— Что вы все на меня накинулись? — сказала она жалобно. — Почему я не могу покататься со знакомой?
— Хороша знакомая, — сказала Святая Тревога. — Ты ее сегодня в первый раз видела. — И она больно ущипнула Непорочность повыше локтя.
— Ой! — вскрикнула та. — Ой, не надо… свинья. Тут они все принялись ее щипать, но места выбирали с точным расчетом, чтобы не смять ее крылья и нимб, поскольку это не было оргией. (В своих спальнях они иногда давали себе волю, но не здесь же, не в классной у леди Метроленд, да еще перед серьезной премьерой!)
— Ой, — стонала Непорочность. — Ой, ой, ой, не надо… свиньи, гады, сволочи… ну хорошо, я скажу, я думала, что она мужчина.
— Что она — мужчина? Чушь какую-то мелешь.
— Она и с виду похожа на мужчину и… и ведет себя так. Она сидела за столиком в кафе. Без шляпы, а юбки не было видно… ой… не могу я рассказывать, когда вы щиплетесь… и она мне улыбнулась… ну, а я подошла и попила с ней чаю, а она говорит, не хочу ли я с ней покататься на машине, ну, я согласилась… Ой… лучше бы не соглашалась.
— А что она говорила в машине?
— Не помню… ничего особенного.
— А все-таки? Нет, ты скажи. Если скажешь, никогда больше не будем тебя щипать. Скажи мне на ушко, Непорочность, ты извини, если я тебе сделала больно. Сейчас же скажи, а то хуже будет.
— Да не могу я. Говорю вам, не помню.
— Ну-ка, девочки, подбавьте ей.
— Ой, ой, перестаньте. Сейчас скажу. Они сдвинули головы и были так увлечены ее рассказом, что не заметили, как вошла миссис Оранг.
— Опять грызня, — прогремел грозный голос. — Девочки, мне за вас очень стыдно.
Миссис Оранг была великолепна в вечернем платье из толстой золотой парчи с вышитыми по нему библейскими текстами.
— Мне за вас очень стыдно, — повторила миссис Оранг. — И опять вы довели Непорочность до слез, перед самым представлением. Если уж вам обязательно надо к кому-то цепляться, так зачем именно к ней? Пора бы уж вам знать, что, когда она плачет, у нее краснеет нос. Как, по-вашему, хорошо я буду выглядеть, когда займу свое место перед толпой ангелов с красными носами? Но куда там, вы только и думаете, что о собственных удовольствиях. Шлюхи. — Последнее слово она произнесла с такой экспрессией, что ангелы задрожали. — Не будет вам сегодня шампанского, ясно? И если хоть раз собьетесь, всем закачу хорошую порку, ясно? Ну, пошли, и ради всего святого, Непорочность, приведи в порядок свой нос. А то посмотрят на тебя и решат, чего доброго, что у нас собрание по борьбе с пьянством.
На первом этаже, куда безутешные ангелы спустились двумя минутами позже, все было блеск и великолепие. У подножия лестницы Марго Метроленд с каждой из них здоровалась за руку, тут же оценивая ее опытным глазом.
— Вам что-то невесело, дорогая, — успела она шепнуть Непорочности, пока вела их через весь бальный зал к отгороженной орхидеями эстраде. — Если у вас есть желание переменить обстановку, скажите мне в конце вечера, я могу предложить вам работу в Южной Америке. Я не шучу.
— Ой, большое спасибо, — сказала Непорочность. — Но как же я могу уйти от миссис Оранг?
— Ну, вы это обдумайте, крошка. Такой хорошенькой девушке, как вы, грех тратить жизнь на пение гимнов. И вон той девушке, рыженькой, тоже передайте, что я, вероятно, смогу найти ей место.
— Кому? Кротости? Вы от нее держитесь подальше. Она черт в юбке.
— Что ж, некоторым мужчинам такое по вкусу, но чтобы баламутить других девушек — это мне не нужно.
— А она уж так баламутит, что будьте покойны. Вот, видите, какой синяк?
— Бедняжка!
Марго Метроленд и миссис Оранг поднялись вместе с ангелами по ступенькам между орхидеями и расставили девушек в глубине эстрады, лицом к залу. Непорочность оказалась рядом со Святой Тревогой.
— Пожалуйста, Непорочность, прости, если мы сделали тебе больно, — сказала Святая Тревога. — Я-то ведь совсем не сильно щипалась, правда?
— Кой черт не сильно, — сказала Непорочность. — Отстань. К ее руке потянулись немного липкие пальцы, но она сжала кулак. Уеду в Южную Америку, буду работать у леди Метроленд… А Кротости и не подумаю про это рассказывать…
Она устремила взгляд прямо перед собой, увидела миссис Пэнраст и опустила глаза.
В бальном зале были тесными рядами расставлены легкие золоченые стулья, на всех стульях сидели люди. Лорд Вэнбру, удобно пристроившись возле двери, через которую можно было улизнуть к телефону, обозревал гостей. Все это были люди, в том или ином смысле примечательные. Марго Метроленд вышла вторично замуж [5] по нескольким, одинаково суетным, соображениям, главным из которых было ее желание восстановить в глазах света свою несколько пошатнувшуюся репутацию, и сегодняшнее сборище доказывало, что это ей удалось, ибо многие могут принять у себя премьер-министра, герцогиню Сэйлскую и леди Периметр, и кто угодно может принять и принимает (часто скрепя сердце) Майлза Злопрактиса и Агату Рансибл, но только вполне уверенная в себе хозяйка дома решится пригласить одновременно эти две категории гостей, столь несхожие по своим правилам жизни и нормам поведения. Рядом с Вэнбру, у самой двери, стоял человек, словно олицетворявший те перемены, что произошли в Пастмастер-хаус, когда миссис Бест-Чедвинд превратилась в леди Метроленд, — корректный мужчина пониже среднего роста, чья черная борода, ниспадавшая на грудь тугими блестящими завитками, почти совсем скрывала надетые на шее ордена св. Михаила и св. Георгия. На левом мизинце поверх белой перчатки — большой перстень с печатью, в петлице — орхидея. Глаза, молодые, но очень серьезные, оглядывали собравшихся; время от времени он отвешивал четкий, изящный поклон. Несколько человек проявили к нему интерес.
— Гляди, какой бородач с медалью, — сказала Кротость Вере.
— Кто этот чрезвычайно самодовольный молодой человек? — спросила миссис Блекуотер у леди Троббинг.
— Не знаю, милочка, он же тебе поклонился.
— Нет, милочка, это он тебе поклонился.
— Как любезно с его стороны, я не была уверена… Он немножко напоминает мне нашего милого князя Анрепа.
— Так приятно по нынешним временам увидеть кого-то, кто действительно… ты не находишь, дорогая?
— Ты это про бороду?
— Между прочим, и про бороду, милочка.
Отец Ротшильд плел нити заговора с мистером Фрабником и лордом Метролендом. Он оборвал себя на полуслове.
— Простите, — сказал он, — но шпионы проникают всюду. Вот тот человек с бородой, вы его знаете?
Лорд Метроленд ответил, что он как будто имеет какое-то отношение к министерству иностранных дел; мистеру Фрабнику помнилось, что где-то он с ним встречался.
— Вот именно, — сказал отец Ротшильд. — Я считаю, что нам следует продолжить наш разговор при закрытых дверях. Я за ним давно наблюдаю. Он кланяется через весь зал в пустоту и людям, которые сидят к нему спиной.
Великие мужи удалились в кабинет лорда Метроленда. Отец Ротшильд бесшумно притворил дверь и заглянул за портьеры.
— Дверь запереть? — спросил лорд Метроленд.
— Нет, — отвечал иезуит. — Замок не помешает шпиону слушать, — но нам он помешает поймать шпиона.
— Никогда бы до этого не додумался, — восхищенно произнес мистер Фрабник.
— Какая хорошенькая эта Нина Блаунт, — сказала леди Троббинг, прилежно лорнируя зал из первого ряда. — Но тебе не кажется, что она немножко изменилась? Можно подумать…
— Ты решительно все замечаешь, милочка.
— А что же нам, в наши годы, еще и остается, дорогая! Но у меня в самом деле впечатление, будто она что-то пережила такое… она сидит рядом с Майлзом. Ты знаешь, я сегодня получила весточку от Эдварда. Он возвращается в Англию. Для Майлза это будет страшный удар, ведь он все это время жил в доме Эдварда. А я, скажу тебе по секрету, даже отчасти рада, потому что Энн Опалторп, она живет через улицу, говорила мне, что там такое творится… сейчас у него живет один приятель. Очень странный человек, автомобильный гонщик. Но этого ведь все равно не скроешь, лучше и не пытаться… А вон миссис Пэнраст… да нет же, милочка, ты ее отлично знаешь, она бывшая Элинор Балкэрн… не понимаю, почему Марго приглашает таких женщин, а ты?… Правда, Марго и сама не такая уж святая невинность… а кстати, вон и лорд Мономарк… да-да, владелец этих забавных газет… говорят, он и Марго… разумеется, еще до ее брака (я имею в виду ее второй брак)… но иногда такие вещи затягиваются, правда?… Интересно, где сейчас Питер Пастмастер?… За обедом он, конечно, был, и сколько же он пьет, милочка… а ему ведь всего двадцать лет, ну от силы двадцать один… ах, так вон она какая, эта миссис Оранг. Ужасно грубое лицо… да нет же, милочка, ничего она не услышит. Внешность у нее как у procureuse[6]… но, пожалуй, здесь этого не стоит говорить, как по-твоему?
