентуки без присмотра и немного поучиться. Ведь книги лежали перед ним – да, они, как всегда, лежали перед ним, но были такими неинтересными, что Марвин даже придумал игру: иногда он медленно открывал их, воображая, будто это памятники какой-то древней цивилизации. Но потом всегда возвращался к своему кентуки, в ту вечную непроглядную ночь, где мимо витрины почти никогда никто не проходил. Однажды перед ней остановился пожилой мужчина и принялся разглядывать кентуки. И Марвин заставил того покрутиться вокруг своей оси – сначала в одну сторону, потом в другую. Мужчина поаплодировал и слишком громко захохотал, поэтому Марвину показалось, что тот сильно навеселе. А еще как-то раз к витрине подошел мальчик, он был старше Марвина и, учись они в одной школе, никогда не обратил бы на него внимания. Мальчик в знак приветствия стукнул по стеклу кольцом. Потом подмигнул и двинулся дальше. На следующий день он снова оказался перед витриной. И на следующий тоже. Марвину мальчик нравился, как нравился и звук, с которым кольцо ударялось о стекло. Иногда Марвину казалось, будто тот заворачивает сюда специально, чтобы поздороваться с кентуки.
Однажды вечером, когда основной свет в витрине уже погасили, кто-то поднял кентуки с пола. И Марвин сразу увидел совсем другую картину: полки, уставленные радиоприемниками, миксерами, кофемолками, кофеварками, а еще – прилавок и сверкающие полы. Помещение было маленьким, как он и предполагал, но до отказа забитым товаром и зелеными растениями. Кентуки поставили на стол в самом центре комнаты – кажется, единственный здесь. Наконец-то Марвин мог разглядеть все целиком, и это произвело на него потрясающее впечатление.
Он в отчаянии стал искать зеркало или хоть какую-нибудь гладкую поверхность, чтобы взглянуть на собственное отражение и узнать, каким же зверем ему довелось стать. Женщина, которая принесла его сюда, была толстой и старой, но она бойко сновала туда-сюда, протирая тряпкой все, что попадалось ей под руку. Она открыла боковую дверь витрины, которую Марвин ни разу не видел открытой, и занесла оттуда внутрь пылесосы. Потом наклонилась над кассой, и долго были видны лишь ее ноги, а с другой стороны иногда высовывались серые перья метелки для пыли. На стене за прилавком висели часы, штук семь, и все они показывали час и семь минут. Марвин не понял, почему женщина делает уборку ночью, в столь не подходящее для этого время, как не понял и того, хозяйка она здесь или простая уборщица. Он вспомнил слова матери, которая утверждала, что никто не уберет за тобой грязь лучше, чем ты сам, а эта женщина явно очень старалась. Он увидел, как она нагнулась, положила метелку на стол и снова взяла в руки замшевую тряпку. И тогда Марвин решил показать ей свой коронный номер: стал кружить по столу, а также открывать и закрывать глаза, издавая глухие и печальные звуки. Женщина обернулась, чтобы посмотреть на него. Марвин тотчас встряхнулся, не двигаясь с места, как, по его представлению, встряхивается мокрая собака, после чего приблизился к самому краю стола. Ничего другого он не мог ей продемонстрировать. Женщина обошла стол, не сводя с кентуки глаз. Теперь она стояла почти вплотную к столу, и зеленый рабочий фартук, завязанный сзади, занял собой весь экран. Марвин посмотрел вверх, так как хотел проверить, не перестала ли она улыбаться, и
